прочесть еще один перевод, помимо многих предыдущих. Пусть они сначала читают, а после презирают, чтобы не оказаться осуждающими не по разуму, но из предвзятости и ненависти то, чего не знают.
Исайя проповедывал в Иерусалиме и Иудее, в то время, когда десять колен еще не были отведены в плен, слагая повествование то об обоих царствах вместе, то о каждом отдельно. И рассказывая о современных ему событиях, и предвозвещая возвращение народа после вавилонского плена в Иудею, он прежде всего заботится о призвании язычников и пришествии Христа. Вы же, о Павла и Евстохий, чем более любите Его, тем сильне просите у Него, ради нынеших поношений, коими непрестанно терзают меня ревнители, дать мне большее воздаяние в будущем, ибо Ему известно, что я трудился, изучая чужой язык во имя того, чтобы иудеи более не оскорбляли Его Церковь, обвиняя в лживости хранимые в ней Писания.
Пророк Иеремия, к которому пишется этот пролог, у евреев считается более прост по слогу, нежели Исайя, Осия и некоторые другие пророки, но равен им по содержанию, ибо пророчествовал тем же Духом. Простотою же выражений он обязан родным местам. Он был из Анафофа, ныне селеньица в трех милях от Иеросалима, священник из священнического рода, и будучи освящен в материнском чреве, посвятил девство своё, словно муж евангельский, Христовой Церкви. Здесь отрок начал пророчествовать и плен народа и Иудеи увидел не только духовными, но и плотскими очами. Уже десять колен Израилевых переселили в Мидию, уже их земли принадлежали колониям язычников. То же он предрек Иуде и Вениамину, и оплакал разрушение своего города четырежды повторяя алфавитный порядок в первых буквах строк, что мы передаем стихотворным метром. Кроме того, мы привели в первоначальный порядок видения, чрезвычайно спутанно изложенные у греков и латинян. Книгу же Варуха, писца его, которая не читается и не хранится у евреев, мы опустили, с готовностью ожидая из–за этого проклятий ревнителей, коим надо отвечать в отдельных работах. И я терплю это, раз вы принуждаете. Впрочем, на их злобное бешенство правильнее было бы отвечать молчанием, нежели возбуждать неразумие завистников, ежедневно в изобилии ищущее что–либо новое.
Пророк Иезекииль был вместе с царем Иуды Иоакимом уведен в плен в Вавилон и там пророчествовал товарищам по пленению, которые раскаивались в том, что доверились противникам пророчества Иеремии, и город Иеросалим, которому надлежало пасть, видели будто бы стоящим нерушимо. В тридцатый год от рождения и в пятый от пленения он начал пророчествовать соплеменникам. Хотя он был и моложе, но пророчествовал в Халдее в то же самое время, что и Иеремия в Иудее. Его речь не весьма изыскана, но и не простонародна, но умеренна и в том и в другом. Он, как и Иеремия, был священником; начало и конец его писаний довольно темно и трудно. Его общепринятые издания не очень далеки от еврейского оригинала. Что меня и удивляет, откуда, раз все книги переводили одни и те же переводчики, в одних местах мы читаем одно, в других — иное. Прочтите и этот наш перевод, который, будучи записан в стихотворных строках и размером, делает более доступным для читающих смысл. Если же мои друзья и это осмеют, скажите им, что их никто писать не принуждал. Но боюсь, чтобы не оказаться им тем, что по– гречески точнее называется jagoloidoroi[296].
Пророка Даниила в церквах Господа Иисуса не читают по Семидесяти толковникам, но используют издание Феодотиона, а отчего так вышло, я не знаю. Или от того, что Семьдесят не пожелали сохранить в переводе то, что написано халдейским языком, и отличается по свойствам этого языка, или же эта книга только надписана как их труд, и перевод принадлежит неизвестному, несведущему в халдейском, или еще по какой другой причине, но могу только сказать одно, что он весьма далек от истинного текста и вполне справедливо отвергнут. Следует знать, что Даниил особенно, как и Ездра, а также одна перикопа Иеремии, записаны еврейскими буквами, но халдейским языком; язык же Иова имеет много общего с арабским.
