И вот уже еле виднеются на лесной дороге повозка и ее седоки, затихает почтовый колокольчик…
А Достоевский все стоит как вкопанный, безмолвный, смотрит ей вслед, и слезы катятся по его щекам…
ВРАНГЕЛЬ
Гром пушечными залпами раскалывает сухой воздух над городом…
Молнии чертят темное небо и бьют в Иртыш…
Ливень загоняет собак под крыльцо и укладывает верблюдов на землю…
ДОСТОЕВСКИЙ
ВРАНГЕЛЬ. Как же вы до него дойдете? Вы ссыльный, сосланный.
ДОСТОЕВСКИЙ
Тотчас, словно в ответ на этот крик, прекращается гроза — нет больше ни молний, ни грома, разом затихает и дождь, и в небе, разрывая сплошной полог фиолетовых туч, вдруг пробивается солнце.
Достоевский в оторопи смотрит на Врангеля.
Врангель, в изумлении поглядев на столь неожиданно воссиявшее солнце, крестится.
Под звуки горна на высоком берегу Иртыша поднимается по флагштоку российский флаг…
Вокруг флагштока в единственном сквере города идет всенародное гулянье, весь берег реки усеян тысячной оживленной толпой в разноцветных одеяниях; очень эффектно выделяются наряды татарских и киргизских женщин. Все двигаются, смеются, шумят, гул стоит от человеческих голосов. Многие угощаются, щелкают орехи, едят урюк, кишмиш. Настроение у всех очень приподнятое…
Одетая в парижское платье, Елизавета Герф царственно прогуливается по этому празднику, обмахиваясь китайским веером. Как всегда, ее свиту составляют поклонники — отпрыски местных богатеев. Александр Врангель закрывает ее от солнца шелковым зонтиком, он несет этот зонтик, как символ своего успеха…
Для забавы и развлечения публики киргизы устроили байгу: скачки и травлю волков беркутами, а русские — свое особое сибирское представление на берегу Иртыша — кулачный бой.
Огромная смешанная толпа русских и татар в разноцветных одеждах, кто верхом, а кто пеший, составив два отряда, нападают друг на друга без оружия и нагаек — в дело идут попросту здоровые кулаки.
В другом месте всадники наскоком прорывают пешее каре, захватывают пленных и тут же, при общем громовом хохоте толпы, бросают схваченного пленника в Иртыш. Оттуда тот выкарабкивается на берег как может…
Елизавета и ее свита идут по берегу, переходя от одного аттракциона к другому…
Наконец гремят барабаны, все встрепенулись, ринулись к плацу.
Там стоят дощатые трибуны для элиты; на центральной трибуне, под навесом, сидят генерал- губернатор, начальник жандармерии и другие властители края. Генерал в благодушном настроении балагурит с подчиненными. Неподалеку от них — Врангель со «своей» дамой и ее свитой.
Но вот — под барабанную дробь из ворот казарм, трубя — выезжают верховые трубачи с пешим капельмейстером впереди («преуморительная это была фигура, — сказано в мемуарах Врангеля, — тщедушный, черный, как жук, с типичным еврейским носом и тоненькими-претоненькими ножками»)…
за трубачами, тоже верхом, следуют командир батальона полковник Беликов и другие высшие офицеры. Они в парадных мундирах, шитых золотом… сабли наголо… шерсть их скакунов блестит на солнце…
Следом двигаются войска, разбитые на роты, во главе каждой роты шагает унтер-офицер.
Сверкают начищенные штыки и смазанные жиром сапоги…
Хрустит песок под ударами подошв…
Маслов, бывший фельдфебель, а ныне повышенный в прапорщики, выходя из ворот казармы, коршуном оглядывает солдат своей роты и хмурится:
идущий в третьей шеренге Достоевский не свернул на повороте к плацу, а лунатиком идет вперед…
Маслов рванулся к нему, втолкнул в строй.
МАСЛОВ
Достоевский, очнувшись, шагает как следует. Но видно, чего ему это стоит — со дня отъезда Марии он исхудал немыслимо, он вполовину себя, его шатает от слабости…
Когда рота проходит под генеральской трибуной, Маслов на всякий случай идет рядом с Достоевским, сторожа, чтобы тот просто не рухнул.
ЕЛИЗАВЕТА
ВРАНГЕЛЬ. Любовь. Ведь она уехала.
ЕЛИЗАВЕТА. Право, любовь в таком виде есть болезнь…
Пушечный выстрел… второй… третий…
Орудия стоят внизу, на берегу, у воды. Солдаты, черные от порохового дыма, заряжают… клацают тяжелыми затворами… поджигают фитили…
Восьмой выстрел… девятый…