метода, который так победоносно вел его по пути научных завоеваний в области естествознания. И в этом смысле гражданская судьба его достаточно трагична.
Законченный разночинец по своему происхождению и духу, он до конца дней остается практическим идеалистом — «ни капиталу, ни грубой силе, ни своему достатку, я ни на йоту при этом не служил».
Однако капитал и грубая сила были налицо. Это они рассматривали мирового ученого, как «его превосходительство Д. И. Менделеева», это они отшвырнули его от аудиторий учащейся молодежи. Это они зачастую относились к разнообразнейшим менделеевским проектам развития отечественной промышленности и «блага народного», как к «профессорским мечтаниям», особенно в тех случаях, когда было выгоднее делать дела с иностранцами.
Сохраняя иллюзию возможности влиять на политику через господствующий класс, Менделеев сознает, что авангард его — Толстые, Деляновы — «верхогляды, злобники и противники науки и промышленности», но тем не менее всю жизнь остается законопослушным тружеником во имя того, что «посев научный созреет для жатвы народной». И его ценят. Однако как далека эта оценка от того, что заслужил он верной службой существовавшему строю!..
Его труды принимаются не без удовлетворения. Его знания не остаются без использования. Отброшенный университетом, он находит приют в министерстве финансов на музейно-архивном посту хранителя Главной палаты мер и весов. А мало ли других неизмеримо более важных для страны областей можно было отдать под руководство этого кипящего трудолюбием и темпераментом человека? И кто скажет, что дал бы еще, не будучи оторванным от педагогической работы, от университетской среды?
Ценит его правительство, ценит и царь. Александр III фамильярно заявляет: «Менделеев у меня один». Однако царская жандармерия весьма внимательно следит за чересчур склонным к общественным выступлениям профессором. «Д. И. был окружен, опутан тонким сыском, — вспоминает его жена, — каждое слово его заносилось в секретные рапорты, за каждым шагом следили. Градоначальник вызывал Д. И. к себе и, похлопывая по объемистому «делу» в синей обложке, говорил: «у меня уже вот какое дело за два года набралось о вас! Тут все есть, все ваши разговоры, действия и т. п. Теперь мне нужно составить доклад».
В политическую благонамеренность Менделеева плохо верят, и когда он просит разрешения на газету «Подъем», Делянов отказывает ему, продолжая общую систему: «использовать, но воли не давать». Пусть лучше следит за подъемом и опусканием чашек лабораторных весов. А газетчики и без него найдутся. Кстати, черносотенное крыло прессы, не устает громить Менделеева, за то, что он продался «немецко- жидовскому» капиталу.
Сам Менделеев вспоминает: «Мне едва-едва удалось убедить е. п. г. Макова, управлявшего в то время министерством внутренних дел в полной благонамеренности… статьи», написанной Менделеевым на тему «О необходимости описания почвенных и климатических условий мест, предназначенных для переселения».
И даже класс буржуазии в целом, интересы которого были представлены политической программой Менделеева, проявил в ряде решающих случаев полное равнодушие к этой программе, беспомощность перед лицом трудностей, не пожелал отказаться ни от кустарно-хищнических методов хозяйствования, ни от ставки на невежество, как гарантии высокой доходности и в критические для себя дни, по-прежнему опирался на ретроградную силу — дворянско-помещичью партию, стоящую у власти.
Отсюда понятна горечь подводимого Менделеевым жизненного итога: «…А когда от детей и науки обращаются глаза на окружающее и на политику в том числе, то прежде всего я чувствую некоторую степень сомнения и большую степень сухости этого рода…»
Однако пережив много разочарований в политической своей проповеди, воочию убедившись в ошибочности многих своих положений, — оказалось, например, что пролетариат не отжившее понятие, а реально-существующая силы, что развитие капитализма отнюдь не ведет к мирному сотрудничеству классов, и, наоборот, все более обостряет классовую борьбу, что войны случаются не реже, а все чаще и чаще, ибо капитализм неразлучен с войной. — Менделеев был прав в значительной части практических своих пожеланий и предсказаний. Там, где он оставался на почве научности, где не отходил от технологических своих интересов, где прилагал к пониманию народно-хозяйственной жизни метод исследователя, его оптимизм оказался прозорливым предвидением мыслителя, умеющего «видеть за очевидной правдой скрытую истину», — излюбленное его требование ко всякому работнику мысли. Правда, свершение его замыслов осуществляется классом совсем иным, чем тот, к авангарду которого взывал он всю свою жизнь.
