— Это я, киска!
Она подумала, что Марсель впервые звонит ей к ним домой. Днем она обычно была в своем магазине, у «Коро и Сестер», и он звонил ей туда, звонил даже слишком часто по мнению сестер Коро.
— Что ты делаешь?
— Шью…
Почему она вдруг нахмурилась? Было в этом звонке что-то такое, что ей не понравилось, но она не могла определить, что именно. Он был по-прежнему совершенно трезв, но голос его звучал не как обычно. Он был как будто немного сконфужен, как бывало, когда ему приходилось лгать.
— Ты совсем не умеешь лгать!.. — не раз говорила ему она.
— Мне захотелось услышать твой голос… — проговорил он. — Сейчас начинается большой раунд… Народу — тьма… Да ты, наверно, слышишь…
— Нет. — Она не слышала шума полного возбужденных зрителей зала.
— Я надеюсь вернуться до двенадцати… Алло!.. Почему ты молчишь?
— Я слушаю…
— Ты не в духе?
— Да нет…
— Тебе скучно?
— Да нет, милый… Не понимаю, почему ты так беспокоишься…
— Я не беспокоюсь… Скажи…
Она поняла, что сейчас узнает причину этого звонка
— Если я вдруг немного задержусь…
— Ты собираешься задержаться?
— Нет… Но ты же понимаешь… Возможно, придется выпить по стаканчику с организаторами…
— Допоздна?
— Нет… Пока… Целую…
Она послушно чмокнула в телефонную трубку. Потом захотела что-то сказать:
— Марсель, я…
Но он уже повесил трубку, и она снова осталась совсем одна в их квартире, с разбросанными вокруг платьями и бельем.
Если она была абсолютно уверена, что в первый раз он звонил из редакции (поскольку слышала голос телефонистки), то никаких доказательств того, что второй раз он действительно звонил из зала Ваграм, у нее не было, и впоследствии она убедится в обратном.
В одиннадцать убрала вещи в шкаф. Чем бы еще заняться? Хотела было взять книгу. Случайно увидела на кресле в прихожей пальто Марселя из верблюжьей шерсти и вспомнила, что пару дней назад обратила внимание на то, что одна из пуговиц на нем держалась буквально на ниточке. Поскольку они в то время находились вне дома, она не могла пришить ее сразу же. Теперь эта мысль о пуговице заставила ее улыбнуться, вызвав в памяти одно воспоминание.
Марсель очень следил за собой, порой даже слишком. Любил светлые тона, яркие галстуки. Как-то в одно из воскресений, в Морсане, она заметила:
— Вы потеряли пуговицу с сорочки.
— Я ее не потерял. Она у меня в кармане.
— Так давайте я вам ее пришью…
Это было до того, как он завел с ней разговор о квартире. Тем не менее он заметил:
— Представляю себе, сколько времени вы будете уделять пуговицам, когда выйдете замуж!
— Почему? — удивилась она
— Я сделал это наблюдение после женитьбы нескольких моих друзей. Молодые жены обожают пришивать пуговицы своим мужьям. Я даже подозреваю, что они сами их отрывают, чтобы потом иметь возможность пришить. Если вы уже страдаете этим пороком, до…
Итак, она продолжала улыбаться, расправляя верблюжье пальто у себя на коленях. Вдела нитку в иголку, потом, уже начав шить, почувствовала в одном из карманов какой-то массивный предмет.
Ей бы никогда не пришла в голову мысль проверять карманы Марселя. Она еще не знала чувства ревности. Возможно, не узнала бы его никогда, настолько доверяла мужу, особенно его открытой мальчишеской улыбке.
Предмет был твердый. Он не походил ни на что из того, что обычно носят в карманах, и она, можно сказать, не из любопытства, а из любви к порядку вытащила его из кармана
И по мере того, как пальцы ее разворачивали тонкую шелковистую бумагу, лицо ее менялось, и в конце концов она застыла, как громом пораженная, с расширенными от ужаса глазами, над фарфоровым поросенком.
* * *
Была половина двенадцатого, она видела циферблат на стенных часах. Розовый поросенок стоял перед ней на столе. Пальто соскользнуло на ковер. Лихорадочными движениями снова и снова набирала она на телефонном диске один и тот же номер, но каждый раз короткие гудки сообщали о том, что линия занята
Пальцы у нее судорожно сжимались, она была так взволнована, словно речь шла о жизни и смерти и все зависело от секунд. Непрерывно, без передышки крутила и крутила телефонный диск. Потом вскочила, полистала справочник, чтобы удостовериться, что не ошиблась номером.
Когда он звонил ей, в половине одиннадцатого, большой раунд только начинался. Сколько времени длится раунд тяжеловесов? Конечно, по-разному. А что потом? Сразу ли расходятся зрители? И когда покидают зал организаторы турнира?
— Алло! Это Ваграм?..
— Да, мадам.
— Скажите, пожалуйста… Турнир уже закончился?..
— С полчаса назад, мадам…
— И все уже ушли?.. Кто у аппарата?
— Главный электрик… Здесь еще довольно много народу…
— Не могли бы вы узнать, там ли еще месье Блан, да-да, Блан… Журналист… Он должен быть среди организаторов… Это очень важно… Умоляю вас сделать все, чтобы разыскать его… Алло!.. Да-да, пусть подойдет к телефону…
Потом, по внезапно наступившей тишине, сидя с прижатой к уху трубкой, она вдруг устыдилась того, что поддалась панике и побеспокоила Марселя. Что она ему скажет?
Возможно, он уже поднимается по лестнице, пока она сидит тут, у телефона На лестнице как раз слышались шаги. Нет, замерли на четвертом. Если он сразу же взял такси… Марсель не любил торчать на автобусных остановках и не переносил метро… При каждом удобном случае хватал такси…
— Алло?.. Что-что?.. Его нет? Точно? А вы не знаете?.. Но там уже повесили трубку. Снова пустота. И розовый поросенок на столе, бесхвостый поросенок.
— Послушай, Марсель, ты должен мне объяснить…
Но Марселя не было. Она была одна, и ей вдруг стало так жутко от этого одиночества, что она подошла к балконной двери и распахнула ее.
На дворе была ночь, серовато-голубоватая ночь с четко вычерченными мокрыми крышами и печными трубами, с глубокими траншеями улиц с пикетами уличных фонарей, а там, чуть подальше — сверкающий поток бульваров Монмартра, с площадью Бланш, площадью Пигаль, с Мулен-Ружем и сотнями ночных баров, искрящихся фосфоресцирующим туманом.
По улице Коленкур то и дело поднимались такси, замедляя ход из-за подъема. И каждый раз она ждала, что машина остановится у их дома, из нее выйдет Марсель, она увидит, как он небрежно оборачивается к шоферу, потом вскидывает голову к их окнам. Подъезжали и автобусы, останавливались как раз напротив их дома, из них выходили два-три человека и быстро удалялись, на ходу поднимая воротники пальто
— Это невозможно, Марсель… — вполголоса шептала она.
Вдруг почувствовала, что не может больше оставаться в домашнем халате. Бросилась в спальню,
