За обширным двором царя был большой сад, окруженный каменной стеной, и росли в том саду яблони, груши, маслины, смоковницы и гранаты. Зимой и летом росли на деревьях плоды и веял теплый Зефир. Был в конце сада большой виноградник, а между ним и садом находился цветник, там протекали два ручья, один около цар-. ского дома, а другой вокруг сада, и феакийцы брали оттуда воду.
Долго любовался Одиссей красотой Алкиноева дома и наконец смело вошел он в покои, где увидел пирующих феакийских старейшин. Скрытый облаком, подошел Одиссей, не замеченный никем, прямо к царице Арете, обнял ее колени — и вдруг исчезло темное облако, и все смолкли, увидав перед собой могучего мужа.
Одиссей обратился к Арете с такими словами:
— Дочь благородного Рексенора, царица Арета! С мольбой обнимаю твои колени и прошу тебя, и царя, и всех феакийцев, чтобы вы оказали мне помощь. Уже давно я скитаюсь по морям в разлуке с родными. Да пошлют вам боги долгую жизнь и счастье, если вы поможете мне снова вернуться на родину!
Так сказал Одиссей, подошел к пылавшему очагу и сел у огня на пепле.
Долго феакийцы молчали, и наконец разумный старик Эхеней обратился к царю:
— Царь Алкиной, не подобает, чтоб просящий о помощи странник сидел перед нами на пепле. Пригласи его сесть рядом с нами. Вели подать ему чашу вина, и пусть принесут ему пищу.
Подошел Алкиной к Одиссею, взял его за руку и усадил на украшенный стул рядом с собою, повелев сыну уступить свое место гостю.
Когда Одиссей поел, все выпили в честь Зевса, покровителя странников, и предложил тогда Алкиной мужам феакийским собраться на следующий день на пир в честь гостя; и обещали Одиссею феакийцы, что помогут ему возвратиться на родину, а затем разошлись по домам. Царь Алкиной остался с Аретой в зале. Увидала она на Одиссее одежду, которую ткала сама вместе с рабынями, и спросила гостя:
— Странник, скажи мне, кто ты? Из какой ты страны явился? Кто дал тебе эту одежду? Ты говорил, что буря выбросила тебя к нам на берег.
И рассказал Одиссей Арете подробно о своем кораблекрушении, все, как было, о жизни своей на острове у нимфы Калипсо, о своем последнем несчастном плавании и, наконец, о том, как встретил он на морском берегу девушек, мывших одежды, и что дала ему Навсикая мантию и хитон.
Речь хитроумного Одиссея понравилась Алкиною и Арете, и он сказал, что за такого храброго мужа он отдал бы дочь свою замуж.
— Но мы задерживать здесь тебя против воли не будем, — сказал Алкиной. — Завтра же к вечеру я устрою тебе отъезд; и как бы далеко ни находилась твоя родина, ты завтра узнаешь, как наши корабли быстроходны и как молодые гребцы феакийцы ловко владеют веслом.
Весело стало тогда на сердце у Одиссея; он поблагодарил гостеприимного Алкиноя, и долго еще они беседовали между собой о многом.
Тем временем Арета велела рабыням приготовить гостю постель, и вскоре Одиссей уснул на мягком ложе в гостеприимном Алкиноевом доме.
Когда встала из мрака багряная Эос, проснулся царь Алкиной; рано на рассвете встал и Одиссей, и повел царь своего гостя на площадь, и они сели неподалеку от гавани, где находились феакийские корабли. В это время Афина-Паллада, приняв вид глашатая, ходила по улицам города, созывая всех феакийских граждан на собрание. Вскоре наполнилась площадь народом, и сели все по местам. С удивлением смотрели феакийцы на Одиссея, — красотой наделила его Афина, стал он моложе и выше ростом, и сделала это богиня для того, чтоб расположить к нему феакийских граждан.
Поднялся царь Алкиной и, рассказав народу о знатном госте, стал просить помочь ему вернуться на родину; просил Алкиной снарядить корабль и дать пятьдесят два смелых молодых гребца. Он пригласил гребцов и старейшин к себе на пир и велел позвать певца Демодока, чтоб он усладил собравшихся пением.
