с тех пор, а с заката или с запада пришли недавно, как они сами говорят, во времена царя Бориски.
— Бориса Годунова, что ли?
— Наверное, — пожал плечами старый хант. — Следом за ними через несколько десятилетий хлынули сюда христиане старообрядцы. А при царе Петре и за теми, и за другими началась настоящая охота. Христиан старообрядцев отдавали попам, а поклонников духу Солнца сразу убивали. Тогда и были сожжены их последние поселения. По рассказам дедов, страшное было время, — вздохнул Николай Константинович.
— Почему такая ненависть была к солнцепоклонникам? — невольно спросил я ханта. — Они же не угрожали Московской власти? В чём их обвиняли? В том, что они язычники? Но тогда надо было бы и вас хантов, и ненцев, и тунгусов всех перебить?
— Нас не трогали, — пробурчал шаман. — Наверное потому, что за людей не считали, а вот их били за многожёнство. Кержаки-солнцепоклонники жён имели по две-три и даже больше.
— Ну и что?! — удивился я.
— Как что? Это ведь непорядок! Христиане так не живут. За то их и истребили, — посмотрел на меня Николай Константинович.
— А как насчёт многожёнства было у рода Воронов? — поинтересовался я.
— Так же как и у потомков «железных людей», — усмехнулся шаман. — И этот закон правильный. Главное, чтобы женщина сама выбирала себе мужа.
— И что, здесь на Косын-Лор, на вашем стойбище, оно сохранялось?! — от крамольной догадки у меня на лбу выступил пот.
— Конечно сохранялось, это ведь традиция, — спокойно сказал старый хант.
— Так вот почему вас уничтожили! — чуть не закричал я. — Как индейцев в Америке. В основном за то, что держались древней традиции многоженства.
— Возможно, — спокойно согласился со мной Николай Константинович. — Но лучше погибнуть, чем предать заветы своих предков. Так же рассуждали и русские солнцепоклонники. Потому их и осталось совсем мало. Ты хочешь с ними встретиться? — задал мне вопрос шаман.
— Хочу, очень хочу, но не сейчас, — сказал я ему. — Вот ты только что упомянул, что часть кержаков-язычников со своими семьями перебрались во времена царя Бориса Годунова из-за Камня. И сказал, что никогда народы целиком не переселяются, кое-кто всё равно остаётся на старом месте. Из того, что я от тебя узнал, можно сделать вывод, что русских язычников я смогу найти и без твоей помощи, просто мне надо поехать на Русский Север, откуда сюда, в Сибирь, пришли те, о ком ты только что рассказал. Понимаешь, Николай Константинович, здесь ни на Торум-Ягуне, ни на Агане их нет. Значит, надо русских солнцепоклонников искать либо на Казыме, либо на Пуре и Тазу. Так?
Тот молча кивнул.
— А теперь я точно знаю, что искать мне никого не придётся. У меня есть адрес к тем людям.
— И дал тебе его тот, чей дух всегда рядом с тобой, тот, от которого ты получил и свои знания о потустороннем, — рассказал за меня историю с адресами шаман.
— Всё так и есть, Николай Константинович, — согласился я с его дополнением.
— Значит, тебя я больше не увижу, — погрустнел хозяин озера.
— Я обязательно к тебе приеду, вот только побываю на Двине, Мезене и Печоре, — попытался я его успокоить.
— Ты, на самом деле, появишься на озере Косын-Лор, — посмотрел куда-то вдаль Николай Константинович. — Но меня здесь уже не будет.
— Ты что, собрался куда-то уехать? — спросил я его.
— Никуда я отсюда не поеду, просто скоро отправлюсь к предкам, Род Ворона давно ждёт своего последнего шамана.
Глава 32. Счастливые люди
Во время сборов на Русский Север мне невольно в голову пришла мысль, что еду в край того белого шамана, который смог в оккультном поединке одолеть западных каббалистов относительно продажи Британии Кольского полуострова. Этого человека безуспешно пытался найти дядя Ёша.
