55 Там же.
56 Там же, стр. 146.
57 Там же, стр. 148.
58 Там же, стр. 146.
59 Там же, стр. 153.
60 Там же, стр. 154.
61 Там же, стр. 155.
62 Там же, стр. 150.
63 Там же, стр. 148.
64 Там же, стр. 157.
65 Там же, стр. 157--158.
66 Там же, , стр. 158.
67 См. Николай Иванович Вавилов. Международная переписка, т. 2, М., Изд 'Наука', 1997,стр. 576.
68 См. прим, (24), стр. 156-157.
69 Академия Наук СССР в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б)-КПСС 1922-1991. М., Изд. РОССПЭН, 2000, стр. 154.
70 На приводимой в книге 'Суд палача' копии 'Докладной записки, включенной в следст- венное деле Н.И.Вавилова под грифом 'Строго секретно', дата отсутствует (ЦА ФСБ России, ¦Р-2311, т. 8, лл. 33-40) Документ полность приведен в книге 'Суд палача', стр. 158-163.
71 См. прим (24), стр. 161.
72 Там же, стр. 159.
73 Там же. стр. 159.
74 Там же, стр. 160.
75 Там же.
76 Там же.
77 Там же 78 Архив Президента России, фонд. 3, опись 30, дело 63, листы 143-146, цит по /24/, стр. 164.
79 См. прим. (24), стр. 164.
80 Там же.
81 Там же, стр. 165.
82 Там же, стр. 166.
83 Там же, стр. 167.
84 Ю.Н.Вавилов и Я.Г.Рокитянский. Знания, брошенные в огонь. Несколько страниц из жизни академика Н.И.Вавилова. Вестник РАН, 1996, ¦7, стр. 632-633 85 Архив Президента РФ, ф. 3, оп. 30, д. 63, л. 141, см. прим (24), стр. 531.
ТРИУМФ МРАКОБЕСОВ
Ч а с т ь в т о р а я
Г л а в а VI
ПОБЕДНЫЙ 1935Й ГОД
'И вот блоха в одежде,
Вся в бархате, в шелку,
Звезда, как у вельможи,
И шпага на боку.
Сенаторского чина Отличья у блохи.
С блохой весь род блошиный Проходит на верхи'.
И.В.Гёте. Фауст (1).
'...догматическое мышление, бесконтрольное желание навязывать регулярности, явное увлечение ритуалами и повторениями сами по себе характерны как раз для дикарей и детей. Возрастание же опыта и зрелости скорее создает позицию осторожности и критики, чем догматизма'.
К.Поппер. Логика и рост научного знания.
1983 (2).
Сталин: 'Браво, товарищ Лысенко, браво!'
Наверное, если бы Лысенко спросили, какой год своей жизни он сам считал самым важным, определяющим в его судьбе, вряд ли он выделил бы какой-то отдельный из череды лет: каждый был важным, каждый определяющим, каждый вел его вверх, обгоняя в реальности затаенные мечты. И все-таки особым был год тысяча девятьсот тридцать пятый. Тогда его похвалил сам Сталин, да что -- похвалил, восторженно приветствовал.
В феврале того года в Кремле собрали ударников сельского хозяйства на встречу с руководителями партии и правительства с самим Иосифом Виссарионовичем. На этой встрече выступали знатные люди села, крупные ученые, такие как Вавилов или Прянишников, а все-таки горячее всех встретили самого народного ученого -- Трофима Денисовича Лысенко, сына простого крестьянина, выучившегося на агронома, а теперь ставшего академиком Всеукраинской Академии наук.
Лысенко начал свою речь с яровизации и пытался ошеломить Сталина упоминанием о десятках тысяч колхозов, якобы вовлеченных в 'практическую науку'. 'Но все ли мы, товарищи, сделали, что тут можно было сделать?' -- вопрошал Лысенко и сам себе отвечал:
'Нет, не все, и намного еще не все. На самом деле, если в этом году колхозы с применением яровизации дали 3-5 миллионов добавочного зерна... то, товарищи, что такое для нас, для нашего Союза эти 3-5 миллионов пудов зерна? Чепуха эти 3-5 миллионов пудов, ...а наше задание -- это поднять урожайность всех полей, колхозных и совхозных' (3).
Свою речь он продолжил прославлением ничего не давших ни науке, ни практике летних посадок картофеля. Он призвал повести работу так, 'чтобы на 1936 год 100% семенного картофеля в Одесской области было уже невырождающегося. Это будет настоящее дело, настоящая наука. Дело это нетрудное, но необходимо как следует взяться' (4). В конце речи он возвратился к вопросу о картофеле, дав понять Сталину и всем присутствующим, что еще далеко не везде его идея встречает теплый прием:
'Хорошо, если бы в этом году хотя бы южные области, хотя бы одесские колхозы взялись за это дело по-настоящему, под руководством земельных органов. К сожалению, некоторые земельные работники областей и районов еще недооценивают во всей полноте это дело' (5).
Однако все эти слова, хотя они и были произнесены с воодушевлением, не несли в себе чего-то экстраординарного и вряд ли могли вызвать у Сталина какие-либо эмоции, что либо такое, что было бы выше снисходительного одобрения. А Лысенко уже знал ход, которым можно было покорить Сталина, вызвать у него жгучий интерес к своей персоне. Он надумал прилюдно обвинить тех, кто критиковал его, во вредительстве, в попытке отбросить его работу не потому, что она научно слабая и недоработанная, а потому, что критики-вредители были классовыми врагами таких вот крестьянских, колхозных ученых, каковым является он, академик из 'народа':
