пещерку и устроились в ней на ночлег? Не мог же он разорваться на части, стремясь проверить все пути, все перекрестки судьбы!
'Вот если бы горные духи подсказали мне, где их искать, — он мечтательно вздохнул. — Ну что им стоит!'
И тут вдруг, словно отозвавшись на его мольбу, налетевший порыв ветра принес горьковатый запах костра.
'Слава богам, — еще даже не видя торговцев, он вздохнул с облегчением. Теперь он не сомневался, что они остановились на ночлег, а, значит… — Я их найду!' — юноша торжествовал. Ну конечно, у него будет достаточно времени. Ведь ночь только началась и странники вряд ли отправятся в путь до тех пор, пока не рассветет. Во всяком случае, он так думал.
Впрочем, на этот раз он не дал волю своей фантазии, а сразу же принялся за поиски, и, может быть, именно поэтому преуспел.
Как беглец и предполагал, торговцы выбрали для ночлега довольно большую пещеру возле тропинки, а, главное, почти под самым его носом. Впрочем, когда караванщики не только сами скрылись в сумраке подобного подземелью чрева пещеры, но и завели в него животных, не мудрено, что их оказалось не так уж просто найти. Если бы не костер…
Боясь вновь потерять своих проводников, юноша забрался на довольно крутой склон горы, удивляясь собственной ловкости, хотя, скорее всего, дело было в везении новичка, и, устроившись на узеньком уступе, замер.
Стало холодать. Причем не известно, что остывало более стремительно — воздух, или горная твердь. Но зажечь костер он не решался, опасаясь выдать себя. Все, что ему оставалось, это кутаться в плащ и радоваться в душе, что ночи начала осени не столь морозны, как в ее конце.
Он не был уж совсем изнеженным созданием, и, все же, привык к некоторым удобствам. На облюбованном же им месте все было не так. Не повернешься, не разомнешь затекшие ноги. Всюду какие-то мелкие, но при этом — поразительно острые камни. Сидеть на них было больно, особенно для того, кто постоянно ерзал, пытаясь устроиться поудобнее, а сбросить их вниз он не решался. А что если подхваченный эхом дойдет до слуха торговцев, которые, отходя ко сну, не могли не оставить стража, призванного беречь покой? Все, что он позволил себе, это осторожно сгрести часть камней в сторону, освобождая себе место.
Но, несмотря на неудобства, которые, казалось, должны были разогнать все предвестники сна, дрема медленно начала наползать на него тяжелой блеклой тучей.
Ему показалось, что он только лишь на мгновение закрыл. И все равно, его обжог страх:
'Только бы не проспать!'
Он боялся: если торговцы уйдут без него, ему ничего не останется, как вернуться домой, простившись с мечтой.
'Великие боги, лишите меня всего остального, только не отнимайте мечту!' — он был готов пожертвовать даже самим собой за возможность увидеть ее исполнение.
Повеяло утренней прохладой и юноша, поежившись, поспешил получше закутаться в плащ. Ему страстно захотелось выпрямиться в полный рост, разминая затекшее тело и, одновременно, согреваясь в движении. Он тяжело поднялся, мгновение постоял, пошатываясь на отказывавшихся слушаться онемевших ногах, а затем уже почти шагнул вперед, но в последний миг опомнился, вспомнив:
'Я же стою на выступе горы! — его прошиб озноб, когда он понял, что еще миг, и непременно бы свалился вниз. Конечно, он забрался недостаточно высоко, чтобы, упав, разбиться насмерть, но что-нибудь бы точно себе сломал. А, в сложившихся обстоятельствах, он не видел особой разницы, была бы это нога или шея. — Даже если бы меня нашли эти торговцы, то, проявив сострадание, лишь добили. К чему им лишняя обуза, да еще в самом начале пути? — впрочем, это еще было наилучшим поворотом судьбы, когда в ином случае ему пришлось бы умирать медленно и мучительно, видя приближение смерти, даже, возможно, глядя ей в глаза, но при этом не в силах остановить неминуемое. — И еще за смертью следуют тени, призраки и живые мертвецы. Они не дали бы мне уйти спокойно, мучили бы меня даже там, за чертой…' — от всех этих мыслей ему стало совсем не по себе, слишком уж ужасны были пронесшиеся перед глазами картинки. Дыхание перехватило, словно смерть уже коснулась его груди.
