Начни же, царь, с Романовых. СтроптивИх больно род, Феодор вот НикитичВедет такие речи…
Борис
Он в отца;Не может мысли утаить. Тем лучше!Я не боюсь того, кто говорит,Что думает. Охотно я прощаюИх речи тем, чьи у меня в рукахТеперь дела. Уже не нужно мнеИ день и ночь, без отдыха, как прежде,За каждым словом каждого следить.К иным теперь могу я начинаньямМысль обратить. Иван Васильич ТретийРусь от Орды татарской свободилИ государству сильному началоПоставил вновь. Но в двести лет нас игоТатарское от прочих христианОтрезало. Разорванную цепьЯ с Западом связать намерен снова;Для Ксении из многих жениховНедаром мною датский королевичУже избран. С державами ЕвропыЗемля должна по-прежнему стать рядом,А в будущем их, с помощию Божьей,Опередить.
Семен Годунов
Великий государь,Ты смотришь вдаль и царственной высокоТы мыслию паришь, а между темВокруг тебя не все идет так гладко,Как кажется. Романовых за речиИх дерзкие ты трогать не велишь;Но есть другой, опасливый на речи,На вид покорный, преданный слуга,Который вряд ли милости твоейУсердствует в душе: Василий Шуйский.
Борис
Не мнишь ли ты, усердию егоЯ веру дал? Он служит мне исправноЗатем, что знает выгоду свою;Я ж в нем ценю не преданность, а разум.Не может царь по сердцу избиратьОкольных слуг и по любви к себеИх жаловать. Оказывать он ласкуОбязан тем, кто всех разумней волюЕго вершит, быть к каждому приветливИ милостив и слепо никомуНе доверять.
Крилошанка
(докладывает)
Боярин князь ВасилийИваныч Шуйский!
Борис
Милости прошу.
Шуйский входит.
С объезда ты заехал, князь Василий?Что нового?
Шуйский
Да что, царь-государь,Не знаю, как тебе и доложить!На Балчуге двух смердов захватилиВо кружечном дворе. Они тебяПеред толпой негодными словамиОсмелилися поносить.