Несколько локальный характер имеют данные о биологической катастрофе 1979 года в Свердловске, появившиеся в 1990–1992 годах. В 1990 году о беде поведала «Литературная газета», скорее всего в рамках общей «гласности» (17). Ну а серия статей в «Известиях» 1991–1992 годов (20–24) уже, наряду с «гласностью», не могла не носить оттенка обыкновенного «пинка», которым спецслужбы наградили нашу зарвавшуюся армию за то, что в 1979 году они (спецслужбы) узнали правду о прискорбных событиях в Свердловске не от армии, а были вынуждены разбираться самостоятельно.
Что касается общей картины подготовки к наступательной войне, то, как это всегда бывает, продали советскую систему биологической войны «свои» — больше было некому. Это произошло, когда за границами страны победившего социализма вместе с ее биологическими секретами оказались лица из рядов военно-биологического и военно-химического комплексов.
В 1989 году во Франции остался в качестве невозвращенца директор Института особо чистых биопрепаратов (С.-Петербург) не удовлетворенный своей жизнью на Родине В.А.Пасечник. Вскоре после этого его переправили в еще более «надежное место» в Великобритании (5,6,10,56,158). Разведка Великобритании сочла переданные ей сведения потрясающими — была вскрыта фактическая роль «Биопрепарата» как гражданского ведомства обеспечения наступательной биологической войны. Заодно обозначилась и малопочтенная роль «мирной» и респектабельной АН СССР (5,56,158,239).
«Ступив на английскую землю, Пасечник разрыдался. Решение покинуть свою страну и семью стоило перебежчику огромного напряжения. Как только его поместили в конспиративный дом за пределами Лондона, его тут же заверили, что он обрел новое жилище, а не тюремную камеру. Ученый предоставил массу свежей информации.
— Она была потрясающей, — говорит один из тех, кто его допрашивал. — Вскрыта роль целого министерства, рассказано о миллиардных расходах, о целой организации, служившей фасадом; стала ясна замешанность Горбачева, этого друга Запада. А перебежчик все говорили и говорил.
Чтобы справиться с этой информацией, оценить ее и обобщить, СИС (СИС — это аббревиатура названия английской разведки МИ-6 то есть «Сикрет интеллидженс сервис» — Л.Ф.), министерство обороны и другие правительственные ведомства образовали специальную комиссию из ученых, офицеров разведки и аналитиков.
Как обычно в таких случаях, полученными от Пасечника разведывательными данными поделились с ЦРУ; мозаика сведений о русской программе биологического оружия постепенно заполнялась по обе стороны океана. Чтобы подчеркнуть важность проблемы, Пасечника представили пред очи высших должностных лиц по обе стороны Атлантики» (158).
Несмотря на явный провал программы биологической войны, М.С.Горбачев в течение двух лет продолжал отчаянно лгать высшим должностным лицам Запада об отсутствии в Советском Союзе наступательной биологической программы (158). А специалисты по биологической дезинформации строчили и ему, и Западу одну оправдательную бумагу за другой (10). Так и пролгал лауреат Нобелевской премии мира М.С.Горбачев до тех пор, пока его не попросили из Кремля «на выход с вещами».
В конце 1992 года уже после развала СССР и официального отказа России от продолжения наступательных работ по биологическому оружию (было бы просто удивительно, если б первый секретарь Свердловского обкома КПСС Б.Н.Ельцин этого не сделал, памятуя о трагедии с сибирской язвой в 1979 году в его вотчине) (154) бывший оплот социализма навсегда покинул тоже бывший заместитель директора «Биопрепарата» предварительно уволившийся из армии полковник К.Б.Алибеков. И он дорассказал разведке США то, что не мог знать В.А.Пасечник (10,160).
