Самолюбие заставляет меня сопротивляться.
— Нет, ты и адвокат. И прокурор… Человек! И ты имеешь дело с человеком.
Меня задевают слова шефа. Я люблю его, он «мой старик». Мне хотелось бы, чтобы обо мне говорили: у Павла Чернова «комоловский» стиль работы. Я всегда старался быть похожим на него и перенять у него все, даже привычки. Одно время даже покашливал кулак, точь — в — точь как Николай Семенович.
Но есть в шефе нечто такое, чего нельзя перенять копированием…
Комаровский является в номер, держа под мышкой маленький школьный портфельчик. Обычно с такими портфельчиками ходят управдомы или колхозные бухгалтеры. Длинная темно — синяя шинель подчеркивает худобу и нескладность фигуры.
— Сегодня ты кое — что нащупал, Борис Михайлович? — спрашивает майор.
Капитан вытирает костлявой рукой лицо, покрытое каплями дождя. Хмыкает. Он застенчив — особенно с высокими чинами. Это у него, видимо, от «старшинского» прошлого.
— Нащупал? Как сказать…
Комаровский тоже в чем — то сомневается. Чутье — тонкое растение, выросшее на почве, которая называется опытом! В этом они оба превосходят меня.
— Ну, так что Шабашников? — спрашивает Комолов.
— Понимаете, он у нас в городе на хорошем счету. Человек отзывчивый. В войну был в армии снайпером. Попал в плен, бежал. Жена погибла на фронте, медсестрой была. Один живет. Ну пьет, факт, это у него периодами. Есть такой минус… С уголовным миром никаких связей.
— С деньгами у него как?
— Туговато, раз пьет.
— В каких отношениях он был с Осеевым?
— Вроде дружили… Шабашников бывал у Осеева.
— Он мог знать, что Осеев хранит дома наличными крупную сумму?
— Думаю, да. Говорят, Осеев советовался с ним насчет покупки мебели.
— Понятно, — сказал Комолов и открыл свою алую кожаную папку. — А что нам известно об Осееве? Полгода назад в Колодин на строительство химкомбината приезжает инженер Осеев. Вот телеграмма — компрометирующими материалами о нем мы не располагаем. Напротив, характеристика положительная… Приехав в Колодин, Осеев покупает дом и участок на улице Ветчинкина. Очевидно, собирается осесть после выхода на пенсию. У Осеева жена и дочь. Они живут в Иркутске. В июле дочь гостит у отца. В августе Осеев ожидает приезда семьи. Пятого августа берет с книжки пятьсот рублей, чтобы купить кое — что из мебели. А в ночь с восьмого на девятое августа его…
На втором этаже гостиницы, под нами, начинает играть оркестр. В ресторане веселье. Пол в номере слегка вздрагивает. Комолов морщится и расстегивает воротник рубашки.
— Открой окно, Паша. Душно. В номере холодно, но я распахиваю окно. Плохо шефу.
— Итак, какие улики против Шабашникова? Доложи, Паша.
— Ну, во — первых, нож и сапоги! Нож, которым совершено убийство, принадлежит Шабашникову. Следы, оставленные на полу в доме Осеева, — это следы его сапог.
Комолов утвердительно кивает.
— Далее. Шабашников знал, что Осеев хранит деньги. Именно деньги интересовали преступника. Ведь он больше ничего не тронул в доме.
— А в состоянии Шабашников нанести такой сильный и точный удар?
Тут я могу выказать эрудицию в области, где майор, житель большого города, не очень силен.
— Он ведь «забойщик», Николай Семенович.
— «Забойщик»?
— Ну да. Так у нас говорят — капитан знает. Колодинцы приглашают его на забой скотины. Это тонкая работа. Нужен глаз и крепкая рука, чтобы попасть точно в сердце.
— Это верно, — соглашается Комаровский.
— И еще. Осеев вел довольно замкнутый образ жизни. Ночью он мог открыть дверь только хорошо знакомому человеку. Именно таким был для него Шабашников, сосед. Ну и, конечно, деньги, найденные во дворе Шабашникова, — улика неоспоримая. Словом, основная версия: Шабашников либо убийца, либо соучастник.
