бога, осквернили гроб Феодосия.
Из Печер половцы направились в Выдубицкий Всеволожский монастырь и овладели им, пожгли его постройки и церкви, разгромили и подожгли княжеский двор.
И не было сил отразить половецкий выход, потому что Святополк и Владимир Мономах были под Зарубой, в Киеве не оказалось войска, а иные князья лишь радовались, видя несчастья Киева и Переяславля.
Получив тревожную весть из Киева, братья собрали дружины и помчались на север. Уже на подходе к городу встреченные гонцы сообщили им, что отяжеленный полоном Боняк ушел за Рось. Писал позднее Владимир Мономах: «И опять со Святополком гнались за Боняком, и не настигли их. И потом за Боняком гнались за Рось, и снова не настигли его».
Руссы видели лишь страшные следы половецкого набега — стояли на дорогах испепеленные городки и села, лежали в придорожном бурьяне тела умерших в пути от невзгод пленников, и вся степь была изрыта копытами половецких коней, пропахана колесами телег, груженных награбленной кладью.
Дальше идти в степь с малыми силами было опасно, да и кто знал, что предпримут в это время иные половецкие колена, узнав, что киевский и переяславский князья бросили свои города и увели дружины в степь.
Половцы еще не дошли с огромным обозом награбленного под Киевом добра до своих станов, а на Руси уже было известно о их выходе и о том, что Святополк и Мономах вновь понесли урон от иноплеменников. И вновь ожили мятежные князья, и первый среди них неукротимый Олег Святославич.
Уходя от Смоленска, который не принял его, на восток, Олег увел с собой часть смолян. В Рязани он еще более увеличил свою дружину; к тому же были с ним и верные ему черниговцы, стародубцы, тмутараканцы. Из Рязани Олег направился, прибирая к себе новых людей, к Мурому, где сидел сын Владимира Мономаха — Изяслав.
Когда Изяслав узнал о том, что Олег идет на Муром, то срочно послал гонцов в Ростов, Суздаль, на Белоозеро, прося помощи. Направил он также людей к отцу в Переяславль и к старшему брату Мстиславу в Новгород, оповещая их о выходе Олега.
Но пока еще было неясно, что собирается делать бывший черниговский князь, что он хочет потребовать от юного Изяслава.
Через несколько дней намерения Олега прояснились. Он прислал в Муром грамоту, в которой требовал от Изяслава покинуть город, уйти на свой прежний стол в Ростов, потому что Муром, как и Стародуб и иные города, — прирожденные черниговские отчины и принадлежат ему от рождения. «Иди в волость отца своего Ростов, — писал Олег племяннику, — а это волость отца моего. Хочу же я, сев в Муроме, договор заключить с отцом твоим. Это ведь он меня выгнал из города отца моего. Или и ты мне здесь моего же хлеба не хочешь дать?» Поначалу Изяслав заколебался. Он с уважением относился к Олегу Святославичу, чтил его как старшего, как крестного отца своего брата. В семье никогда не говорили плохо об Олеге, какие бы злоключения с ним ни происходили. Даже после ухода Мономаха из Чернигова отец не винил своего двоюродного брата и говорил детям, что ему не следовало занимать Чернигов.
Но уже подходили рати из многих Мономаховых земель; все они выслали воинов на помощь Изяславу. Ставка Гордятич и другие близкие к Изяславу люди, распалясь и желая поживиться за счет Олеговой рати, уговаривали Изяслава проявить твердость, не бояться Олега, и Изяслав ответил тому отказом.
В сентябре 1096 года войско Олега Святославича вышло из лесов и появилось в поле вблизи города. Муромцы открыли ворота и вышли навстречу неприятелю. Для Изяслава это был первый самостоятельный бой. Он и робел — ему все казалось, что делает он дело не так, как это нужно, — и выказывал одновременно слишком большую смелость. Смущало его и то, что ему приходится биться с родным дядей, который более чем вдвое был старше и опытнее его и который крестил в свое время еще его старшего брата. Изяслав, напряженный, с пылающими щеками, пе понимая толком, что происходит вокруг, и отвечая невпопад, сидел на коне, сжав в руке тяжелую изогнутую саблю, готовый дать шпоры коню и ринуться в сечу.
