участковый мне сказал, что ответчик уже отпущен домой и уголовное дело заводиться не будет, так как он в своих показаниях заявляет, что я хотел его задушить.
— Вот если бы он тебя убил, — сказал мне на прощание участковый, — тогда бы мы завели уголовное дело.
Как известно, любой нормальный человек нуждается в справедливости. В глубине души его циничные слова меня возмутили, но идти против рожна я не стал, — у меня не было ни желания, ни свободного времени заниматься этим, так как в случившемся в какой-то мере сам себя считал виноватым.
Менее чем через год у себя в квартире тесть умер своей смертью. Пошёл в туалет по нужде и неожиданно скончался. Вызванной бригаде скорой помощи пришлось ломать дверь в уборную, но их помощь ему уже была не нужна.
В жизни тесть был убеждённым атеистом. Но по рассказам моего сына в то время дедушка вдруг заинтересовался религиозной литературой, которую он приобрёл и стал часто читать.
Только сам человек до конца знает внутренние мотивы своих поступков, другие о них могут лишь догадываться.
Пока с нанесёнными мне тестем ранами я лежал в московской больнице, в деревне за моим домом присматривал сельский парень, — Серёга Воронов, работавший в совхозе трактористом. Вся его работа заключалась в том, чтобы два раза в день покормить моих курей. Через неделю я вернулся домой и жизнь вернулась в своё прежнее русло.
Каждую неделю на тракторе я ездил мыться в баню, которая находилась за шесть километров от дома в посёлке Академический. И вот как-то вечером я возвращаюсь из неё и вижу, что мой дом вскрыт. Я сразу проверил вещи, — украли ручную электропилу «Парма» и переносной сварочный аппарат, которым мне дал попользоваться один из сельских мужиков. Сразу же мелькнула догадка кто это мог сделать, но не пойман — не вор, — идти качать к нему права не имела смысла, всё равно не признается.
На следующий день приходит ко мне в гости вдугаря пьяный незнакомый мне парень, который жил по соседству с Серёгой Вороновым и начинает мне рассказывать каким образом влезли в мой дом и что у меня украли. Что-то не поделив с Серёгой он решил его сдать и при этом даже объяснил в каких местах хранятся украденные вещи. От меня он хотел только одного, — чтобы я поделился с ним мздой, когда Серёжа будет откупаться от тюрьмы.
На другой день я завёл трактор и поехал к Тощеву, который тогда был нашим участковым. Выслушав мой рассказ, он, потирая от удовольствия руки, сам написал от моего имени заявление. Но на этом для меня всё дело и закончилось. Вероятно, явившись с заявлением к Воронову, Тощев сразу взял у него откуп, чтобы не заводить уголовное дело. Других причин почему он начал меня избегать я не нахожу. Я не мог застать его ни дома, ни на работе, — его жена мне сказала, что он где-то пьянствует, а где не известно. Когда я понял, что Тощев меня кинул, то поехал вместе с гостившим у меня дядькой Анатолием Ефимовичем на тракторе на одно из красномайских предприятий, где находился украденный сварочный аппарат. Как раз был выходной и мы не стесняясь среди бела дня вытащили его из цеха через окно и погрузили в тракторную телегу. По приезду домой я сразу вернул аппарат хозяину, а то он уже начал подумывать что я сам его украл. А пила «Парма» из-за потерянного времени уже ушла в другое место.
Через некоторое время я повстречал Тощева возле милиции. Сначала он сделал вид, что не замечает меня, а когда я подошёл к нему, то объяснил причину своего поступка:
— Анатолий Иванович (председатель нашего сельсовета) сказал что ты нехороший человек, Саша, поэтому я ничего делать для тебя не стал.
Весьма сильный аргумент для государственного работника.
Когда я был у него на допросе по поводу сворованного зерна со склада в совхозе Боровно (глава 6), то Тощев поинтересовался, что это за вагончик стоит у меня на участке возле дома. Я ему объяснил, что вместе с Кодяевым собираюсь открыть кафешку на трассе и таким образом подымать экономику района. С перекошенным от презрения лицом он спросил:
— Ты что ли?
В его понимании я был тогда бичом и не входил в тесный номенклатурный круг руководящих работников. Но дальнейшая жизнь показала способности каждого. Трое из четверых руководителей близлежащих предприятий, с которыми Тощев был в тесных взаимоотношениях (совместные пьянки), за годы реформ обанкротились. И лишь один, который по серьёзному отнёсся к моему предпринимательскому начинанию, сумел на плаву удержать своё предприятие.
