вперед, понукаемые шпорами. И в тот же миг русские стрельцы из лука осыпали нападавших тучей стрел. Первый ряд рыцарей лишь погнул линию пешцев, но следом подкатила новая волна закованных в латы всадников. Пока пешцы смыкали свою расстроенную первым ударом линию, рыцари врезались в нее, раскидали руссов мечами; их копья уже были ни к чему в ближнем бою. Но тут же рыцарей встретил второй русский ряд и новый рой стрел, и все повторилось: снова длинные копья руссов как частокол остановили тяжелый конский бег рыцарей, и снова следующая волна рыцарей смела вторую линию русских пешцев. Владимир и Олег стояли на высоком холме позади своего войска, и битва развертывалась перед ними. Они видели, как атаки рыцарей все больше прогибали русский центр. Олег волновался, хватался за рукоятку меча, говорил, что уже сейчас надо ударить крыльями по краям рыцарской конницы, но Владимир хранил терпение. «Пусть увязнут поглубже», — отвечал он.
Мономах видел, как падают под ударами рыцарских мечей смерды и ремесленники из Ростовской, Суздальской, Киевской земель. Но что делать — на то сражение; воистину говорит древняя мудрость: «Война без павших пе бывает». Не о них сейчас надо думать, а об успехе дела, в далеком краю нужна только победа.
Вот совсем уже изнемогли пешцы, но и рыцарей поубавилось, совсем увязли они среди русских стрельцов и копейщиков. И тут Мономах сказал Олегу: «Веди, князь, левое крыло, я пойду с правыми», и братья пришпорили коней. А вскоре русские дружины пришли в движение: двумя дугами рванулись они вперед, охватывая крылья рыцарского войска, а рыцари все врубались и врубались вперед, пытаясь рассечь русское войско надвое. Позади всадников охраняли немецкие пешие копейщики, которых прислал Братиславу в помощь германский император. Дружинники ударили но копейщикам, врезались в их строй там, где они соединялись с рыцарями: так Владимир задумал с самого начала. Рыцарям трудно развернуться и оборотиться вспять. В этом месте между пешцами и всадниками есть зазор, нет плотного ряда. Сюда с двух сторон и направили дружины Мономах и Олег. Оба князя рубились впереди. Телохранители прикрывали обоих сзади и с боков, а спереди каждый надеялся только па себя. Владимир отражал удары копий щитом и обрушивал вниз разящий удар своего меча. Стрел можно было не опасаться, в войске Братислава не оказалось лучников.
Все ближе сходились крылья русского войска и вот наконец встретились; руссы разъединили пеший строй и конницу противника. Теперь чехи лишились возможности единых действий, а руссы, напротив, одновременно наступали и с центров, и с боков, теснили назад вражьих пешцев. Поняв, что разъединить русское войско и уничтожить его по частям не удалось, рыцари повернули назад и стали выходить из сражения; дружинники бросились за ними следом, оставив немцев своим копейщикам и стрельцам; русские пешцы приободрились и, наклонив копья, двинулись вперед.
В этот час противник дрогнул. Видя бегущих рыцарей, смешались немецкие копейщики.
А русские пешцы упрямо и медленно все шли и шли вперед, и вот уже их первые ряды приблизились к немцам вплотную, и те побежали прочь вслед за рыцарями, бросая по пути копья и щиты. Стрельцы выскочили вперед, и стрелы вновь засвистели в воздухе, поражая бегущих врагов, и тут же в бой вступила польская конница. Заколыхалось над полем боя королевское знамя, раздался боевой клич ляхов. Их свежая лавина смела остатки немецких копейщиков и достала рыцарей. Разгром противника был полный. Союзники захватили рыцарский обоз, вражеские стяги. Остатки разбитой Вратиславовой рати укрылись за крепостной стеной ближнего города.
Олег рвался в бой, хотел с ходу овладеть городком, но Владимир воспрепятствовал этому: неизвестно было, где находятся основные силы Братислава, сколько их, каково число защитников крепости. Надо дать отдохнуть и своим воинам, накормить их, помочь раненым, похоронить убитых, выставить сторожи. Так и закончился этот первый военный день руссов на выходе из Чешского леса.
А на следующее утро стало известно, что ляхи снялись со своего места и ушли домой.
