Тогда и обнажаются души, открывая все, что скрывалось глубоко внутри…»
Нет, она не будет сейчас плакать! Не поддастся своему порыву бросить вожжи и разрыдаться в голос от бессилия и страха, что ныне рвали ее душу на куски. Нет времени ныне, чтобы стонать о судьбе и заламывать руки. Только не в этой неизвестности, что гнала ее в Завидово, словно за ней скакали все черти ада.
На подъездной аллее имения Марине встретилась коляска, что мешала ей проехать к усадебному дому. Она ехала столь медленно, что у Марины даже руки затряслись от волнения и злости. Она кричала кучеру, ругалась на него, но тот судя по всему, не слышал ее за скрипом рессор, и она, стегнув лошадей, резко взяла вправо на обочину. Пронеслась мимо с такой скоростью, что едва не перевернула двуколку с обочины, обдала пылью сидевших в коляске пассажиров.
У крыльца усадебного дома спрыгнула наземь, не дожидаясь, пока к ней подбежит лакей, уже спешащий по ступенькам, вбежала в дом, распахивая двери комнат. Господи, куда все подевались? Где гости? Неужто она ошиблась, и они поехали сразу в уездный город, к доктору? Но нет, до Завидово ближе. Разумнее было бы ехать сюда.
— Марина Александровна, — окликнул ее Арсеньев, которого она все-таки нашла в этой многочисленной анфиладе комнат. Он и Жюли выбрали самую прохладную гостиную на первом этаже, укрываясь от июльской жары, что к этому часу стала невыносимой. Марина окинула их взглядом и сразу поняла, что те прибыли совсем недавно в Завидово, так как по-прежнему были в том же самом платье, в котором выезжали на прогулку. У Арсеньева даже виделась кровь на рукаве его светло-серого сюртука, и при виде этих небольших пятен Марина побелела, как полотно.
— Я вижу, вы не нашли доктора, — язвительно произнес Арсеньев, не обращая внимания на предупреждающий жест Жюли. Марина подняла на него растерянные глаза, она была вся в пыли, даже лицо. Светлыми были только дорожки слез, что она пролила по дороге в Завидово. На миг Арсеньеву стало жаль ее, но вот она виновато потупила глаза, отвела в сторону взгляд, краснея стыдливо, и он оставил свое сочувствие к ней. — Но, слава Богу, он понадобится точно не в Завидово. Ваши соседи отбыли тут же с места в свое имение, увозя раненого сына. У штабс-капитана, судя по всему, сломана нога.
— А Сергей? — тут же спросила Марина. Штабс-капитан ее вовсе не интересовал в этот момент. Да и остальные гости, впрочем тоже, к ее стыду. — Что Сергей Кириллович?
— Он не ранен. Вернее, не так серьезно, — Марина не смогла сдержаться и тихо заплакала, прижав ладонь ко рту. Ее охватило такое невероятное облегчение при этих словах, что у нее даже руки задрожали. Арсеньев же продолжил. — Он расшиб голову при падении. Пара швов точно. Просто чудом не открылась рана на плече. Вот в чем отличие кавалерии от пехоты — умение точно сгруппироваться при падении с лошади.
Марина развернулась к двери. Более ей тут было нечего делать. Ей хотелось ныне только одного — войти к нему в комнату, прижаться к его груди щекой, услышать стук его сердца. Как много ей надо ему сказать! Как она виновата перед ним! Милый, милый мой Сережа! Как я могла промолчать в тот момент? Как могла отпустить тебя тогда, зная, какую боль ты уносишь в сердце?
Но ее порыв тут же остановил Арсеньев, разгадав ее желания, отчетливо произнеся:
— Его нет. Он уехал тотчас, как воротился в имение. Даже кровь не дал смыть с себя. Степан собирает его багаж.
Марина, потрясенная, повернулась к ним. Жюли не встретила ее взгляд, отвела глаза, и она поняла, что это правда, что Сергей действительно уехал.
— Но — отчего? Помилуй Бог…
— Отчего? Отчего?! Какого черта? — вдруг вспылил Арсеньев. — Какого черта вы поехали с этим вашим приятелем? Вы ведь ясно видели, что произошло! За доктором? Да только последний дурак не знает, что город в другой стороне! Вы так явно выставляли свое расположение, что только слепой мог не заметить его!
— Он увез меня силой! — вскричала в ответ Марина, не в силах более сдерживать эмоции. — Силой, слышите? Я вовсе не желала уезжать!