Он ратовал за развитие промышленности — страна стала индустриальной, с передовой промышленной техникой. От «лежебоков и лентяев» отнято все и отдано «труду людскому». Весь основной капитал промышленности стал достоянием самих же «исполнителей, рабочих, техников». Отход крестьянства от общины и слагание ее в новом виде, что считал Менделеев лишь «мыслимым» стали реальным фактом в колхозе и коопхозе, рассчитанном на обрабатывающую промышленность.
«Я закончу эту часть моих мыслей (о народонаселении), — писал Менделеев, — высказывая горячее пожелание, чтобы не отлагая в даль немедленно организовалось бы у нас обстоятельное, независимое, например, при Государственном совете, Центральное статистическое учреждение… имеющее возможность обобщить и сделать планомерными местные усилия… Не пифагоровские числа, а именно реальные — нужны для правильного понимания действительности и предстоящего».
Как известно, одним из первых начинаний советской власти была организация Центрального статистического управления. Госплан стал планировать общие усилия, а реальный учет действительности является основой социализма.
«Ограниченный рост промышленности, — писал Менделеев в одной из докладных записок 11 ноября 1898 г., — непригоден нашему краю и неприличен нашему народу, привыкшему шагать, а то лучше спать. Это потому, что народ смутно, но решительно, по здравому инстинкту сознает, что идя помаленьку, мы никогда не догоним соседей, а надо не только догнать, но и перегнать»[26] .
Трудящиеся массы нашей страны поняли это ясно и решительно, лозунг «догнать и перегнать» стал боевой силой, воодушевляющий массы трудящихся.
«Сила власти, сознательно приложенная к ускорению естественных и желательных результатов народной жизни, составляет истинное народное благо, его высший разум» [27].
Этой силой оказалась диктатура пролетариата, осуществившего под руководством коммунистической партии переустройство общественных отношений, и ведущего страну по пути социалистического строительства.
Менделеев считал, что «самостоятельность и практическая находчивость в отношении к нашему заводскому делу, не менее, а более нужны нам в России чем во всякой другой стране, просто потому уже, что нам все приходится начинать почти сначала, и на свой особый манер. Одно простое перенимание заграничного заводского дела не может привести нас к развитию заводского дела…» Он ратовал поэтому за распространение технических знаний, учреждений научных институтов, издания технической литературы и промышленной энциклопедии.
Сеть многочисленных научно-технических институтов и лабораторий, втузов и техникумов, издание технической энциклопедии, оригинальные пути развития и усовершенствования производств, не имеющие примера в иностранной технике — все это прямо соответствует постоянным пожеланиям Менделеева.
Места, на которые он указывал, как на районы будущих производств, которым он пророчил блестящее развитие — Кузбасс, Бобрика, Березники, Донбасс, Караганда и т. д. — стали центрами тяжелой индустрии и химического производства страны. Метод подземной газофикации шахт, предложенный Менделеевым, ныне находится в стадии опытной разработки. Полярные экспедиции, участником которых Менделеев собирался сделаться в 70-летнем возрасте, стали делом текущего дня — освоен Северный морской путь, за открытие которого ратовал Менделеев. Борьба с сжиганием сырой нефти под котлами, возмущавшая Менделеева своей расточительностью, развернута во всю величину: задачей будущей пятилетки стала 100 %-я переработка нефти…
Можно было бы долго продолжать список вопросов, где правота Менделеева оказалась бесспорной, где время работает на признание его домыслов. Каждый из случаев, оправдывающих менделеевские
