прямоугольника.
Некоторое время за дверью ничего не было слышно, потом раздались шаги, послышались звуки открываемых замков, лязг металлической цепочки. На пороге показалась старуха в кофте, в длинной юбке, с платочком на голове.
— Нету хозяев. Ушли давно.
— Это Бронислава Гурина квартира?
— Его, Бориса… Только ушел он.
— Когда?
— А как утром встал, так и ушел. Говорила: поешь — не стал…
— Куда он собирался?
— А бог весть… Да вы зайдите. Может, и дождетеся.
— Неудобно как-то без хозяина, — сказал Антон.
— Входите, входите. — Старуха отступила, приглашая в квартиру. — Тут уж до вас — ого! — сколько народу приходило. Теперь-то не ходют… А мы сейчас чайку… В одиночку-то чай не пьется, а в компании — куда слаще!
Антон вошел первым, за ним Денисов. Автоматический замок щелкнул за его спиной.
Квартира была просторная, с широким довоенной планировки коридором, стенным шкафом в нише. Когда зажгли свет, оказалось, что выходящие в коридор двери двух изолированных комнат опечатаны. Наклейки бумаги с сургучными печатями были соединены со скобами крепкими суровыми нитками.
Старуха обитала в третьей комнатке, маленькой, полупустой. Сам Гурин по большей части располагался, должно быть, на кухне: у стены, за дверью, стояла алюминиевая раскладушка с вложенным в середину одеялом. Под столом валялось несколько пустых жестянок из-под импортного пива.
Старуха поставила на плиту чайник.
— Вы ему кто будете, Борису-то? — Антон огляделся.
— Своя я им… С ребеночком сидела, — она продолжала улыбаться. Привезли меня. Из деревни. Нянька я.
— А где все? Жена, ребенок?
— А уехали. Жена у матери своей теперь живет… И Мишенька там. Пусто! Раньше дак тут не протолкнешься — народу!..
— Скоро вернется, не говорил? — Денисов показал на раскладушку за дверью.
— Борька? А кто знает…
Старуха была в ровном расположении духа, из этого состояния ее не выбило ни появление в квартире незнакомых людей, ни вопросы, которые они задавали. Денисову показалось, что она не в себе.
Он обвел взглядом кухню, кивнул Антону на оброненную, видно, впопыхах авторучку — металлическую, фирмы «Пайлот».
«Ею, наверное, Гурин и заполнял заявление на складе невостребованных вещей…»
Денисов вернулся в коридор. Шкаф был открыт, в первом отделении, внизу стояли рядом баул и картонная коробка. Поверх баула был небрежно брошен почти новый кожаный пиджак.
«Баракаева?..»
Сбоку, на полке, валялись бумаги: накладные, спецификации, длинные перечни, аккуратно отпечатанные на белой вощеной бумаге, копии приказов и распоряжений.
Уголовники, разыскивавшие для Гурина стоившее теперь головы, преступно отданное распоряжение, оставляли все изъятое на самочинных обысках в ячейке, которую заранее выбрали. Ввиду ее неисправности вещи попадали на склад, но Турин не терял надежды обнаружить документ привозил их со склада домой. Ценности не трогал — они принадлежали обоим уголовникам, — выбирал только бумаги…
Подошел Антон.
— Наш конверт он бы не понес домой!
Денисов молча показал на торчавший из-под бланков обрывок тетрадного листка с несколькими словами, написанными крупным округлым почерком. Антон прочитал:
«…рентгено-электронный спектрограф. Вот все. Поспеши с публикацией. Целую. Беата».
Это было окончание письма.
— Изымем?
— Да.
— Чаек-то заварила! — крикнула с кухни старуха.
— Давай попьем, — предложил Антон. — Не будем обижать бабку.
Антон был добрее в обращении с людьми. Этому невозможно было научиться, это не приобреталось с опытом.
Но они занимались розыском. И сыщиком из них двоих был другой Денисов.
— Сначала позвоним на Курский: пусть приезжают за вещами.
— Я сам. Телефон у вас где?
— Там, — откликнулась старуха, — в сенцах…
Телефон стоял у самых дверей, на тумбочке.
— Нашел.
Денисов прошел к столу — старуха уже хлопотала с чаем. Чашки были разнокалиберные, старые. Женщина перехватила его взгляд.
— Сервизы-то все описали, милушка. Хорошую-то посуду. — Она достала сушки, насыпала в глубокую тарелку. — Сколько звала: «Айда в Пыщуг! В райпищеторг или в райпо. А леса какие у нас!» — Она вздохнула. — Не хотел.
— Вы из тех мест?
— Носковского сельсовета…
Чай был духовитым. Старуха принимала гостей по-деревенски, с достоинством, будто в своем доме на Севере. Вошел Антон.
— Сейчас выезжают. Привезут санкцию прокурора на обыск.
— Не заметили, мамаша, — спросил Денисов, — хозяин налегке ушел? Чемодан не брал?
— Легко. Взял с собой это… — Она начертила в воздухе неправильный квадрат. — Не выговорить.
— «Дипломат»?
— Он самый.
— А в нем что?
— А все! Одежда на переменку. Что надо.
— Собрался уезжать?
— В куртке пошел, в шапке. Не знаю.
Быстро допили чай, вот-вот должна была подъехать машина с Курского.
— Еще?
— Спасибо, — Денисов поднялся. — Могу позвонить?
— А, звони-и… — нараспев сказала старуха.
Вначале он набрал номер дежурного по отделу. Там все было спокойно, шло своим чередом. Ни его, ни Сабодаша никто не разыскивал.
— Хотя подождите, — попросил помощник дежурного. — В черновую книгу загляну, я отходил… Есть!.. — крикнул он через секунду. — «Позвонить Беате». Телефон вы знаете?
Денисов позвонил в НИИ.
— Я слушаю, — ответил знакомый голос.
— Денисов говорит.
— Я несколько раз вам звонила.
— Что-нибудь случилось?
— Наоборот… — Голос звучал бодро. — Я не только беру назад заявление. Даже прошу: оставьте все, как есть. Вы, конечно, будете раздосадованы: «Взбалмошная баба — то одно, то другое. Столько сил потрачено…»
— Вы не хотите дальше нас затруднять…