Только позднее, уже во время переговоров с послами Братислава, Владимир узнал, что еще задолго до первого сражения в Краков был направлен чешский посол — воевода Лопата с наказом просить у ляхов мира. Взамен Вратислав обещал выплатить Болеславу тысячу гривен серебра за ущерб, причиненный чешским войском польским землям. Оба властелина решили сохранить нынешнюю границу. К тому же против Болеслава возмутились поморяне и пруссы, и польский король послал войско в Поморье. Гонец из Кракова привез наказ польскому воеводе к вечеру в день битвы. И ляхи, не известив русских князей, ушли в сторону Глогова.
Не получая никаких вестей от Болеслава, руссы решили продолжать войну лишь своими силами, тем более что и первое пограничное сражение они выиграли почти без помощи польского отряда.
Дав войску небольшой отдых, Владимир приказал взять приступом близлежащую крепость, куда укрылись остатки чешско-немецкой рати. Руссы поставили на колеса огромные, окованные железными листами бревна — тараны, подвезли к крепостной стене камнестрелы. Теперь хода назад не было — только вперед либо до сокрушения противника, либо до почетного мира — только так могли вернуться молодые князья на родину.
Перед ними лежал городок, окруженный высокой каменной стеной. За этими стенами текла обычная мирная жизнь. И теперь ему, Владимиру, силой судьбы надлежало брать приступом этот городок, как когда- то впервые в жизни он брал Минск, и, как в Минске, по взятии городка надлежало разграбить его дочиста, поделить добычу между воинами и сжечь городок, если проявит он большое упорство и не откроет добром крепостные ворота.
Но жители не стали искушать судьбу. Едва руссы изготовились к приступу, как городские ворота открылись и лучшие жители городка во главе с местным воеводой запросили мира: воины складывали оружие, горожане давали руссам выкуп, какой пожелают, но просили не жечь город и не волочь людей в полон. Владимир и Олег согласились.
В те же дни они послали гонца в Краков и писали Болеславу, что ляхи сами призвали Русь на Братислава, а ныне, когда руссы обретаются в Богемии, объявили, что примирились с чехами. Это остается на воле Болеслава, но руссы не могут возвратиться без почетного мира и положить стыд на Русь и на отцов своих. Князья объявляли, что они идут искать своей чести, а никакой вражды к ляхам у них нет.
Между тем руссы шли в глубь владений Братислава и достигли города Глаца. Глац затворился наглухо, и Владимир приказал взять его приступом.
Несколько дней простояли руссы под городом, били таранами в крепостные ворота, засыпали защитников города градом стрел и тяжелых, дробящих череп камней, потом с приступными лестницами наперевес бросились к степе. На них лили горячую смолу, скатывали большие камни, толкали в грудь копьями, поражали из луков, а руссы упорно и быстро ставили новые лестницы и взбирались по ним наверх. Владимир видел, как переяславская дружина, дравшаяся с его отцом еще под Минском, первой взошла на крепостную стену, а потом уже следом за ней в город скатились киевляне, ростовцы, черниговцы. Вопль взмыл над городом. Клубы дыма вырвались в синее небо, начался разгром Глаца. Потом рать отдыхала, а через день двинулась к следующему городу.
Вратислав, помогавший Генриху IV сокрушить восставших князей и епископов, не мог поддержать свои города. Он еще надеялся на силу их крепостных стен, но руссы брали город за городом, шли огнем и мечом по округе, и король запросил мира.
Мономах принял королевского брата, властелина Богемии, епископа Владимира в своем шатре; рядом сидел Олег, поодаль разместились бояре и воеводы. Лицо Мономаха застыло, глаза строго, с прищуром, смотрели на вошедших королевских послов, в эти минуты решалась честь Руси, честь его самого и его двоюродного брата.
Посол предлагал мир, откуп в пятьсот гривен серебра, запас ествы на обратную' дорогу до самой русской границы. Мономах молча выслушал посла, взвесил все: ясно, что Вратислав не может оборонять свои города, руссы научились брать их быстро и без больших потерь, добыча сама идет им в руки, войско еще в состоянии воевать несколько недель, несмотря на потери и раны, воодушевлено победами. И он сказал тихо и жестко: «Нет, епископ, вы дали ляхам откупа в тысячу гривен, хотя они не одержали ни одной победы. Мы пойдем на мир, если дадите дары на все войско, чтобы раздать воинам, да еще дать семьям павших, выплатите нам, как и ляхам, откуп в тысячу гривен и снабдите ествой, как предлагаете».
Епископ попросил на размышления день, а через день снова предстал перед русскими князьями и дал согласие на ряд, который предлагал Мономах.
Руссы возвращались в свои домы с честью, отяжеленные великой добычей и дарами. В Польше они