Я, в ранней юности, после изучения Квинтилиана и Туллия и красот риторики, наконец заключился в каменоломню этого языка и многими потами за долгое время начал овладевать произношением слов с придыханием и присвистом, и, как будто блуждая в подземелье при едва видном свете над головою, в последнюю очередь занялся Даниилом, и такое меня охватило отчаяние, что я уже хотел было отказаться от этого труда. Но благодаря увещеваниям одного еврея, который часто мне внушал на своем языке: «Ненасытный труд всё побеждает», и который мне казался наиболее сведущим среди прочих, я вновь принялся за изучение халдейского. И признаюсь по правде, до сего дня я могу легче читать и понимать по халдейски, нежели говорить.
Сие было рассказано для того, чтобы показать вам трудность Даниила, который у евреев не содержит ни истории Сусанны, ни песнопения трех отроков, ни басен о Виле и драконе, которые мы, раз уж они распространены по всему свету, поместили, отчеркнув впереди, дабы невеждам не показалось, что мы отрезали бoльшую часть книги. Я слыхал, как некто из иудейских наставников высмеивал историю Сусанны, говоря, что она сложена каким–то неизвестным греком, повторяя возражение Оригену некоего африканца: etumologiaV apo tou scinou scisai apo tou prinou prisai[297]. Точно также мы могли бы дать такое истолкование: от названия дуба (ilex) сказано «посему погибнешь» (ilico pereas) или из за масличного дерева (lentiscum) «ангел превратит тебя в масло» или «немедля (non lente) погибнешь», или «мягкий (lentus), т. е. покорно ты будешь отведен на смерть», либо еще что–либо подобное, схожее с названиями деревьев. Потом он высмеивал также и то, что отроки в печи, как будто им нечего было больше делать, радуются и призывают все по порядку стихии мiра славить Бога, или якобы чудо божественного вдохновенния в умерщвлении дракона куском смолы или в разоблачении козней жрецов Вила, являющем гораздо больше сообразительности от житейского опыта. Когда же дошел он до Аввакума и прочел вслух о перенесенном из Иудеи в халдею блюде, стал искать пример во всех книгах Ветхого Завета, где говорилось бы о ком либо из святых, летавших телесно и преодолевших в момент времени столь большое расстояние. Когда же некто из наших скоро привел ему пример Иезекииля, сказав, что он был перенесен из Халдеи в Иудею, тот высмеял говорившего и по книге тут же доказал, что Иезекииль видел себя перенесенным в духе. Наконец, и наш Апостол, хотя и муж сведущий и наученный в Законе у евреев, по его словам, не осмелился утверждать, будто он был вознесен телесно, но говорит: «Или в теле или вне тела, Бог знает». Этими и подобными аргументами он обличил апокрифичность церковного издания.
Оставляя это суждению читателя, я отмечу, что у евреев Даниил считается не среди пророков, но среди сочинителей агиографов. Ибо у них Писание делится на три части: Закон, Пророки и Агиографы, т. е. пять, восемь и одиннадцать книг; о чем мы сейчас рассуждать не будем. Тому, что против этого пророка утверждал Порфирий, свидетели Мефодий, Евсевий, Аполлинарий, в тысячах стихов опровергнувшие его бредни, но не знаю, угодили ли они любознательному читателю. Посему и молю вас, о Павла и Евстохий, проливайте за меня молитвы ко Господу, дабы мне, пока я еще в сем тельце, сподобиться написать для вас что нибудь полезное Церкви, достойное потомства. Ибо не очень–то увлекают меня суды современников, которые бросаются от крайней любви к крайней ненависти.
Порядок Двенадцати пророков у нас не совпадает с еврейским. Поэтому и здесь они стоят сообразно тому, как читается у них. Осия краток и сжат, и излагает свои слова словно сентенциями. Иоиль ясен сначала, к концу темнее. И каждый имеет свои особенности вплоть до Малахии, все вместе для евреев возвещают о книжнике и учителе закона Ездре. И поскольку долго сейчас говорить о каждом, хочу, чтобы вы, о Павла и Евстохий, знали, что едина книга Двенадцати пророков, и Осия suncronon[298] Исайе, Малахия был во время Аггея и Захарии. Поэтому и их время не обозначено особо в заглавии, ибо они пророчествовали при тех же царях, что и те пророки, время которых указано.
Сказание о добродетелях блаженной Павлы
Если бы все органы тела моего, подобно языку, служили мне для выражения мыслей: и тогда
