Том 2. Драматические произведения

Посадничью мою храню я честь —
Но если б только ей спасенье наше
Я мог купить — как свят господь, я б отдал
Ее сейчас! Все ныне позабудь —
Одну беду грозящую нам помни!
А стыд тому, чья подлая душа
Иное б что, чем Новгород, вмещала,
Пока беда над ним не миновала!

(Уходит.)

Действие второе

Дом боярина Чермного

Наталья прибирает горницу и ставит посуду на стол.

Наталья. Уж эти мне гости! Не дадут и часочка с ним посидеть! Вернется усталый: чем бы отдохнуть, а тут разговоры пойдут, а там, глядишь, опять приспело время на вал идти.

Девушка. А много ль будет гостей?

Наталья. И сама не знаю.

Девушка. Ты что ж не спросила?

Наталья. До того ли мне было, как после двух суток его увидала.

Кондратьевна. Что ж ты, государыня, сама-то на стол ставишь? Дай, мы и без тебя соберем!

Девушка. Кто же сегодня прислуживать будет? Челядь ведь вся брони надела, на завалы ушла, а нам с Кондратьевной в кухне быть.

Наталья. А я разве не сумею?

Девушка. Сама, нешто, будешь посуду носить?

Наталья. А почему же не сама? Что я за боярыня такая?

Девушка. Вестимо — боярыня! Не сегодня, так завтра будешь боярыней. Пора Андрею Юрьичу в закон вступить.

Наталья. Просила я тебя не говорить мне о том. Сколько раз просила. Коли опять начнешь, ей-богу, осерчаю.

Девушка. Ну, да! Таковская.

Кондратьевна. Молчи, ты, постреленок! Ей слово, а она тебе два! Пошла в кухню, смотри пирог — не пригорел бы.

Девушка уходит.

Ox, ox, дитятко! Избаловала ты нас, страху-то нет к тебе, к государыне к нашей.

Наталья. И ты туда же! Этакие вы, право.

Кондратьевна. По душе говорю, голубонька, по любви своей, не по одному приказу боярскому. Все мы любим тебя за милостивость твою.

Наталья. А я-то и в глаза смотреть вам не смею. Сама ведь кружевницей в Новгород пришла, думала через год домой вернуться, да навсегда и осталась; хожу себе в золоте, а как подумаю, что и мать и отец плачут теперь по мне, так иной раз сама себе противна стану, что руки бы на себя наложила. Всех я вас хуже, а вы же меня государыней величаете.

Кондратьевна. Родимая ты наша! Служить-то тебе не в труд, а в радость. Уж кротче тебя и не видывали.

Наталья. А иной раз как вспомню, что ведь это для него я своих бросила, просветлеет у меня снова на сердце и опять все кажется трын-трава!

Кондратьевна. Кто богу не грешен, дитятко! Господь помилует тебя за простоту за твою.

Наталья. Вишь, как я нарядилась сегодня. Ведь это он так велит, а мне и самой совестно.

Кондратьевна. Уж горазда ты наряжаться, нечего сказать! Лучшие окруты по церквам пораздала. Вишь, и повязки-то новой не надела. Надень, дитятко, повязку — краше будет, а я в кухню сбегаю, не то эта егоза, пожалуй, пирог просмотрит. (Уходит.)

Наталья садится к окну, задумывается и напевает песню.

Голос (под окном). Подайте, Христа ради! Подайте убогому! Подайте калике перехожему, Христа ради!

Наталья (в окно). Войди, божий человек! Вот тут направо, по крылечку! (Берет со стола хлеб и наливает кружку.)

Входит нищий.

На тебе, дядюшка, присядь на лавку, отдохни себе… (Вглядывается в него.) Господи! Что это?

Нищий. Узнаешь меня, Наталья?

Наталья (бросаясь к нему). Рагуйло! Брат!

Рагуйло (отталкивая ее). Прочь, негодная! Разве ты сестра мне? Разве ты не отреклась от родни? Разве ты не полюбовница воеводы новгородского?

Наталья. Брат, брат, дай в себя прийти! После кори меня — скажи скорей про отца, про мать… Живы ли они?

Рагуйло. Так вот где ты, бесстыдная, отыскалась! Что ж, хорошо тебе жить у боярина?

Наталья. Ругай меня, бей меня, но скажи мне про отца, про мать! Скажи, как ты сам попал сюда?

Рагуйло. Как попал? На той неделе в полон твои новгородцы взяли меня; сею ночью из тюрьмы вылез, нищим нарядился, пришел на сестру свою посмотреть, на честь ее великую порадоваться.

Наталья. Господи, если увидят тебя!

Рагуйло. Что ж, выдай меня своему полюбовнику.

Наталья. Спрячься, спрячься скорей! Пойдем со мной!

Рагуйло. Куда?

Наталья. Сама не знаю — на сеновал, в кладовую, в анбар!

Рагуйло. А потом?

Наталья. Потом? Ты ночью из города выйдешь.

Рагуйло. Ай да бабий ум! Как я выйду, когда все ворота заняты?

Наталья. Нищего, может, пропустят…

Рагуйло. Ай да сестрица! При Фоме еще, пожалуй, пропустили бы, а я слыхал, каков он, твой полюбовник, есть! И поставлен в воеводы за то, что не дремлет. В тюрьме, чай, спохватилися меня, ищут теперь по городу.

Наталья. Пресвятая богородица! Как же быть нам?

Рагуйло. Выдумай! Найди! Ты стала теперь новгородкой, чай, знаешь свой город. Можно ли где через стену перелезть? Нет ли где выхода какого мимо сторожей?

Наталья. Выхода? Постой — да! Есть выход! В Спасском монастыре, со двора, ход подземный.

Рагуйло. Куда ход?

Наталья. За стену, в овраг какой-то…