Были выбраны лучшие мореплаватели, и они отправились на пристань и начали снаряжать корабль и вскоре приготовили его к отплытию. Собрались приглашенные на пир в дом Алкиноя. Были зарезаны два жирных быка, восемь свиней и двенадцать овец; глашатай ввел в дом слепого певца Демодока. Насладившись вином и едою, стали гости слушать песню слепого певца о походе Одиссея и Ахиллеса на Трою.
Услышав свое имя, Одиссей закрыл голову мантией, чтоб никто не заметил, как он прослезился. И никто не заметил слез Одиссея, кроме Алкиноя, сидевшего рядом с ним. Когда кончился пир, все вышли из дома на площадь, чтоб показать гостю свое искусство в играх. Выступили феакийские юноши, опытные в метании диска, бросании копья, в борьбе, в беге и в кулачном бою.
Когда закончились игры, сын царя Лаодам, один из самых красивых юношей Феакии, обратился к друзьям:
— Не спросить ли нам у нашего гостя, в каких он играх искусен?
Все согласились, и он обратился к Одиссею:
— Прими и ты, чужеземец, участие в играх и силу свою покажи, ведь скоро тебе покидать наш город, корабль стоит готовый к отплытию, и гребцы готовы уже отправиться в путь.
Ответил им Одиссей:
— Мне сейчас не до игр, на душе моей горе; много я бед испытал, и теперь я сижу, дожидаясь, чтобы скорее домой возвратиться.
Но с усмешкой ответил ему молодой Эвриал-феакиец:
— Странник, я вижу, что ты не похож на героя. Ты скорее похож на купца, что, нагрузив свои корабли товаром, прибылей ждет от торговли.
Мрачно глянул на него Одиссей исподлобья и ответил:
— Ты, юноша, слово обидное молвил. Я вижу, ты не похож на того, кто одарен красотой и мудростью вместе. Правда, не всякий обладает видом красивым и умом заодно и могуществом слова; бывает, что один по наружному виду недостоин внимания, но зато одарен он прелестью речи искусной, и радостно видеть его на собрании, говорящего с мужеством твердым; а иной отмечен красотою лица, но лишен прелести слова, — так вот и ты — красив и силен, но лишен здравого смысла. Ты дерзкою речью меня возмутил; но знай, что в юности был я одним из первых бойцов в состязаниях и крепкие мышцы мне верно служили. А теперь после бед и лишений, испытанных мной, убавились силы мои, но и сейчас я, однако, готов вступить в состязание!
Одиссей поднялся с места и, мантии с плеч не спуская, взял камень, что был тяжелее и больше всех дисков, брошенных феакийскими юношами, и, напрягши свою жилистую руку, он с размаху метнул его вдаль, и камень с шумом разрезал воздух, и все феакийцы в страхе нагнули головы.
Камень упал дальше всех брошенных дисков; и отметили знаком то место.
— Юноши, а теперь вы добросьте до этого камня, — весело сказал Одиссей, — а после вас я брошу диск, и, может быть, он упадет не ближе ваших, а может — и дальше. Затем я, оскорбленный, вас всех вызываю на бой рукопашный, на бег и борьбу. Со всеми готов я сразиться, кроме одного Лаодама, ибо я — его гость и могу ли поднять я руку на друга? Кто ж с дружелюбным хозяином выйдет на бой? Знайте, что я луком владею своболно, и только один Филоктет меня побеждал; но может случиться, что кто-нибудь из феакийцев в беге меня победит: борьба с волнами и голод меня изнурили.
Все молчали, и ответил тогда Алкиной Одиссею:
— Странник, знаю, словом своим ты нас обидеть не хочешь, ты доказал свою силу; но хочется нам, чтобы ты, возвратясь на родину, мог рассказать про наше искусство в музыке, пении и плясках. Мы не очень сильны в кулачном бою и борьбе, но опытны в беге и первые мы мореходы. Пригласите сюда плясунов! Юноши, выходите и начинайте пляску, пусть заиграет на лире певец Демодок!
Принесли слепому певцу лиру, и он запел веселую песню, а юноши начали пляску; велел Алкиной Лаодаму начать танец вдвоем с юношей Галионтом. Приготовили место для пляски, и вышли на поле судьи. Взяв разноцветный мяч, юноши выступили на середину; бросил мяч высоко Лаодам, и с разбегу поймал его на лету Галионт, не коснувшись ногами земли. Закончив игру, они стали быстро плясать, еле касаясь ногами земли, а юноши, стоявшие рядом, топали в такт ногами под песню, и от топота ног гремела вся площадь.