— Отчего тогда не кричали? Не подали знака? — не унимался Арсеньев, хотя жена вовсю уже дергала его за рукав, умоляя глазами прекратить этот скандал. В доме еще были гости — семейство предводителя дворянства, и эти громкие крики могли быть услышаны и превратно истолкованы. Кроме того, Жюли ясно слышала, что к комнате приближаются голоса, значит, вскоре их уединение будет нарушено.
— Я не обязана давать вам отчет в своих действиях, — тихо сказала Марина, упрямо вздернув подбородок вверх.
— Согласен. Теперь вам вообще никому не придется давать подобного отчета, — холодно проговорил Арсеньев и, вырвав практически из рук жены рукав своего сюртука, поклонился дамам. — Прошу простить меня. Последую примеру остальных гостей и пройду к себе.
Марина на мгновение прикрыла глаза, собираясь с силами. Теперь она тоже ясно слышала голоса в соседней комнате — Арсеньев по пути в гостевую половину здоровался с новоприбывшими гостями.
— Жюли, умоляю тебя, переговори с ними, — она закрыла лицо руками. — Я не могу… не могу…
Но прежде чем ее подруга двинулась с места, в гостиную буквально впорхнула, шурша пышными юбками, Лиза, сестра Марины. За ней вошел ее супруг, озабоченно хмурясь.
— Ах, дорогая моя! — подошла, раскачивая юбку к Марине, Лиза. — Здравствуй, дорогая моя. Не могу тебя расцеловать, вижу, что ты с прогулки. И хочу побранить тебя, Марина Александровна. Ты едва не убила нас там, на аллее. Да еще пылью обдала с ног до головы. Взгляни на моего бедного Жоржика… А ведь мундир мы совсем недавно пошили! Теперь он испорчен, и Жоржик очень огорчен.
Дегарнэ в это время прикладывавшийся к ручке свояченицы (при этом он касался губами только воздуха, ибо уж чересчур была неопрятна Марина по его мнению) поднял брови вверх, соглашаясь с женой. Потом выпрямился и притворно смахнул платком с плеча своего мундира невидимую глазу пыль.
— Разве можно быть такой беспечной? — не унималась Лиза, присаживаясь на софу и аккуратно расправляя юбки своего платья, чтобы ненароком не измять. — Ты ведь могла убиться! И нас при этом убить! Я непременно напишу маменьке.
— Напиши, — устало согласилась Марина, не желая спорить с сестрой. Она всегда с ней соглашаясь, уступая даже в мелочах лишь бы не вызвать ссоры ненароком, что могла перерасти в бурную и продолжительную истерику Лизы. — Непременно напиши.
— И напишу! Ты слишком вольно ведешь себя в своем вдовстве. Слишком!
Марина пропустила ее упреки мимо ушей и хотела уже извиниться и уйти к себе, чтобы привести себя в порядок и подумать над всем, что произошло за нынешний день и как ей следует поступить в дальнейшем, как вдруг Лиза упомянула князя Загорского.
— Не смею даже предположить, что он делал на почтовой станции. Мы уже отъезжали, когда он прибыл туда. Долгонько он будет там ждать лошадей, до вечера, вестимо. Мы последних забрали. Надеюсь, что он не гостил в Завидово? С твоей стороны было бы довольно самонадеянно принимать его у себя, тем паче ныне, когда он стал буквально притчей во языцей в светском обществе.
— Во языцех, — машинально поправила ее Марина, а потом вдруг резко направилась к двери, сделав быстрый книксен на прощание.
— Ты принимаешь его! Ах, Господи! Я напишу к маменьке! Тебя необходимо приструнить! — крикнула раздраженно ей вслед Лиза. Марина тут же остановилась и повернулась к сестре так резко, что ее юбки слегка закрутились вкруг ног.
— Приструнить? — вкрадчиво переспросила она. — Приструнить?! Кого и надо приструнить, так тебя, Лизавета Александровна. Твои счета, дорогая сестра, уж превысили все мыслимые границы. Кредиторы настолько осмелели, что шлют их прямо сюда. С этого часа, с этого дня я понижаю твое содержание, довольно с меня оплачивать твой огромный гардероб, твои конюшни и твоего супруга. С этого дня я буду приучать тебя жить по средствам, дорогая. Добро пожаловать во взрослый мир, где надо думать и о дне насущном, а не только о платьях и полковых балах! Да, и можешь не трудиться писать маменьке об этом и о многом другом, что, как я надеюсь, случится в моей жизни вскорости. Ибо я уже давно вышла из детской и способна сама принимать решения, как мне жить и с кем водить знакомства, — отчеканив каждое слово из своей речи, Марина снова направилась к выходу, а после повернулась к сестре. — Да, ты не забыла поздравить меня с днем ангела? Ведь ты, кажется, по этому поводу сюда прибыла?
