Литве.
— Опять за свое! — сказал Лонгин.
— Позвольте же мне кончить. Раз ее нет ни у Кривоноса, ни в Киеве, то должна же она быть где- нибудь?
— В том-то оно и дело!
— Если вы догадываетесь, где она, то говорите скорей, я весь горю! — воскликнул Скшетуский.
— За Ямполем! — сказал Заглоба и торжествующе обвел присутствующих своим здоровым глазом.
— Откуда вы знаете это? — спросил Скшетуский.
— Откуда знаю? Вот откуда: сидел я в хлеву, куда велел меня запереть этот разбойник, чтоб его свиньи съели! А вокруг хлева разговаривали казаки. Приложив ухо к стене, я услышал, как один говорит: 'Теперь, видно, атаман поедет за Ямполь', а другой на это: 'Молчи, коли тебе жизнь еще мила'. Даю голову на отсечение, что она за Ямполем.
— О, как Бог в небе! — воскликнул Володыевский.
— В Дикие Поля он, понятно, ее не повез, так что, по-моему, он ее спрятал где-нибудь между Ямполем и Ягорлыком. Был я раз в тех странах, когда съезжались королевские и ханские судьи; в Ягорлыке, как вам должно быть известно, разбираются пограничные споры о забранных стадах, а в таких спорах недостатка не чувствуется. По берегам Днестра встречается много яров, рвов, укромных мест и разных камышей, в которых ютятся, как в хуторах, люди, не признающие никакой власти, живущие пустынно и в одиночестве. Без сомнения, он и скрыл ее у этих диких пустынников; там для него было всего безопаснее.
— Ну а как добраться туда, когда Кривонос загородил дорогу? — сказал Лонгин. — Ямполь, насколько я знаю, разбойничье гнездо.
— Хотя бы мне десять раз пришлось умереть, я пойду ее спасать! — перебил Скшетуский. — Пойду переодетым и стану, искать ее. Бог поможет, и я найду ее.
— И я с тобой, Ян! — сказал Володыевский.
— И я дедом с теорбаном, — прибавил Заглоба. — Я опытнее вас всех, господа: но так как мне до смерти надоел теорбан, то я возьму дуду.
— Братцы, может быть, и я на что-нибудь пригожусь? — спросил Лонгин.
— И наверное! — возразил ему на это Заглоба. — Когда нам придется переправляться через Днепр, то ты перенесешь нас всех, как святой Христофор.
— Сердечно вас всех благодарю, господа, — сказал Скшетуский, — и с большой радостью, принимаю вашу готовность. Друзья познаются только в горе, и я вижу, что Господь Бог не обидел меня таковыми. Дай Бог, чтобы мне привелось отплатить вам за все!
— Все мы, как один человек, пойдем с тобою! — сказал Заглоба. — Бог любит comacHet и поверьте, скоро труды наши увенчаются успехом.
— Теперь ничего иного ле остается, — произнес после некоторого молчания Скшетуский, — как отвести к князю отряд и отправиться на поиски. Пойдем Днестром за Ямполь, до самого Ягорлыка, и будем всюду искать. А если, как я надеюсь, Хмельницкий уже разбит или будет разбит, пока мы доберемся до князя, значит, и служба не помешает нам. Войско, наверное, пойдет на Украину, чтобы окончательно подавить бунт, но там уже обойдется без нас.
— Подождите-ка, — сказал Володыевский, — после Хмельницкого дойдет очередь до Кривоноса, и мы можем двинуться к Ямполю вместе с войском.
— Нет, нам надо ехать раньше, — возразил Заглоба, — но прежде надо отвести отряд чтобы развязать себе руки. Надеюсь, что князь будет доволен нами.
— В особенности вами.
— Конечно, потому что я привезу ему самые лучшие вести. Я ожидаю награды.
— Мы должны отдохнуть до утра, — сказал Володыевский, — впрочем, пусть распоряжается Скшетуский: он тут начальник, но я только предупреждаю, что если мы двинемся сегодня, то все мои лошади попадают.
— Я знаю, что это невозможно, — ответил Скшетуский, — но думаю, что после хорошей кормежки мы сможем ехать завтра.
На следующий день отряд двинулся в путь. Согласно приказанию князя, им надо было вернуться в Збараж и ждать там дальнейших распоряжений. Они пошли на Кузьмин, в сторону от Фельпотына к Волочиску, откуда вела дорога через Хлебановку в Збараж Дорога была плохая, так как все время шли дожди, но спокойная; только Лонгин, шедший впереди, с конницею в сто человек, разогнал несколько шаек мятежников, которые собрались в тылу правительственных войск Они остановились на ночлег только в Волочиске.
Но едва только успели они уснуть сладким сном, как их разбудила тревога: стража дала знать о приближении какого-то конного отряда. Но они сейчас же узнали татарский полк Вершула. Заглоба, Лонгин и Володыевский немедленно собрались в комнате Скшетуского, куда следом за ними влетел, как вихрь, офицер легкой кавалерии, израненный и весь покрытый грязью. Скшетуский, взглянув на него, воскликнул:
— Вершул!
— Да, я! — ответил прибывший, еле переводя дух
— От князя? Да
— Какие вести? Хмельницкий разбит?
— Разбита… Польша!
— Ради Бога! Что вы говорите! Поражение?
— Поражение, позор, посрамление! Без битвы! Паника!
— Я не верю своим ушам! Говорите же, ради Бога! Региментарии…
— Бежали.
— Где же наш князь?
— Уходит… без войска… я от князя… приказ… немедленно идти к Львову… за нами идут…
— Кто? Вершул, Вершул, опомнитесь! Кто?
— Хмельницкий, татары!
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — воскликнул Заглоба. — Под нами расступается сама земля.
Но Скшетуский уже понял, в чем дело.
— Спрашивать будем потом, — сказал он, — теперь на коней.
— На коней, на коней!
Копыта вершуловских лошадей уже стучали под окнами; горожане, разбуженные появлением войска, выходили из домов с фонарями и факелами в руках Весть, как молния, облетела весь город. Забили в набат. Тихое за минуту до этого местечко наполнилось шумом, криками, лошадиным топотом, командами и криками евреев.
Жители хотели уйти вместе с войском, запрягали возы, нагружали их своими женами, детьми и разной рухлядью; бургомистр, во главе нескольких мещан, пришел умолять Скшетуского, чтобы он не уезжал вперед и проводил бы их хотя бы в Тарнополь, но Скшетуский не хотел даже и слушать, имея строгий приказ немедленно ехать во Львоа
Они выступили в поход и только по дороге Вершул, немного придя в себя, начал рассказывать, что случилось.
— С тех пор, как существует Польша, — говорил он, — никогда еще не терпела она такого поражения… В сравнении с этим ничто Цецера, Желтые Воды и Корсунь.
А Скшетуский, Володыевский и Подбипента хватались за головы и взмахивали руками.
— Это переходит границы человеческого понимания, — говорили они. — Где же был князь?
— Он был покинут; его нарочно отстранили, он даже не распоряжался своею дивизией.
— Кто же командовал?
— Все и никто. Я давно уже служу и съел на войне зубы, но такого войска и таких начальников еще не видел.