В очередной раз «удовольствие» от общения с Тощевым я получил вскоре после открытия трактира. В это время Валентин ушёл в очередной запой и вместо него ночью барменом работал молодой парнишка Серёга, дачник с Москвы. Утром я встал и пошёл его менять. Серёга почему-то сидел на улице. Он мне объяснил, что внутри на рабочем месте ему быть страшно, так как там находятся какие-то два мента, которые всю ночь пьянствовали и измывались над ним: бесплатно пили и ели, били его рукояткой пистолета по шее.
Когда я вошёл в вагончик, то нашёл в нём большой беспорядок. Из посетителей там было только два человека: Тощев в гражданской одежде и маленький щуплый белобрысый мент с посёлка Красный Май, одетый в форму. Оба они были в чрезмерном подпитии, а по лицу Тощева было видно, что он невменяем и находится в состоянии бессознательной агрессии. Как только я вошёл, маленький мент открыл стойку и, схватив меня за рукав, повёл на кухню. Там ничего не объяснив он начал со всей силы бить меня кулаком под дых. Всем своим видом он показывал: вот видишь, я в форме и поэтому буду делать с тобой всё что захочу, не смотря на мой малый рост и физическую немощь. При каждом ударе мент снизу вверх заглядывал мне в лицо, надеясь увидеть в нём испуг и страдания. В его глазах блестел огонёк психически ненормального человека. Думаю ради таких счастливых для него минут он и одел ментовскую форму. В свои удары он вкладывал всю ненависть к не обделённой как он полноценной части человечества.
Еле от него отвязавшись, я тоже вышел из вагончика и стал ожидать на улице когда они уйдут. Вскоре за ними пришла машина и они уехали.
Вечером того же дня Тощев заслал к нам обеспокоенных гонцов, чтобы они узнали не натворил ли он чего опасного в трактире. Они просили от его имени не сообщать в милицию о его проделках.
Ещё раз подобный первому случай произошёл у меня с Тощевым через год летом 1994 года. Ночью в трактире барменом работал сельский парень Толик, а на кухне ему помогало два человека, — муж с женой, — недавно переехавшие из шахтёрской Воркуты к нам в деревню. За вагончиком у меня находилось складское помещение, где хранился товар и там же я прятал вырученные деньги. Как-то вечером я пересчитывал их и в это время неожиданно вошёл Толик, чтобы взять в запас на ночь кое-какого товара. По его глазам я понял, что он обратил пристальное внимание на моё занятие, но не придал этому особое значение.
Утром я встаю и вижу, что дверь в склад приоткрыта, — кто-то подобрал ключ к замку и вскрыл его. Проверяю, — денег на месте нет. Я сразу захожу в вагончик, там всё как обычно. И Толик и его помощники сразу начинают отпираться, что ничего, мол, не знают и ничего не видели. Кончилась их смена и они спокойно разошлись по домам. Пропало где-то 4,5 млн. не деноминированных рублей, в то время сумма для меня значительная. То, что это сделали в сговоре мои рабочие сомнений быть не могло, но у меня не было рычага, чтобы заставить их признаться. С цыганской крышей я только расстался, а с редькинскими ещё не завёл знакомство, да и пользоваться их услугами для решения внутренних вопросов я не стал бы, потом дороже обошлось бы. Рука сама потянулась к телефону и, позабыв прошлое, я набрал домашний номер телефона Тощева. Через полчаса он уже был у меня. Мы с ним объехали на машине моих рабочих и отвезли их в милицию. Там в кабинете он учинил им перекрёстный допрос, протоколируя его на бумаге. Дав понять, что в моём отсутствии они быстрее признаются, он отпустил меня домой.
Дальше всё повторилось в точности как было в первый раз. Рабочие как ни в чём не бывало вечером заступили на смену, пояснив мне, что за неимением к ним претензий, Тощев отпустил их по домам… Я стал названивать ему, чтобы узнать каков итог допроса, но ровно неделю ни дома, ни на работе он не показывался, и никто не мог мне сказать где его искать Через неделю с опухшим от пьянки лицом он появился на работе, где за прогулы ему объявили выговор. По выяснении я узнал, что всё это время Тощев зависал на блатхате и пропивал полученные от моих ответчиков украденные деньги, которые они ему отдали в замен на обещание не заводить на них уголовное дело.
