сомнение вводишь!…Сам-то не забоялся в бой вступить! Зачем других законного права на личную отвагу лишаешь?
– А пусть его! – это Сергей Шебекин с трудом пробрался сквозь потные мужские тела и приблизился к Евграфову. – Достал всех своими соплями! – кивнул он в сторону участкового. – Правильно говорит полковник! Как штурм начнется, нам хана! Взорвут маяк! И баб наших тоже! Один вопрос: надо придумать, как отсюда неожиданно выбраться и блокировать место, откуда они взрывом управляют. А прыгать я готов. Авось уцелею!…
– Я тоже готов!
– И я…
– Слушайте, хватит меня трусом выставлять! – взорвался Коровин. – Ну, допустим, вырвались… Ну, обезвредили взрывное устройство – дальше-то чего? Врассыпную по острову? Перебьют всех к чертям! У них огневые точки поставлены грамотно, чтобы любой сектор перекрыть! Как побежим – все под пулями ляжем! Мы-то с вами много набегали, товарищ полковник?!
– Тут ты прав, товарищ старший лейтенант, – неожиданно для всех согласился Евграфов. – Но мы не побежим! Мы назад, на маяк вернемся… C оружием…
Врагу не сдается наш гордый 'Варяг'
В клубе было не так душно, как на маяке. Но ждать своей участи людям тут было намного труднее, поскольку в одном огромном помещении вместе находились мужчины, в основном старики, а также женщины и дети. Это создавало чудовищные неудобства в самых простых вещах – таких, как посещение туалета.
Женщины, спасаясь от лютой жары, разделись до нижнего белья, и мужики стыдливо опускали глаза, чтобы не смущать их неосторожным взглядом. А сами наотрез отказывались снять пропитанную потом одежду.
Самвел Гургенович Арутюнов, теребя густые, белые как первый снег усы, сформулировал свое отношение к этому факту по-восточному мудро.
– Им тяжелее, – грустно сказал он. – Им неловко перед нами, мужчинами, за свою вынужденную наготу. А стыдно должно быть не им, а нам! Они же все прекрасны, а мы – пузатые уроды, которые женщин своих от врага не уберегли!… Очень стыдно!…
Детей повзрослее держали в графской усадьбе. А здесь были совсем маленькие, они непрерывно плакали и мучили несчастных мам – кому воды надо, кто кушать захотел, а кому просто страшно от всего происходящего.
То в одном месте, то в другом вспыхивала очередная истерика. Туда сразу шла Антонина Шебекина, которая вела себя в клубе как хозяйка. С каждой расплакавшейся бабой заводила тихий душевный разговор, утешала, а один раз, не совладав с истерикой, отхлестала кого-то по щекам…
Бандиты заходили в помещение пару раз на дню. Ставили на пол чаны с водой и бросали мешок с едой – в основном печенье, пакеты с чипсами, а к вечеру заносили картонный ящик, наполненный буханками хлеба. Воду приходилось пить ладошками или самодельными емкостями, сделанными из старых газет, которые мгновенно намокали и разваливались…
Уже через сутки у двух мамаш с грудными детьми не выдержали нервы, и они стали колотить в дверь, требуя, чтобы охрана выпустила их хотя бы на час – у малышей от пота развился дерматит, их срочно надо было искупать и снять зуд каким-нибудь домашним средством.
Дверь открыл мрачного вида охранник, дал очередь поверх голов отчаявшихся женщин, а когда одна из них, присев, не удержала равновесие и сделала шаг в его сторону, ударил ее тяжелым ботинком в лицо.
После этого страшного эпизода люди затихли, и даже дети перестали плакать. В зале воцарилась зловещая тишина.
– Вот что! – Вера Шебекина переглянулась с матерью и поднялась на сцену. – Надо встряхнуться! Серафима Михайловна, давайте мастер-класс покажем!
Немолодая женщина в больших роговых очках наскоро накинула мятую блузку и пошла к роялю. А Вера поставленным голосом объявила:
– Начинаем концерт по заявкам. В первом отделении выступаю я с музыкальными номерами. Бизе! Опера 'Кармен'! 'Хабанера'!
Прозвучали несколько вступительных аккордов, и Вера запела сильно и чисто: 'У любви, как у пташки, крылья…'. Когда она закончила, зал взорвался мощными аплодисментами. Через пару секунд раскрылась дверь и в зал ворвались встревоженные боевики.
– Присоединяйтесь! – пригласила их Вера. – Мы тут песни поем!
– Эй! – крикнул один и поднял автомат. – Хватит!
Он щелкнул затвором, в зале мгновенно воцарилась звенящая тишина.
– Ладно! Пока поют, хоть в сортир не просятся, – остановил его второй, старший по возрасту. – Пошли…
Когда дверь за террористами захлопнулась, Вера объявила:
– А теперь – моя любимая ария. Партия Эльвиры из оперы Беллини 'Пуритане'. Я выучила ее вместе с Серафимой Михайловной по пластинке великой американской певицы Беверли Силз. Это – такой голос! – Вера показала глазами, какой это голос. – Но я попробую…
'Хабанера' была произведением известным, ее часто передавали по радио. А кто такой Беллини, никто из сидельцев, разумеется, не знал и оперу эту никогда не слышал. Но тишина в зале установилась мертвая. Музыка была поразительно красива, а пела Вера так, что даже те, кто никогда не слышал ничего, кроме попсы, почувствовали себя приобщенными к чему-то очень красивому и светлому.
Когда она завершила арию мощной высокой нотой, которую взяла легко и свободно, а держала так долго, что у слушателей уже не хватало дыхания, кто-то не выдержал и закричал 'Браво!!!'.
'Браво!!! – отозвался зал. – 'Браво-о-о-о!!!'.
Снова влетели двое, уже другие. И тут из толпы зрителей выскочил пацан лет семи и смело двинулся в сторону вооруженных мужчин.
– Петя!!! – раздался истошный женский крик. – Стой!!! Не ходи!!!
Но мальчик уже взял одного из бандитов за руку и спокойно произнес:
– Пойдем! Там у нас Вера поет! Только не убивай нас, пожалуйста!
Тот отдернул ладонь, резко развернулся и опрометью выскочил вон. За ним бросился второй.
– Убежали! – удивился мальчишка, которого уже схватила в охапку мать. – Теперь, мам, они нас не убьют?
– Конечно, не убьют, Петенька! – всхлипывала женщина…
– Верка! А кто это Белини? Я такого не слыхала, – раздалось из зала.
– Великий композитор! Он один из основателей стиля бельканто. То есть по-итальянски – красивого пения! Правда же, красиво? Его называют итальянским Моцартом!…
– Моцарта мы знаем! Давай! – раздалось из зала.
– Могу и Моцарта! Ария из оперы 'Царица ночи'!
Вера снова запела, и это снова было великолепно. Потом она исполняла популярные эстрадные песни, причем особым успехом пользовался шлягер про шляпу, которую носят 'на панаму'. Песня была спета дважды, на бис! А в зале тихо спорили, что значит 'на панаму' и какие это ботинки 'нариман'.
Наконец, Вера объявила, что заканчивает первое отделение концерта. Она помолчала пару секунд и вдруг запела: 'Вставайте товарищи, все по местам…'. Тут же подхватили молчаливые старики: 'Последний парад наступает…'. 'Врагу не сдается наш гордый 'Варяг' – сквозь слезы пели сотни женских голосов…
'Пощады никто не желает' – чисто выводила Вера, посылая голос в окно, в расчете, что ее услышат на улице. И этот женский хор, певший геройского 'Варяга', действительно услышали во всех уголках острова.
