— Ну, значит, договорились — по девяти марок за тысячу, — говорит господин Бер и протягивает ладонь для рукопожатия.
— Девять пятьдесят — крайняя цена, — возражает Куфальт и прячет руку за спину.
Бер возмущается:
— Позвольте, позвольте, вы сами назвали девять двадцать пять.
— Но без открыток, — парирует Куфальт. Он стоит на верхней ступеньке лестницы, Бер на пороге двери.
— Что ж, оставим этот разговор, — говорит Бер и убирает руку. — Там ждет господин Яух.
— Но ведь и нам жить хочется, — настаивает Куфальт, уверенный, что Яух никогда не согласится на такую цену. — А уж за чистоту и аккуратность ручаюсь, никакая другая фирма не сделает лучше!
— Все вы так говорите! — вдруг вспыхивает Бер. — А потом половина писем возвращается недоставленными из-за путаницы в адресах.
— Такое может случиться лишь из-за путаницы в первичных списках.
— Только не у нас! У нас все адреса выверены.
— А это тоже говорят все заказчики! — добродушно улыбается Куфальт.
— Ну, назовите же наконец какую-то разумную цену, господин Мейербер, — говорит Бер и вновь невольно улыбается, произнося это имя. — А как вы пишете свою фамилию — через одно «е», как я, или через два?
— Через одно, как и вы, — отвечает Куфальт. — Девять пятьдесят.
— Скажем так: девять двадцать пять, и вот вам моя рука.
— Да я что, я ничего, — смягчается Куфальт. — Девять сорок.
— Господин Яух говорит, что не может больше ждать, — просовывается в дверь голова секретарши.
— А пусть его катится!.. — раздраженно рявкает Бер, но спохватывается: — Нет-нет, подождите, фройляйн, пусть пока не катится. Еще три минуты. — И просительно Куфальту: — Девять тридцать?
— Девять тридцать пять, — сдается Куфальт. — Бог с вами. Но оплата наличными за каждые десять тысяч.
— По рукам! — восклицает Бер. — Подтвердите мне это письменно. Я со своей стороны сделаю то же самое.
— По рукам! — говорит и Куфальт. Их руки наконец-то встречаются. — Итак, завтра утром…
И вдруг Куфальт вновь впадает в официально-деловой тон:
— Сердечно благодарю вас за заказ также и от имени нашей фирмы! — И опять трясет руку Бера. — За наше дальнейшее успешное деловое сотрудничество.
Куфальт с солидным видом спускается по лестнице, в то время как Бер скрепя сердце приступает к разговору с Яухом, в ходе которого надо как-то изловчиться и увильнуть от выполнения только что данного слова.
Получасовой обеденный перерыв только что кончился. Палящий летний полдень. В бюро душно и жарко, нечем дышать, матовые стекла окон мешают порадоваться хотя бы виду голубого неба и яркого солнца. В комнате удушливая жара и ничего больше.
Пальцы вяло касаются клавиш, каретку переставляют медленно, как бы нехотя, и не сразу берутся за новую строку, а секунду-другую пережидают.
Горячие потные лбы, замкнутые, хмурые лица, — ни обычной болтовни, ни перешептываний, только раздражение и вялость.
Зато в соседней комнате девицы, работающие на множительной машине, чешут языки напропалую. Делать им нечего, у них не то третий, не то четвертый день нет работы, нечего размножать. Но жалованье свое они все равно получат, беспокоиться им не о чем. В самом деле, почему одним пирог сам лезет в рот, а кто голодом сидит, на того и не глядит.
Двадцать машинок трещат, это верно, но тем не менее все слышат, как в кабинете Яуха сперва рывком распахивается, а потом с грохотом захлопывается дверь: тррах!
Все трясется.
Куфальт со значением смотрит на Маака. Маак со значением смотрит на Куфальта. После чего Маак прикрывает веки в знак того, что взгляд понят.
Слышно, как в кабинете Яух мечется из угла в угол, как он распахивает окно. Енш вдруг начинает давиться от смеха, — он расслышал, как Яух сам себя обзывает. Но смех тут же обрывается, ибо в дверь бюро просовывается багровая от злости голова Яуха, который орет, как будто его режут:
— Фройляйн Мерциг!! Фройляйн Мерциг!!
— Иду, господин Яух!
В другом конце комнаты приоткрывается дверь, и фройляйн Мерциг (та тварь, что повыше) тоже просовывает голову в щель:
— Да, господин Яух?
— Адресную книгу Гамбурга, да поживей!
— Сию минуту, господин Яух!
Ясно: близится гроза, надвигается шквал. Фройляйн Мерциг перебегает по комнате от одного рабочего места к другому в поисках адресной книги.
Яух, все еще багровый, следит за ней глазами:
— У кого из вас, черт побери, эта книга! Неужели сами сказать не можете?!
Фройляйн находит книгу у Загера и забирает ее.
— Слушайте, фройляйн, она мне нужна для работы, — слабо протестует Загер.
Но она уже несется с книгой в руках к Яуху, а тот рявкает:
— Вскорости многие из вас, горлодеров, насидятся без работы.
Схватив адресную книгу, он исчезает.
— А вы, фройляйн, могли бы хоть извиниться или вежливо попросить, — негодует Загер.
— С вами я вообще не намерена разговаривать, — парирует та, явно имея в виду не только Загера, а всех, сидящих в этой комнате. Она уходит к своей напарнице, но дверь прикрывает неплотно, так что все слышат:
— Сегодня что-то будет, я еще никогда Яуха таким не видела. Наверняка кого-нибудь из этих выставит!
А пока что Яух у себя в кабинете шелестит адресной книгой, продолжая сыпать ругательствами, и когда вновь появляется в дверях, то уже в полный рост.
— Можно мне получить обратно адресную книгу, господин Яух? — принимается за свое Загер.
— Знает кто-нибудь из вас машинописное бюро «Цито-Престо»? — спрашивает Яух, выходя на середину комнаты.
Молчание.
Потом кто-то один подает голос:
— Может быть, «Цито», господин Яух…
— Я сказал «Цито-Престо», болван! — рявкает Яух и подлетает к двери в соседнюю комнату, где повторяет свой вопрос.
— Машинописное бюро «Цито»… — начинает фройляйн Мерциг.
— Дуры набитые! — рычит Яух, но, опомнившись, берет тоном ниже и просит его извинить, однако дверью хлопает так, что все дрожит.
Он поворачивается, и вот они сидят перед ним, словно школьники в классе, все лица обращены к нему. Привалившись спиной к двери, Яух засовывает руки в карманы, одной перебирает ключи, другой — мелкие монетки, лоб нахмурен, нижняя губа закушена.
— Принесите кто-нибудь мою сигару — лежит на пепельнице…
Прикидывая, кого бы послать, он скользит глазами по ряду сидящих, останавливается на Мааке, но тот как ни в чем не бывало продолжает печатать. Яух переводит взгляд на сидящего за Мааком и зовет:
— Ламмерс!