'Ну нет! — он решительно замотал головой. — Я не позволю ей подойти ко мне прежде, чем моя мечта не исполнится!'
А потом его размышления прервало множество звуков — стук разбуженных шагами камней, крик ослов, недовольных тем, что их разбудили, нагрузили поклажей и вновь погнали неизвестно куда, пока еще далекие, невнятные разговоры людей — которые, подхваченные эхом, разнеслись над горами, разрушив тишину их снов.
Торговцы вновь отправлялись в путь. Боясь, что, выйдя из пещеры, они заменят увязавшегося за ними следом чужака, юноша отшатнулся назад, замер, прижавшись к впечатанным в склон горы камням, с которыми мечтал слиться.
'Вот было бы здорово стать невидимым! — мелькнула у него в голове мысль. — Тогда я мог бы идти вслед за ними, не боясь, что они меня обнаружат'.
Его путь только начинался, но, благодаря богатому воображению, с ним уже столько всего произошло, что хватило бы не на одно путешествие.
Юноша открыл рот, спеша вобрать в себя побольше воздуха, чтобы затем, замерев, представить, как было бы, если бы чудо уже коснулось его своей благословенной рукой. Это был его дар — фантазия, которая другим даже не снилась.
Однако способность выдумывать иную жизнь, порой играла с ним злую шутку, отрывая от реальности. Вот как сейчас, когда он опять чуть не упустил торговцев.
В сердцах помянув злых духов, юноша поспешно соскользнул со своего уступа и, скрываясь в утреннем, заспешил вслед за караваном.
Первый день в горах выдался странным. Беглецу казалось, что его ждет полный тайн и чудес мир, он мечтал налюбоваться им, запоминая навсегда. Ведь начало пути не менее важно, чем его конец. Однако все оказалось совсем не таким, как он представлял себе.
Мир вокруг был погружен в туман, такой густой, что в нем не было видно не то что вершин гор над головой, но даже их крутых боков. Какое там, порой из вида терялась даже тропинка под ногами. Идти приходилось на ощупь, скользя рукой по камням склона.
Туман не рассеивался до самого вечера.
Беглец страшно измучился. И не только потому, что жителю равнин, не привычному к горам, было тяжело постоянно, с каждым шагов, подниматься все выше и выше в небеса. Самым трудным было не прийти в отчаяние от шепота неотступно следовавших за ним сомнений и страхов:
'В тумане легко потеряться даже в чистом поле, не то что в горах. И если это случится, мне придется вечной тенью бродить по склонам в таком же непроглядном тумане, отчаявшись найти дорогу!'
Он даже не заметил, как за его спиной выросла высокая тень:
— Так-так, кто это тут у нас? — зазвучал над самым ухом юноши мрачный строгий голос.
— Я… — юноша в отчаянии попятился, приняв незнакомца за живого мертвеца, о которых только что думал. И тут его ноги, благополучно переступавшая через все трещины на протяжении целого дня, вдруг заскользили по камням, рассыпаясь на которые, земля стала отодвигаться куда-то, уходя вниз обрывом.
Время вдруг остановилось. В душе юноши все похолодело, когда понял:
'Сейчас я сорвусь вниз!'
Он хотел рвануться в сторону, ища путь к спасению, но не смог даже шевельнуться.
Сердце резко дернулось в груди, и остановилось, потеряв надежду на спасение. Губы зашептали молитвы неведомым богам чужих земель, моля их о снисхождении к духу того, кто дерзнул вторгнуться в их владения.
Но в тот миг, когда он уже распрощался с жизнью, и, зажмурившись, стал ждать, когда время вновь сдвинется с места, сбрасывая приговоренного судьбой в пропасть, чья-то сильная рука схватила его за шиворот, слепым котенком поднимая вверх.
Открыв глаза, он обнаружил себя стоявшим на тропинке. Со всех сторон его окружали торговцы —
