Полокучи. Неужто на подобную отчаянность способны?
Князь. Способен.
Полокучи. Сейчас?
Князь. Да хоть сейчас.
Полокучи. Пощадите мою честь… Вы жестоки… Я в ваших тенетах, как мошка.
Он держит ее за талию. Появляются Екатерина и Завалишин.
Екатерина. Аннет!.. Вы весьма расторопны, как я вижу.
Полокучи вскрикивает, вскакивает. Князь валится с качелей, сейчас же вскакивает и, держа в руке свалившийся парик, кланяясь, пятясь, скрывается.
Сие даже вне этикета…
Полокучи. Ваше величество, в глаз влетела мошка, и князь был столь любезен, что языком достал ее из глаза.
Екатерина. Но почему он со стыдом бежал?
Полокучи. Я просила принести свинцовую примочку для глаза.
Екатерина. Подите, сударыня, и приведите его вместе с примочкой.
Полокучи. Боюсь, с испугу не приключилось бы с ним какой беды.
Екатерина садится на качели. Завалишин также садится на качели и с задумчивым видом покачивает доску.
Екатерина. Аннет – отважнейшая из женщин, известных в истории. Любовные сражения она выигрывает не хуже Суворова. Она права тысячу раз. В любви вздыхают и томятся только дураки. Любовь – жажда. А кто же будет ждать невесть чего у полного бокала? Его берут и пьют до дна… А если вино кислое, стакан швыряют на землю. Сегодня у меня счастливый день, Валерьян. У каждой женщины бывает день, когда она хочет быть счастливой. Когда ей улыбается солнце и улыбается тот, кого она хочет.
Завалишин. Я почтительно внимаю словам той, которой изумляется весь мир.
Екатерина. Вечером вернемся ко двору, – я посажу вас под арест на две недели. Вы будете тащиться в телеге в конце поезда и глотать пыль.
Завалишин. Слушаюсь.
Екатерина. Вы влюблены в княгиню?
В это время сквозь окна видно, как вдоль них по дому, озираясь, в ужасе пробегает князь, за ним с протянутыми руками Полокучи.
Завалишин. Прошу истолковать мое молчание, как происходящее от сильнейшей головной боли.
Екатерина. Очарование женщины в восемнадцать лет! Ах, друг мой, и вот вы получили взамен головную боль. Верю, награда будет гораздо более сладкая, но так часто и она оканчивается сильной головной болью, и только. В вас мало благоразумия. Вы рискуете многим, господин майор.
Завалишин. Майор?.. Достоин ли я сего чина?..
Екатерина. Судите сами. Надеюсь, на поле битвы против турок или татар вы будете более отважны.
В дверях появляется княгиня.
А в наказание за дерзость, – вы должны быть наказаны, мой друг, – оставляю вас вдвоем с княгиней. Она мила, как Психея. Взгляните! Нет, будь я гвардейским офицером… благоразумие? Что? Какая скука!
Княгиня. Могу я услужить вам, ваше величество?
Екатерина. Но вот досада – единственный наш кавалер умирает от скуки. Не оставляйте его одного. (Уходит
Княгиня и Завалишин молча, опустив головы, идут к качелям.
Княгиня. Сколь душно. Завалишин. Душно и жарко. Княгиня. И комары досаждают.
Завалишин. Что ж, пусть пьют кровь. Хоть всю, до капли.
Садятся на качели, покачиваются, не глядя друг на друга.
Княгиня. После ужина государыня отъедет от нас?
Завалишин. Так точно. Еще до ужина уедет.
Княгиня. Недолго погостили.
Завалишин. И то придется заморить тройки две, покуда догоним поезд.
Княгиня. К нам гости редко заезжают. Живем – на сто верст дикие и страшные леса. Грибы да брусника – вот и все счастье.
