613.
19 Чиж В.Ф. Тургенев как психопатолог. М.: Кушнерев, 1899. С. 104; KellogA.O. [1866], цит. по: Faas Е. Retreat into the Mind: Victorian Poetry and the Rise of Psychiatry. Princeton: Princeton U.P., 1988. P. 31.
20 Чиж В.Ф. Плюшкин как тип старческого слабоумия // Врачебная газета. 1902. № 10. С. 217; Муратов В.А., цит. по: Сегалов Т.Е. Болезнь Достоевского [1907] // Научное слово. 1929. № 4. С. 92.
21 Rice J.L. Dostoevsky and the Healing Art: An Essay in Literary and Medical History. Ann Arbor: Ardis, 1985; Micale M.S. Approaching Hysteria: Disease and Its Interpretations. Princeton: Princeton U.P., 1995. Обсуждению темы «литература и медицина» целиком посвящен журнал «Literature and medicine» (основан в 1982 году).
22 Bajenoff N. Gui de Maupassant et Dostoiewsky: Etude de psychologie сотрагёе. Lyon et Paris: Stork et Masson, 1904. P. 36.
23 Об использовании психиатрии в политических целях см.: Bloch S., Reddaway P. Soviet Psychiatric Abuse: The Shadow over World Psychiatry. London: Victor Gollancz, 1984; Gruzman S. On Soviet Totalitarian Psychiatry. Amsterdam: International Association of the Political Use of Psychiatry, 1989; Medvedev Zh.A., Medvedev R.A. A Question of Madness / Trans, de E. Kadt. London: Macmillan, 1971; PodrabinekA. Punitive Medicine / Trans. A. Lehrman. Ann Arbor: Karoma, 1980; Smith T.C., Oleszczuk T.A. No Asylum: State Psychiatric Repression in the Former USSR. New York: New York U.P., 1996; Soviet Psychiatric Abuse in the Gorbachev Era / Ed. R. van Voren. Amsterdam: International Association of the Political Use of Psychiatry, 1989.
24 Федотов Д.Д. Очерки по истории отечественной психиатрии (вторая половина XVIII века и первая половина XIX века). М.: Институт психиатрии, 1957; Юдин Т.И. Очерки истории общественной психиатрии. М.:
Медгиз, 1951.
25 Brown J. V. The Professionalization of Russian Psychiatry: 1857–1922. Ph.D. diss.: University of Pennsylvania, 1981; Idem. Heroes and non-heroes: Recurring themes in the historiography of Russian-Soviet psychiatry // Discovering the History of Psychiatry / Ed. M.S. Micale, R.S. Porter. New York and Oxford: Oxford U.P, 1994. P. 297–307; Idem. Revolution and psychosis: The mixing of science and politics in Russian psychiatric medicine, 1905–1913 // The Russian Review. 1987. Vol. 46. P. 283–302; Idem. Professionalization and radicalization: Russian psychiatrists respond to 1905 // Russia’s Missing Middle Class: The Professions in Russian History / Ed. H.D. Balzer. Armonk and London: M.E. Sharpe, 1996. P. 143–167; Idem Psychiatrists and the state in tsarist Russia // Social Control and the State / Ed. S. Cohen, A. Scull. New York: M. Robertson, 1983. P. 267–287; Idem. Social influences on psychiatric theory and practice in Late Imperial Russia // Health and Society in Revolutionary Russia / Ed. S.S. Gross-Solomon, J.F. Hutchinson. Bloomington and Indianapolis: Indiana U.P., 1990. P. 27–44; DixK.S. Madness in Russia, 1775–1864: Official Attitudes and Institutions for Its Care. Ph.D. diss.: University of California, 1977; Joravsky D. Russian Psychology: A Critical History. Oxford, UK, and Cambridge, MA: Blackwell, 1989.
26 Цит. по: Эдельштейн A.O. Сергей Сергеевич Корсаков. М.: Медгиз, 1948. С. 5.
