запер за собой дверь.
Вадька сказал:
— Гляди, как их разобрало.
— Еще бы.
— А чего они перепугались?
— Они двоедушны. Они подумали, что могли сказать то, что мы им приписали.
Через полчаса я заглянул в их купе.
— Вот что, — сказал я, — я попробую поговорить с «полковником». Думаю, что он меня послушает.
— Пожалуйста, Толя, — заныли они, — ты же знаешь, что может быть…
— Я-то знаю…
Я пошел в купе к моему липовому «полковнику» и предложил ему партию в шахматы. Он сделал мне мат, я поблагодарил, написал на бумажке фамилии товарища Шишкова и его верного помощника «Фигуры», пошел в купе к умиравшим от страха и ожидания руководителям и бросил бумажку к ним на стол.
— Здравствуй, Родина! — я смотрел в окно и курил. А мимо проплывали белые подмосковные березки, дачные поселки и речушки…
РАЗГОВОР С ПЕРВЫМ ЧИТАТЕЛЕМ
— Так… Вот, значит, ты как… Ну что ж тебе сказать? Умная голова дураку досталась, вот что я тебе скажу… Вот… Сидишь, сидишь, пишешь, пишешь — а толку что?.. Ну кто тебя напечатает с этакой галиматьей? Ну о чем ты написал? Все критикуешь? А кому она нужна, твоя эта «критика»? Тоже мне, критик! Видали мы таких критиков… И где они теперь? Кто им целует пальцы, так сказать? Ха-ха-ха. Понял, нет? Ну чего ты притворяешься? Да будь у меня такой талант — черкать на бумажке, я бы, знаешь, что делал? Деньги. Молодой ты еще, не знаешь, что это такое — фигли-мигли… Придуриваешься… Вот ты и в книжонке своей паршивой придуриваешься. Думаешь, никто не понимает? Ну-ка, поедем к тебе в гости, разорюсь на такси ради такого случая. Так… Шеф, сдачи не надо. У тебя какой этаж? Третий? Ничего. Дверь-то обить дерматином нужно, а то слышимость, знаешь, какая! Ты чихнешь, а сосед «будь здоров» скажет. Ха-ха-ха. Ну вот. Санузел совмещенный… Комната-то одна? Одна… так… Ну и что, хорошо ты живешь? Врешь. Плохо. Послушай меня, я тебе по дружбе скажу, плохо ты живешь… А почему, знаешь? Умная голова дураку досталась. Вот ты пишешь: то тебе не нравится, это… А что тебе нравится? Советская власть тебе нравится? А ведь я знаю: нравится. Зачем же ты ей мешаешь? Мешаешь ты нам. Под ногами путаешься. Критику наводишь. Анархию хочешь устроить? Не хочешь? Чего ж ты тогда пишешь? А как надо писать, знаешь? Вот у тебя небось душа болит: то увидел нехорошее, это… Так ты, дурья голова, садись и пиши докладную записку. Прямо туда напиши. Так, мол, и так. Душа, мол, болит, предлагаю сделать то-то и то-то. Там уж разберутся. И спасибо тебе, дураку, скажут. И ежели ты толковую докладную составишь — глядь, тебя и в помощь возьмут. А там и скажут: «Голова у него умная, дать ему оклад такой, чтобы он ни о чем другом не думал. И чтоб его драгоценные ножки от трамвая не уставали, дать ему машину. Человек он молодой, женатый, детки у него пойдут — как же он в одной комнате с семьей жить может? Дать ему квартиру с комнатой для няньки». Вот ты и в люди вышел. И мне со стороны на тебя смотреть приятно. Понял? Это тебе не книжки маракать. Так — кто ты есть? Тьфу, пустое место. Мне бы твой талант… И вообще, зачем ты политикой занимаешься? Какой политикой? А такой… Ты все норовишь нас лицом в грязь… Кому это нравится? Ты «спасибо» говори. Научись этому делу, за все — спасибо! Ты нам «спасибо», а уж мы тебя не забудем. Совесть? При чем тут совесть? Молодой ты еще. Трудно с тобой разговаривать. Не понимаешь ты простых вещей… Ну кто ты сейчас есть? Козявка… Козявке совесть не положена… На совесть ты еще права не имеешь. Сначала на ноги встань. Добейся почета у государства, у руководства, а уж потом балуйся как хочешь. Хочешь, в совесть играй, хочешь — не играй. Лирика это все, лирика… А лирику в карман не