(Сергиевом Посаде) был создан третий секретный военно-биологический институт, который сосредоточился на создании оружия на основе вирусов и токсинов. Основу института Загорск-6 составил прибывший из Кирова вирусологический отдел.
В первые послевоенные годы образцы биологического оружия испытывались вахтовым методом на официально необитаемом острове Возрождения в Аральском море (Аральск- 7). Однако руководство Советской Армии сочло этот метод работы не подходящим для решения все более расширяющегося круга задач в области биологического оружия. В 1952 году было принято решение организовать на острове постоянное военно-биологическое подразделение, которое было названо Полевой научно-исследовательской лабораторией и начало действовать с 1954 года (31,34).
Ну а постоянной кузницей кадров для военно-биологических дел стала Военно-медицинская академия (ВМА, С.-Петербург), где кузнецкое дело было поставлено на поток. ВМА окончили многие военные, составившие впоследствии костяк военно-биологического истеблишмента (по- современному — «питерцы»), а также всего ВБК — генералы И.П.Ашмарин, Д.В.Виноградов-Волжинский, Л.А.Ключарев, В.А.Лебединский, В.И.Огарков, В.Н.Паутов и многие другие (6). Кое-что сделала и другая академия — ВММА (Военно-морская медицинская академия), пока не была расформирована.
Таким образом, к середине 1950-х годов в Советской Армии сложилась чисто внутренняя система подготовки к наступательной биологической войне, главным образом против живой силы «вероятного противника». Система включала большую когорту людей, испытательные полигоны, хранилища биологических боеприпасов, три мощных специализированных военно-биологических института (в Кирове, Загорске и Свердловске), а также. специализированные кафедры военно-учебных заведений. Не хватало лишь соответствующих заводов, однако тогда было не до этого — возведение заводов биологического и химического оружия было тогда менее приоритетным в сравнении с предприятиями ядерной войны.
Не удивительно поэтому, что на Западе вызвало большой переполох заявление маршала Г.К.Жукова 1956 году о том, что в будущей войне Советский Союз будет располагать не только химическим, но и биологическим оружием.
Удивительно лишь то, что оно прозвучало. Потому что резкое усиление работ по подготовке к биологической войне тогда тщательно скрывалось. А пропагандистским прикрытием этих работ служили заявления, что речь идет будто бы о создании средств защиты от биологического нападения «вероятного противника». Впрочем, это в тех редких случаях, когда ВБК СССР/России снисходил до каких-либо объяснений (23,50,51,54,64–69).
Не забывали и о руководстве. В процессе реформ, последовавших за смертью И.В.Сталина (1953 год), армейская военно-биологическая система изменилась не сразу. Поначалу после ареста Л.П.Берия П.Н.Бургасову пришлось самому управляться с разработками биологического оружия в рамках 7-го управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР в должности заместителя начальника (171), где велись и другие работы по оружию массового поражения. В дальнейшем все работы по наступательному биологическому оружию были объединены в рамках 15-го Главного управления Генштаба (п/я А-1968). Именно этот секретнейший орган страны возглавил подготовку Советского Союза к наступательной биологической войне — не только в армии, но и во всех задействованных гражданских ведомствах. Первым главой 15-го управления был в 1960–1985 годах генерал-полковник Е.И.Смирнов (в 1955–1960 годах он занимался тем же самым как руководитель Главного военно-медицинского управления минобороны СССР) — в течение четверти века Е.И.Смирнов вполне устраивал и Н.С.Хрущева, и Л.И.Брежнева, и Ю.В.Андропова. Ну а при М.С.Горбачеве генерала Е.И.Смирнова на посту начальника 15-го управления сменили не известные нашему обществу генералы В.А.Лебединский (с 1985 года) и В.И.Евстигнеев (1990– 1992 годы).
Что до военных химиков, которые в 1920-х годах начинали строить систему биологического нападения, то в их сферу военно-биологическая проблема вернулась лишь в 1992 году (после упразднения 15-го управления Генштаба), как утверждается, лишь в защитной форме (69).
2.1.2. Другие министерства и ведомства
Хотя в системе биологического нападения лидировали генералы, однако после войны она уже не могла развиваться в отрыве от иных ведомств. В послевоенные годы серьезный толчок получили исследования в области биологического оружия в двух специализированных гражданских министерствах — Министерстве здравоохранения СССР (МЗ СССР) и Министерстве сельского хозяйства СССР (МСХ СССР) — и в других ведомствах.
Второе главное управление МЗ СССР контролировало примерно 10 институтов противочумной системы (Ростов-на-Дону, Волгоград, Саратов, Иркутск, Ставрополь, Самара, Алма-Ата, Минск и т. д.) и исследовательские центры по микробиологии и эпидемиологии. Они должны были специализироваться исключительно на защитной проблематике биологической войны — противостоянии особо опасным инфекциям (чуме, холере, сибирской язве и т. д.).
Однако их защитная функция была более широкой. Защищать страну надобно было вне зависимости от происхождения опасности — в результате действий армии «вероятного противника» и от природных инфекций.
На самом деле, помимо оборонительных, противочумные институты решали также и наступательные задачи биологической войны — изучались новые штаммы патогенов, которые могли быть использованы в качестве оружия (10). Мишень — живая сила и население «вероятного противника» (вспомним на сей счет соображения Я.М.Фишмана времен 1928 года об использовании учреждений наркомздрава для решения задач военного ведомства без открытия своих истинных целей (74)).
Однако оборонительная биологическая система в принципе не пересекалась с обеими наступательными — военной и гражданской, а ее специалисты не допускались к секретам биологической войны (6). Впрочем, некоторые противочумные институты, например в Ростове, Саратове, Ставрополе, изменяли официальному предназначению и также участвовали в решении наступательных задач. Однако, скорее на подхвате.
Поскольку в России противочумные институты начали возникать еще в XIX веке, развитие работ происходило не за счет создания новых институтов, а главным образом за счет расширения и изменения фронта работ в действующих. В частности, в противочумных институтах, а также в Москве в Институте эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф.Гамалеи начали заниматься генетикой вирулентности возбудителей особо опасных инфекций (6).
В 1970-х годах противочумные институты Куйбышева и Минска, Саратова и Иркутска, Волгограда и Алма-Аты начали получать серьезные ассигнования на генетические исследования, которые были ориентированы на военно-биологическую проблематику (10).
Для примера приведем информацию о деятельности противочумного института, созданного в 1949 году в Алма-Ате на основе довоенной биофабрики. Он располагал 19 эпидемиологическими станциями в подведомственном регионе Центральной Азии. Численность персонала составляла 450 человек, работавших в 4 лабораториях, в том числе генетической. В институте действовал также завод по производству вакцин и тест-систем против таких заболеваний, как сибирская язва, чума, туляремия, бруцеллез, холера и др. Помимо обслуживания гражданских нужд, институт занимался также работами по проблематике защиты от биологического нападения. Получал институт и зарубежные боевые штаммы опасных патогенов (11).
А еще минздрав СССР не забывал задействовать Институты вирусологии в Москве и Свердловске.
Хорошо заселенное «специалистами», но практически не известное жителям СССР Третье главное управление при МЗ СССР не столько обеспечивало надзор и защиту сограждан от работ над созданием советского оружия массового поражения, в том числе биологического и химического, сколько опустошало казну за счет секретной программы «Флейта». Это была программа работ по созданию нового вида химико-биологического оружия — психотропного. Имелись в виду такие химические вещества, которые
