Собрание сочинений в десяти томах. Том 9

пистолет, взводит курок.) Проклятые, проклятые… (Слыша голоса.) Кто там? Кто там?.. (Швыряет пистолет.)

Входит Шереметев.

Шереметев. Ничего, бог милостив…

За ним входят Ягужинский, генерал фон Липпе и Поспелов.

Жалко – царевича напужали.

Алексей. Отбили шведов?

Шереметев. Отбили, батюшка… Да шведов немного и было, они тут повсюду рыскают – за хлебом, за сеном… И ведь чуть не взяли у нас обоз… Как же ты, генерал фон Липпе, их проморгал? Эх, немец ты, немец…

Ягужинский. Не подоспей Меншиков – пропал бы весь обоз.

Фон Липпе. Этот война – неправильный война. Это не научный война, это разбойничья драка.

Шереметев. Видишь ты, – не научная война. А шведа бьем и города берем… Садись, генерал, садись, полковник, садись царевич… (Поспелову.) Избу для царевича приготовили?

Поспелов. Все готово, велел только печь вытопить.

Шереметев (тихо). Пленную девку привел?

Поспелов. Привел.

Шереметев. Иди.

Поспелов уходит.

От Петра Алексеевича ответа не получено. Как нам быть теперь? Более того, неприятельской земли разорять нечего, – все разорили и запустошили, что могли. Осталась у неприятеля только Нарва, Ревель да Рига. Шведы уже становятся на зимние квартиры. Король Карл гоняется по всей Европе за королем Августом польским, и Карла сюда скоро не ждут. Дать ли нам отдых войску и становиться на зимние квартиры, или пойти еще побить генерала Шлиппенбаха и уж тогда окончить зимний поход? Что скажешь, царевич? Твой голос – первый.

Алексей. Отец прикажет – то и делай, поменьше думай.

Шереметев. Петр Алексеевич думать нам велит. За то он и бояр подкосил, что плохо думали, и нас, худородных, поставил – добывать отечеству славу.

Алексей. Отвяжись от меня, Шереметев. Знобит меня, отвели бы меня в избу.

Шереметев. Знобит – с непривычки. Петр Алексеевич тоже спервоначалу-то – стоит, бывало, под ядрами весь белый, губы закусит до крови. Потом привык.

Алексей. Никогда я не привыкну… Напрасно меня из Москвы привезли… Нарочно меня – мучить привезли… Проклятые, проклятые…

Входит Меншиков, разгоряченный, в руке окровавленная шпага.

Меншиков. Видел… Изрубили к черту весь отряд. Сорок два шведа… Троих сам с седла снял. (Вытирает шпагу о полу кафтана, бросает в ножны.)

Шереметев. Ну, что ж, славно потешился, Александр Данилович. Ратная потеха – мужам утеха.

Меншиков. Жалко, царевича с нами не было, повеселился бы на коне с вострой сабелькой.

Алексей. Ну тебя к черту, дурак ты, Меншиков.

Меншиков (хохочет). Привыкать надо к таким делам. А ну, как Петр Алексеевич спросит, не пужался ли ты шведов, ядрам не кланялся ли? Что ему ответить?

Алексей (с ненавистью). Время будет – об этих словах пожалеешь, Меншиков.

Меншиков. Ну? Неужто?

Шереметев. Не цепляйся ты к нему, Александр Данилович. Царевич молод, от дворцовой неги взят в поход, а ты, гляди, какой боров.

Алексей. Я пойду лучше. (Идет к двери.)

Шереметев. Проводи его, возьми фонарь в сенях.

Меншиков. Надоел он мне хуже горькой редьки.

Меншиков и Алексей уходят.

Фон Липпе. Господин фельдмаршал задал весьма серьезный вопрос… Что нам делать?.. Гм… Сразу я не могу ответить. Я должен хорошо подумать ка сытый желудок.

За печкой вздохнули, Шереметев обернулся, кашлянул.

Шереметев. Что ж… Поди, поди, генерал, подкрепись, потолкуем после ужина.

Фон Липпе. Военная наука говорит: никогда не решай поспешно. Торопливость и голодный желудок – худший враг человеку. (Уходит.)