положишь. Щей из нее не сваришь. Вот к тебе товарищ пришел, а у тебя на столе бутылки нет. Ты не подумай, я все понимаю. Конец месяца, с фиглями-миглями плохо. Верно? А жизнь в том, чтобы ты товарищу в любое время мог бутылку поставить и не думать, что завтра у тебя будет. Вот тебе и совесть. Вот тебе и лирика. Гляди, бутылка появилась. Молодец! Не ты молодец — хозяйка твоя молодец! Твое здоровье!.. А ты брюзга, мой милый. Тебе все нехорошо. Что нам хорошо — тебе нехорошо. А мы этого не любим. Понял? А вопросы в книжонке своей подымаешь, в которых не разбираешься. Ведь не разбираешься? Потому что решать вопросы большие люди должны, а не мы с тобой, букашки-таракашки. А ты хи-и-и-трый! Про Сталина ни слова, а Сталин за каждой строчкой стоит. Смельчак ты липовый! Вот вы все на Сталина навалились — думаете, выйдет у вас что из этого? Ничего не выйдет. Потому что Сталин много полезного сделал. Ишь-ишь, заулыбался глазками… Ты не улыбайся, а слушай умных людей. Сталин еще себя покажет. Думаешь, проживете без Сталина? Шиш вам. Не сумеете! Непосильно вам без Сталина. Порядку-то нет! Вот и ты бумагу изводишь, тризну по Сталину справляешь. Гляди: подсчитали — прослезились… Жизнь — она одну правду имеет. Двух правд не бывает. Верно я говорю? То-то! Твое здоровье! А вы — интеллигенция вшивая, — вы на каждый случай свою новую правду изобретаете. И что выходит? Ты в Сибири бывал? То-то. Я там правдоискателей навидался. Каких хочешь! Я там эсэсовские лагеря охранял. И такое было в жизни… Так что мы с ними два года душа в душу жили. Вот они дисциплину понимали. Твое здоровье!.. Нет, брат, с твоим талантом — деньги делать. Деньги — они независимость дают. Правду надо писать, правду! А правда — это то, что народ, партия уважают. Пойдешь против народа, партии — из тебя мука посыпется. Понял? Твое здоровье! Так что кончай это дело… Мы тебя будем… В общем, ты парень — ничего! Не трусь… Мы тебе… Твое здоровье…
РАЗГОВОР СО ВТОРЫМ ЧИТАТЕЛЕМ
— У меня, видите ли, сложное отношение к прочитанному. Вы, с моей точки зрения, поставили вопрос в несколько необычном ракурсе. И потом такое заострение… Ну зачем вам, скажем, муссировать и без того сложный вопрос? Ну… этот вопрос… Ну, вы понимаете… Ведь с этим, слава Богу, давно покончено, не правда ли? Ну не совсем, что ли, покончено, но сейчас это в некоторой степени — вчерашний день, не правда ли? Я бы на вашем месте как-то смягчил эту тему. Ну разве так уж необходимо снова будоражить людей? И потом наши экономические проблемы. Ну разве это могло быть? Я воспринял это как некую карикатуру. Ну конечно, конечно, — не зеркало, а увеличительное стекло, конечно! Но это, видите ли, ставит под сомнение очень многое… Нет, я отлично помню девиз Маркса «во всем сомневайся», но, простите, не до такой же степени… Мне представляется это весьма неправдоподобным. Ну и уж совсем недопустимо трактовать нашу деревенскую жизнь так, как вы ее трактуете! Были, конечно, некоторые искажения… Но главное при этом не утерялось, не правда ли? И эта поездка за рубеж… Очень неприятно, что вы таким странным образом охарактеризовали сопровождающих делегации товарищей. Возможно, среди них и попадались не вполне, так сказать, интеллигентные люди, но большинство из них очень и очень уважаемые товарищи с большим опытом работы, не правда ли? И главное — ваш герой… Ах, дорогой мой, какой на редкость несимпатичный у вас герой! Даже слово «герой» к нему ни с какой стороны не подходит. Ну какой это герой? Уж очень он необаятельный какой-то, инертный, плывущий, так сказать, по воле волн… Нет, я вполне могу себе представить, что в жизни встречаются такие люди, — но зачем тащить
