Все происходило строго по отработанной схеме.
На территорию военного аэродрома была тут же введена штурмовая группа. Второе и третье кольца оцепления обеспечивали военные.
После посадки прибывший АН-12 еще долго двигался по взлетно-посадочной полосе за военной машиной, на заднем борту которой было выведено крупно: «Следуйте за мной!»
Наконец, место стоянки было определено. В стороне, на краю заснеженного поля с простоявшими всю зиму остатками стерни, борт замер. После подачи к самолету трапа по матюгальнику поступила громкая команда:
— Выходить по одному. С интервалом. Пассажиры выходят первыми…
В двадцати пяти метрах между самолетом и аэродромными помещениями спецслужбы поставили мощный «КАМАЗ», прикрывавший штурмующих.
Едва дверца самолета колыхнулась, поступил новый приказ:
— Руки за голову…
Первой на трапе показалась Мадам — президент фиктивной Кипрской фирмы «Тор Трейдинг ЛТД», закупившей пистолеты.
Появление женщины должно было смягчить сердца штурмующих.
Это произошло. Однако, лишь частично.
— Двигаться к машине! — Был приказ.
Едва она свернула за «КАМАЗ», натренированные мужские руки мгновенно сдернули с нее шубу, привычно провели по всем местам, где можно укрыть оружие. Более тщательный обыск ждал ее впереди…
Группа захвата отыгралась на ее партнерах — Генерале, спустившемся следом, и двух секьюрити.
Укрыться от ударов было невозможно — руки следовало держать за головой. Пережитое до начала операции выходило из штурмовавших с кулаками, с тычками высоких, со шнуровкой, тяжеленных десантных ботинок.
Рэмбо, поддерживавший связь с Пензенским коммерческим центром «Авиабизнессервис», осуществлявшим доставку груза, узнал о насильственном прерыве полета одним из первых…
И почти одновременно обо всем стало известно «Российско кавказскому диалогу». И уже этой пасхальной ночью в Старом Городе, в центре Иерусалима, Кайнак больше не мог считать себя в безопасности…
Весь день я отсыпался и вышел из дома под вечер.
Было еще светло. Розовая иерусалимская плитка на зданиях проступала отчетливо, как всегда, когда в межгорье спускался нагретый за день воздух. Мой путь лежал в Старый Город.
Я снова выбрал прохладный иерусалимский автобус. Народу в нем было немного. Тощий в шляпе и в сюртуке хасид, с пейсами, с тонкими, в черных чулках, ножками, всю дорогу читал молитвенник.
Две девчонки из военной полиции — темнозеленые береты, просунутые под погоны, комбинезоны, металлические приклады автоматов — о чем-то болтали, поджав под себя ноги в брючках.
На Кинг Джордж пассажиры вышли. К Яффским воротам, я приехал один. Был час равновесия света, падавшего на предметы и отраженного ими. В такие минуты бывало всегда особенно тревожно и зыбко, и я чувствовал, как скулит сердце.
На площади у Яффских ворот людей было мало.
Христианские паломники должны были появиться гораздо позже. Их сегодня должно было быть много. Из автомата напротив полупустой кофейни «Самара» я позвонил Юджину Кейту. Он находился в районе «Луна-парка».
— Как у тебя? — Спросил я.
— В порядке…
Было плохо слышно. Вместе с голосом детектива в микрофон влетели звуки оглушительного рока.
— Из Ашдода нет новостей?
Кейт постоянно поддерживал связь с офицером полиции, с Бенци. Тот надеялся помочь себе — сдав Всеизраильскому Штабу полиции своего приятеля Дани Алона вместе с прилетающим киллером.
— Российский гость пока не появился.
— А что сам Дани Алон?
— Ждет. Никуда не отлучается.
— Ты уверен, что тебе поступит знак?
— От Бенци? Уверен.
— А как в «Луна-парке»? Много людей?
— Чрезвычайно.
— Я у Яффских ворот.
— Будь осторожнее. Там все может произойти.
Крутым спуском пустого арабского рынка, я вышел к боковому проходу. Где-то близко задушливо лаяла собака. Уличное освещение не было включено. Часть лавок еще работала. Воздух был полон запахами мускатного ореха, тмина, таинственных пряностей. То в одном, то в другом конце длинного ряда палаток с грохотом опускались металлические жалюзи…
Я свернул и оказался на открытом пространстве. Вокруг не было ни души. Но я чувствовал себя спокойно. За поясом у меня была «Беретта» 951 «Бригадир», оставленная мне Юджином Кейтом…
От Храма Гроба Господня меня отделяли несколько десятков метров. Улица и площадь тут были тоже пусты. Только у крохотного, тускло освещенного арабского кафе два человека за столиком, низко склонились над шахматами….
— Руси!.. — Позвал меня хозяин кафе, когда я пересекал квадрат падающего из дверей света. Потом добавил на ломаном русском. — Иди сюда. Карашо…
Мою принадлежность России он определил мгновенно и точно, несмотря на то, что на мне не было ни одной нашей тряпки.
Впереди показалась Святая святых Христианского мира — Храм Гроба Господня. Я вошел. Простоявший в его нынешнем виде никак не меньше восьми веков — огромный, не охватываемый снаружи глазом, Храм был в большей своей части еще пуст, слабоосвещен, сумрачен.
Я пригляделся к молящимся. Мне не хотелось пасть случайной жертвой разборки… Несколько десятков женщин, туристы из славянской Европы. Среди мужчин я не увидел никого из тех, от кого могла исходить угроза. Лица паломников были отличны видны в свете свечей, которые каждый держал перед собой…
Народ прибывал.
Внезапно я увидел своих бывших клиентов. Наших было не менее двух десятков, включая телохранителей. Растиражированные типы новых русских, какими их любят показывать в теленовостях и различного рода журналистских расследованиях…
Плечистые, аккуратно подстриженные, в белоснежных сорочках, костюмах от модных фирм, безумно дорогих галстуках они двигались от входа к часовне над Гробницей Господней.
Молитва должна была скоро начаться.
Я обошел часовню и снова увидел всю компанию. Кайнак снял нательный крест, вместе с массивной золотой цепью, положил на Камень Помазания. Опустился на колени. По обе стороны мраморной плиты, на который, по преданию, было уложено снятое с креста тело Спасителя для умащения ароматическими веществами, преклоняли в эту минуту колена, только свои — из тех, кого я видел на вилле.
Кайнака окружали секьюрити. Тут же находился и Максим, вроде бы доверенное лицо Генерала и Мадам, а, в действительности, человек ФСБ…
Вместе с несколькими телохранителями Максим сдерживал нажим других паломников, стремившихся к Священному Камню.
ФСБшник заметил меня. Задержал взгляд. Мне показалось, он хочет что-то сказать…
Пользуясь теснотой, я приблизился. Встал позади.
Он передал мне записку. Я незаметно переправил ее в карман.