«Но может мне повезёт и я кое-что о нём узнаю? — думал я. — Вот бы встретить тех людей, кто его когда-то знал и у него чему-то учился!»
Я наизусть выучил нехитрый адрес, который оставил мне хранитель. Интуиция мне подсказывала, что я обязательно встречусь с удивительными людьми и узнаю что-то такое, о чём пока и не догадываюсь. Видя с каким увлечением я собирался в командировку по русскому северу, директор заповедника И.И. Кулешов предложил мне на всякий случай взять ещё отпуск без содержания и оставить у него своих собак. Всё опять сложилось как нельзя лучше, и я со спокойным сердцем отправился в своё очередное путешествие. Стояла поздняя осень. Когда я вышел из самолёта в Архангельске, то понял, что сразу улететь туда, куда мне надо, не удастся. Явно была нелётная погода. С моря дул сильный ветер, шёл снег, его порывы срывали с головы шапку, забирались под полы демисезонного пальто и леденили тело.
«Я явно оделся не по сезону. Поэтому, пока стоит нелётная погода, надо что-то себе приобрести потеплее, — думал я, заходя в гостиницу. — Хорошо, что захватил с собой сшитые из лосиного камуса пимы! По крайней мере, когда их надену, ноги будут как в печи. А вместо своего пальто что-нибудь в магазине куплю посущественнее. Заодно и посмотрю этот старинный русский город…».
Когда я занял своё место на гостиничной койке, за окном стало совсем темно.
«Смотри-ка, здесь смеркается также как у нас в Берёзове, — отметил я про себя. — Только влаги в воздухе больше, оттого и зябко».
В комнате я пока был один, но через несколько минут в неё вошёл крепкого сложения коренастый человек лет пятидесяти. Он сдержано поздоровался со мной и, бросив в октан свой рюкзак, стал разбирать постель. Улегшись на неё, посетитель стал бесцеремонно изучать отдыхающего напротив человека. По его глазам было видно, что он сгорает от любопытства. Мужчина смотрел то на меня, то на мои на рыбьем меху ботинки и очевидно силился понять, откуда я, такой горячий здесь взялся? Видя, что моя персона его чем- то заинтересовала, как более молодой я назвал ему своё имя и сказал, куда намерен добраться. Услышав, что мне надобно за тридевять земель, он уселся на кровати и открыл рот.
— Ты же в наших краях окочуришься в своих вот этих, — показал он на мои ботинки. — Там же сейчас снега по колено, а после метели хряпнет под двадцать, а то и более. Ты завтра иди и катанки себе купи в магазине. Зима на дворе!
Видя участие Василия Дементича Клокотова, так звали моего соседа, я достал из октана[6] свою поклажу и вынул из неё новенькие лосиные пимы.
— В ботинках я в ваш район не полечу, — сказал я соседу. — Иначе на самом деле без ног останусь, а вот своё пальто придётся на самом деле здесь в гостинице оставить, я уже сегодня пока шёл до гостиницы промёрз до основания.
— Смотри-ка, какие ладные! — взял в руки камусную обувь мой новый знакомый. — Нашенские таковые не шьют. Что-то на энто похожее носят зимой Кольчегорские и Вожгорские нехристи, они тоже предпочитают шить жилами. А нашенские камусы сшивают капроновой ниткой, — положил Василий Дементич на место мою обувь. — Сам-то ты откэндова? — начал он утолять своё любопытство.
— Из Сибири я, из Тюменской области.
— Едешь ничай в гости? — задал он тут же новый вопрос.
— Еду-то еду, но не знаю куда, — вздохнул я. — Деревня-то известна, но от неё ещё вёрст двадцать, а то и более. Я первый раз.
— То-то я и вижу, что несведущ ты о нашинских чащобах. И о холодах, — посмотрел на меня с сочувствием собеседник. — Деревня-то как называется?
— Ценогора, — сказал я.
— А там к кому?
Я назвал имя и фамилию.