Первым начал бой Олег. Опытный воин, он оставался до времени сзади. Прошли для него те времена, когда он первым кидался в гущу сражавшихся. Теперь Олег вместе со своими поседевшими в боях и странствиях соратниками издали направлял свое войско, посылая подкрепления туда, где его рать прогибалась под натиском полков Изяслава.
Муромский же князь сразу ввязался в бой самолично. Окруженный немногими телохранителями, он двинулся вперед во главе своей муромской дружины и потеснил Олегово войско. Олег видел, как муромцы прогнули чело его войска, и послал туда своих отборных дружинников. Они прорубились к самому княжескому стягу; Изяслав в это время, не помня себя от упоения боя, дрался под самым стягом. Он наносил удары по шишакам противников, и сабля издавала при этом звон, а оглушенные враги падали с коней. В ответ он получал тоже немало ударов. Его броня была уже промята от копейного удара, щит разрублен, а шишак поврежден, но наибольшее число ударов принимали на себя княжеские телохранители, прикрывая Изяслава своими щитами, оттесняя тех, кто стремился пробиться к нему.
Олеговы люди разметали немногих телохранителей Изяслава — к этому времени молодой князь значительно оторвался от своего войска — и бросились к муромскому князю. Первый удар опрокинул его навзничь, оглушил, а второй пришелся в то место, где броня кончается около шеи. Изяслав, заливаясь кровью, упал под ноги коня и был тут же затоптан и чужими и своими всадниками. Его стяг еще мгновение колыхался в воздухе, но тут же рухнул. Муромцы побежали в город, а иные пришлые люди бросились через реку Лесную в окружающие пущи.
Сражение закончилось. Олег медленно ехал по полю, усеянному убитыми и ранеными воинами, к тому месту, где, как он видел, упал Изяслав.
Олег нашел племянника под грудой тел. Он лежал уже бездыханный, с белым лицом, обрамленным светлыми волнистыми волосами, взгляд его мертвых глаз был недвижно устремлен в синь сентябрьского неба, а черты лица были спокойны и сосредоточенны, как будто князь прислушивался к какому-то идущему к нему из глубины сознания голосу.
Муром тут же открыл ворота Олегу, потому что в городе было немало его приспешников. Ростовцев, суздальцев, белозерцев Олег заковал; тело же племянника приказал погрести в монастыре святого Спаса. Затем не мешкая направился к Суздалю.
Мономах и Мстислав новгородский еще ничего не знали об исходе битвы под Муромом, а Олег уже подступил к Суздалю. Суздаль был взят приступом и разграблен. Лучших жителей, тех, что испокон века стояли за Всеволодов дом, он вывез в Муром, а иных даже отослал в Тмутаракань. Следом за Суздалем пал Ростов. Горожане, узнав о гибели Изяслава и участи Суздаля, не сопротивлялись Олегу и открыли ворота.
Олег шел по ростово-суздальским землям, беря город за городом, и скоро весь край до самого Белоозера был уже подвластен Олегу. Повсюду он изгнал Мономаховых наместников и волостелей, поставил своих людей. Искал он Ставку Гордятича, давнего друга Мономаха и своего заклятого врага, но тот ушел лесами в Новгород к Мстиславу.
Олеговы наместники, вирники, волостели, тиуны с первых же дней обложили Мономаховы земли тяжелой данью, потянули в Ростов, где обосновался Олег, деньги, хлеб, пушной товар, ремесленные изделия. Не было в крае смердьего или ремесленного дома, который бы не отдал в пользу князя и его людей самого необходимого. Снова война Ярославовых внуков вылилась в страдания простых селян и горожан, которые на своих плечах выносили все тяжести военной страды, надолго отрываясь от домов, чтобы с оружием в руках защищать своего князя, а теперь кормить и поить победителя и его людей. Олег же, долгие годы лишенный отчин — городов и сел, был, кажется, ненасытен, отягощая христиан все новыми и новыми поборами.
Вскоре в Ростов пришел посол из Новгорода от Мстислава. Он передал Олегу речи его крестника: «Иди из Суздаля и Ростова к Мурому, а в чужой волости не сиди. И я пошлю с дружиной своей просить к отцу своему и помирю тебя с моим отцом. Хотя и убил ты брата моего, то это не удивительно, в бою ведь цари и мужи погибают».
Олег выслушал Мстиславова посла и в тот же день отправил его назад в Новгород с отказом. Он не