27 См., напр.: Зигмунд Фрейд, психоанализ и русская мысль / Под ред. В.М. Лейбина. М.: Республика, 1994; Эткинд А.М. Эрос невозможного. СПб: Медуза, 1993; Angelini Alberto. La psicoanalisi in Russia: dai precursori agli anni trenta. Napoli: Liguori Editore, 1988; Psychanalyse en Russie / Ed. M. Bertrand. Paris: L’Harmattan, 1992; RiceJ.L. Freud’s Russia: National Identity in the Evolution of Psychoanalysis. New Brunswick: Transaction, 1993; Ljunggren M. The Russian Mephisto: A Study of the Life and Work of Emilii Medtner. Stockholm: Almqvist & Wiksell International, 1994; Miller M. Freud and the Bolsheviks: Psychoanalysis in Imperial Russia and the Soviet Union. New Haven and London: Yale U.P., 1988.
Глава 1 Гоголь, моралисты и психиатры
Теперь передо мною все открыто. Теперь я вижу все как на ладони. А прежде, я не понимаю, прежде все было передо мною в каком-то тумане. И это все происходит, думаю, оттого, что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря.
Н. В. Гоголь
Психиатр до последнего времени мыслил душевное расстройство как явление, чуждое здоровому человеку, явление, обусловленное глубокими анатомическими изменениями инвалидного мозга, в котором он хочет найти подтверждение своим утверждениям и положениям. То законное, с определенной точки зрения, отыскивание во что бы то ни стало физических изменений, которых на самом деле пока нельзя открыть, приводит психиатра к теории функциональных, молекулярных, химических изменений и не позволяет ему изучать явление прежде всего с той стороны, с которой, казалось бы, у него имеются все шансы что-то узнать, со стороны душевных изменений — с психологической.
И.Д. Ермаков1
Современники Николая Васильевича Гоголя (1809–1852) были поражены тем, что, находясь на вершине своей славы, писатель вдруг распрощался с художественной литературой, стал глубоко религиозным и превратился в проповедника, как им казалось, реакционных идей. «Загадка Гоголя» — по выражению П.А. Вяземского — продолжала мучить его современников до тех пор, пока они не нашли ей объяснение в болезни, которая, как считали многие, сделала блестящего писателя и социального критика чуть ли не религиозным маньяком2. Вынесенное по моральным основаниям суждение о болезни Гоголя не требовало медицинского подтверждения. Но психиатры, во второй половине XIX века все громче заявлявшие о себе, вмешались в дискуссию. Удобный случай представился полвека спустя после смерти Гоголя, в 1902 году. В тот год вышли сразу две его патографии: врачи Н.Н. Баженов и В.Ф. Чиж предложили, как им казалось, авторитетные доказательства тому, что Гоголь страдал душевным расстройством. Медики использовали свой научный арсенал, чтобы подтвердить: искусство, если оно не служит прогрессу, — искусство «больное».
Особенно настойчиво предлагал свои услуги по медицинскому обоснованию общепринятого мнения Чиж. Вся его профессиональная деятельность, включая занятия экспериментальной психологией и психиатрией, была реализацией морального проекта, характерного для девятнадцатого века. Однако с началом нового столетия общественная и литературная оценка Гоголя изменилась. Между 1902 и 1909 годами — датами пятидесятилетия его смерти и столетия рождения — писатель был реабилитирован, а те психиатры, которые неосторожно объявили писателя душевнобольным, сами подверглись критике. Молодое поколение взялось за пересмотр устаревшей морали, а вместе с ней и диагноза, вынесенного ранее писателю.
Николай Васильевич Гоголь
Хотя существует столько же версий жизни Гоголя, сколько биографов, в наиболее распространенной из них жизнь писателя оказывается резко разделенной на две половины. Первая — та, во время которой написаны полные мягкого юмора «Вечера на хуторе близ Диканьки», другие рассказы и повести, комедия