Надо также помнить, что за границей оказался и начальник Третьего главного управления при минздраве СССР В.С.Кощеев, к тому же не с пустыми руками (6). А написал об этом знающий человек — предшественник генерала А.А.Воробьева и полковника К.Б.Алибекова на посту научного руководителя в «Биопрепарате». Следы его знания можно увидеть, например, в статье в «Комсомольской правде» (190). Потом этот человек, когда его не выпустили за границу, уже не скрывал от прессы своего имени (164).
Ну а в 1992 году покинул разведку и в 1994 году выехал из России активный участник разведывательных дел на военно-биологическом фронте А.Ю.Кузьминов. В 2005 году он издал на Западе свои воспоминания (15).
Так секретные советские программы «Фермент», «Костер», «Фолиант», «Метол», «Флейта», «Экология» и другие, которые были нацелены на подготовку к войне с использованием наиболее опасных форм биологического и химического оружия (разумеется, в нарушение соответствующих международных договоров (71,72)), перестали быть секретом для властей ведущих стран Запада.
Но и неназванные перебежчики были не менее осведомленными в проблемах, хотя и не всегда имели звучные должности. По состоянию на 1999 год только в США находилось более 20 специалистов, работавших в прошлом по советской программе биологической войны. А кто-то осел в Иране (10).
В своей прежней жизни все эти лица зарабатывали на жизнь активным отъемом народных денег на проведение «особо важных секретных работ», не нужных ни государству, ни тем более обществу. В новую эпоху они борются за мир во всем мире, против угрозы биологической и химической войны. А еще они борются против новой напасти наших дней — угрозы биологического терроризма.
А наши спецслужбы по своей извечной привычке продолжали (вестимо, через «свободную» прессу) рассказывать байки, что якобы «не мы, а США и Великобритания готовы к производству биологического оружия» («Известия») (58). А вот, что поведала классово близкая спецслужбам и вечно находящаяся на боевом посту «Красная звезда»: «На Дагуэйском полигоне развернуто сверхсовременное оборудование для испытаний бактериологического оружия» (51). Трудно поверить, что гр. А.Гольцу не сказали, что последнее подобное испытание на том американском полигоне состоялось в 1968 году. И что любое оборудование за четверть века простоя моложе не становится.
К сожалению, многие тексты, посвященные биологическому оружию, страдали одним и тем же недостатком. Вместо информации они несли в себе черты откровенной пропаганды. И это относится не только к армейским публикациям — грешит тем же даже благонамеренная журналистика.
Впрочем, время от времени байки вместо правды рассказывают и в новом веке.
Осталось понять, а нужно ли было так тщательной блюсти тайну советской биологической войны? Чтобы хоть немного приблизиться к ответу на этот непростой вопрос, вспомним, что даже высший руководитель 15-го управления Генштаба генерал В.И.Евстигнеев много позже отстранения от забот о наступательной биологической войне был вынужден признать, что «для того, чтобы блефовать, достаточно было иметь научный потенциал и имитировать хоть какую-то деятельность в… области» наступательной биологической войны (69). Таким образом, мы не можем не сделать вывод, что сам факт накладывания на подготовку Советского Союза к биологической войне статуса высшей государственной тайны был тяжкой политической ошибкой. Для иллюстрации этого вывода достаточно вспомнить, что подготовку к ракетно- ядерной войне советские власти сопровождали немалыми пропагандистскими всплесками и иногда объявляли о том, чего на самом деле не было. Это был блеф на пользу стране — пугать Запад, но не всегда делать. В биологической войне поступали прямо наоборот — тайно делали очень многое, но не объявляли. И теперь в наши дни даже не найдешь лиц, ответственных за политическую ошибку создания в СССР мощнейшей индустрии наступательной биологической войны без должных на то оснований.
А между тем финансовые затраты на создание тайной индустрии биологической войны были настолько непомерными, что виновных все-таки стоило бы найти. Да и экологические потери этой авантюры со счетов не сбросишь.
4.3. Выход из войны: практика
Повторимся. Информация ни о новых перспективных средствах биологического нападения, ни о