— Твое мнение, Комаровский? — спрашивает шеф.
— Мнение?
Капитан смущенно кашляет в рукав.
— Правильно доложено. Но Шабашников!.. Очень сомнительно: человек никогда не ценил деньги, сам раздавал — и вдруг…
Верный своей дипломатической манере, Комаровский не вступает в открытый спор. Стоит ли перечить товарищу из «центра»? Но, я чувствую, капитан остается при своем мнении.
— Что ж, Паша, логика штука полезная, — говорит Комолов. — Но у версии, которую ты предлагаешь, несколько неувязок — из — за поспешности они отметены тобой. Первое противоречие. Убийца нанес удар, едва лишь Осеев приоткрыл дверь. Зачем Шабашникову, пользовавшемуся доверием инженера, так спешить? Похоже, преступник опасался, что Осеев, увидев, кто стоит на пороге, тотчас захлопнет дверь. Если так, то Осеев либо вовсе не знал его, либо знал как человека, которого надо бояться.
Второе. Преступнику были нужны деньги. Очевидно, он знал, что они хранятся в письменном столе — кроме стола, ничего в комнате не тронуто. Но деньги лежали в первом же ящике, на виду. Отчего все ящики перевернуты, а бумаги разбросаны? Более того, следы, оставленные на бумагах, говорят, что убийца интересовался всем содержимым стола уже после того, как были найдены деньги. Что он искал? Может быть, не только деньги.
Третье. Если Шабашников — преступник или соучастник, опасающийся разоблачения, что мешало ему получше запрятать похищенные деньги? Убийца, проявивший ловкость и сноровку, на редкость неумело распорядился «добычей».
Четвертое: следы на полу. Преступник позаботился о перчатках, а вот то, что грязные сапоги оставят четкие отпечатки, не учел. Как ты все это объясняешь, Паша?
— Ну… ведь он был в состоянии опьянения, Николай Семенович! Отсюда странные промахи.
— А не похоже, что удар нанесен пьяным человеком, Паша! Тебе не кажется? Я бы предположил, что в доме инженера побывал матерый зверь… Он не вышмыгнул из двери, сторонясь трупа, как можно было ожидать от грабителя, пошедшего на «мокрое дело». Он спокойно нанес второй удар. Это хищник. Беспощадный, жестокий, хладнокровный. Почерк его свидетельствует о ясном уме и расчете. Способен ли Шабашников на это, а? Подумай хорошенько.
Я молчу. Крыть, как говорится, нечем. Слишком уж заманчивой была для меня перспектива легкого, мгновенного раскрытия преступления. Салага!
— Не спеши, Паша. — Комолов кладет мне на плечо тяжелую ладонь. — Мы только начинаем расследование. И я могу ошибаться. И ты. Но наши ошибки не должны выходить из этой комнаты, чтобы не наделать зла. Для каждого из нас после нескольких лет работы наступает период, когда хочется чувствовать себя асом и каждое дело проводить четко, блестяще и быстро. Это кажется очень важным, а на самом деле не имеет никакого значения. По — настоящему важно лишь одно: действительно ли ты нашел виновного и не пострадал ли при этом безвинный. Только это… Только!
Холодный ветер врывается в комнату, отдувая занавески. Комолов жадно дышит, его бледное, слегка оплывшее лицо искажено гримасой боли.
— Прилягте, Николай Семенович.
— Сделаем так, — продолжает майор. — За Шабашниковым пока посмотрит Комаровский. А ты, Паша… поработай над версиями. Если не Шабашников, то кто? Видимо, тот, кто мог украсть нож и подбросить деньги, чтобы навести на ложный след. Может быть, не так уж нужны были ему деньги, если он отказался от половины суммы ради собственной безопасности?
— Но если не деньги, то что?
— Не — знаю, не знаю. И аналогичных дел не припомню… Разобраться будет нелегко. Но я буду рядом, Паша, а как только почувствую себя лучше, то включусь полностью. Понял?
