коротком поводке у Сталина и придумали, что в стране действуют антисоветские организации: в 1930 году была якобы раскрыта 'Трудовая Крестьянская Партия' (ТКП), в 1933 году была сфабрикована фальсификация о якобы еще одной крупной диверсионной 'Группе 3-5ти'[2], затем о Московском Политическим Центре и им подобным. Эти организации никогда не существовали, они были рождены воображением лидеров партии, и по их наущению чекисты заставляли своих жертв признаваться в участии в этих организациях. Так в протоколы допросов попали записи о показаниях многих людей, ставших игрушками в руках следователей.
История этих кафкианских вымыслов, рожденных в кабинетах партийных и чекистских фюреров высшего ранга, еще ждет детального исследования, еще и по сей день архивы партии и ЧК-ГПУ-ОГПУ- НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ тщательно оберегаются и скрывают основную массу информации как относительно того, кто в Кремле придумал ТКП и другие вредительские организации в сельском хозяйстве, так и полные списки тех, кто пострадал во время партийного террора.
В описываемое время (в конце 1929 -- начале 1930 годов) тень обвинений во вредительстве начала падать и на Вавилова. В центральных газетах стали появляться статьи, направленные лично против него. Правда, и раньше он попадал 'на зубок' партийным инквизиторам. Например, еще в начале его государственной карьеры, когда он только заступил в должность директора Института Опытной Агрономии, ему пришлось опровергать обвинения, прозвучавшие в стишках Демьяна Бедного, с желчью обругавшего руководство института за то, что оно при открытии этого научного заведения якобы разрешило провести молебен и окропить стены здания Святой Водой. Стишки появились в 'Правде', 'Красной Москве' и петроградской 'Красной газете'.
'...приведенного факта... не было ни при открытии, ни при других обстоятельствах, о чем считаю долгом заявить самым категорическим образом. При переезде Заведующего [фитопатологической] Лабораторией проф. Ячевского из старой квартиры в новую на его личной квартире был действительно приглашен священник, и это, вероятно, послужило поводом к неправильному толкованию...'
-- писал Вавилов в ответ на эти обвинения (4).
В 1929 году его институт был обвинен одним из своих же сотрудников' в отрыве... работы от задач реконструкции сельского хозяйства' (иными словами, в неучастии в коллективизации) в заметке 'Ученые в облаках', появившейся в 'Листке Рабоче-Крестьянской Инспекции' -- приложении к 'Правде' (5).
В конце февраля 1930 года с большой критической статьей выступила уже сама 'Правда'. Называлась статья 'Институт благородных... ботаников' (6). Длинную статью на двух колонках подписал некто В.Балашов, который сообщал о якобы никуда негодной работе сразу двух руководимых Вавиловым учреждений -- ВИПБиНК и Государственного Института Опытной Агрономии. Всё положительное, что автор узрел в работе критикуемых научных центров было представлено в одной фразе: 'Ошибки, допущенные в работе институтов не искупаются рядом достижений институтов в научной области'. В остальном статья была напичкана описанием недостатков. Все до одного обвинения несли политическую окраску и звучали по тем временам зловеще. Автор утверждал, например, что хотя институты рассылают семена улучшенных культур 'нескольким десяткам тысяч крестьян-корреспондентов', на поверку большинство, если не все 'корреспонденты' -- кулаки. 'Крестьяне... жалуются, что Институт помогает кулаку', -- заключал автор этот раздел статьи.
Следующий пункт был посвящен тому, что в ВИПБиНК процветает семейственность с 'дурным антисоветским душком':
'Проф. Писарев пришел в институт с женой, племянником, шурином, Букасов -- с женой и с сестрой, Коль -- с женой, Фляксбергер -- с племянницей, Таланов -- с дочерью, Петрова -- с сестрой и т. д.' (7).
То, что и Вавилов работает в институте вместе с женой, не упоминалось, но те, кто знал положение дел в институте, сразу об этом догадывались.
'А социальный состав сотрудников? -- вопрошал вслед за тем автор и отвечал. -- Цифры поистине ошеломляющи'.
'В институте опытной агрономии работают 59 дворян, бывших крупных землевладельцев, 25 потомственных почетных граждан, 5 сыновей купцов и фабрикантов и 12 детей попов. (Кроме того, 65 сотрудников не представили о себе никаких сведений).
В институте прикладной ботаники в группе старших специалистов дворян четвертая часть, 'прочих' -- свыше половины, а в группе младших сотрудников 'прочих' половина и дворян -- 12,5 процентов.
Таковы последствия семейного подбора' (8).
Еще больший гнев автора вызвал тот факт, что коммунистов в институтах почти нет, комсомольцев всего 32, причем из них научной работой занимаются только трое. Сообщалось, что заместитель Вавилова по ВИПБиНК Мартынов -- коммунист, но он ведет линию директора, на критику отвечает высокомерно и грубо, считает, что 'не обязан давать отчета в своих действиях никому, кроме ЦК партии и Наркомзема'. Автор считал, что работнички такого социального состава ничего хорошего наработать на пользу социалистической родины не могут, в результате чего '...между ведущимися исследованиями и практическим применением их результатов существует разрыв,... институт не сумел связать свою деятельность с требованиями, которые выдвигала жизнь...'. Оказывается, эти недостатки уже отмечал в январе 1929 года могущественный Наркомат Рабоче-Крестьянской Инспекции, но 'ни одно из предложений РКИ не было проведено в жизнь' (9).
Лично Вавилова обвиняли только в одном, но очень существенном вопросе:
'Директор института акад. Вавилов, занятый рядом других работ, большую часть времени проводит вне института и организационно институтом почти не руководит.'
'Еще целый ряд безобразий творится в этих институтах. Но все эти безобразия проходят безнаказанно, так как руководители институтов имеют сильных защитников в центральных московских учреждениях', --
утверждалось в статье (10). Констатируя 'нежелание или неумение связать свою работу с общими задачами социалистического строительства, семейственность, отсутствие научной смены', автор статьи в 'Правде' приходил к суровому выводу:
'...такие недостатки 'нетерпимы в центрах советской науки. Научные институты должны быть очищены от всякого мусора и превращены в подлинные научные штабы социалистической реконструкции' (11).
29 января 1931 года в газете 'Экономическая жизнь' была опубликована еще более резкая по тону статья, подписанная сотрудником Вавилова -- заведующим Бюро интродукции ВИР Александром Карловичем Колем, в которой Вавилов уже единолично был обвинен в преступлениях против советской республики:
'Революционное задание В.И.Ленина обновить совземлю новыми растениями оказалось сейчас подмененным реакционными работами по прикладной ботанике над центрами происхождения растений. Под прикрытием имени В.И.Ленина окрепло и завоевывает гегемонию в нашей с.-х. науке учреждение, не только не имеющее никакого отношения к мыслям и намерениям Ленина, но им классово чуждое и враждебное. Речь идет об институте растениеводства с.-х. академии имени Ленина' (12).
Естественно, публикация серии статей в центральных советских газетах не может не наводить на мысль, что кому-то на верхах такие статьи были нужны. Ничего случайного в том, что, начиная с 1929 года, партийные издания, находившиеся под неослабным политическим прессом и цензурой, публиковали материалы на одну и ту же тему и под одним и тем же углом зрения, быть не могло. Кто направил злобную энергию Коля и других корреспондентов партийных газет по нужному руслу? И случайным ли было, что именно в 1931 году ОГПУ завело агентурное дело на академика Н.И.Вавилова? Ведь без распоряжения на высочайшем уровне начать дело на члена высшего государственного органа страны (по нынешней терминологии депутата Государственной Думы) -- члена ЦИК СССР и ВЦИК -- было невозможно.
Внутренняя оппозиция Вавилову в его собственном институте
