Сочинения

(Мф.16:18).

Такова просьба нас, недостойных рабов твоих, таково с помощью Божией слово от нас, смиренных.

Крепкая же десница Божия да сохранит тебя, вожделенного для мира и боголюбезного Императора христианского, чтобы ты жил многие лета и детям детей передал державу в благоденствии и победах над врагами и противниками! Буди, буди!

Послание 87(146). К епископам, находящимся в ссылке ради Господа [ [207]]

Услышав недавно об обстоятельствах вашего блаженства, возлюбленнейшие отцы, я, смиренный, весьма обрадовался и прославил Благого Бога нашего, но и сильно огорчился, что не удостоился видеть вас и насладиться вашими благодатными дарами. Ибо мне хотелось видеть людей Божиих, иерархов Господних, блаженных мужей, светил мира, опору веры, отличающихся и прочими прекрасными качествами.

О потеря, о несчастье! Впрочем, причина этого обстоятельства — множество грехов наших. Мы не удивляемся несчастью, а предлагаем просьбу. Какую? Ту, чтобы вы письмами облегчили этот недостаток, вразумляя, просвещая, утверждая, внушая, что только истинно, что честно, что справедливо, что нужно для защиты, что требуется для борьбы, что только добродетель и похвала исповедания (Флп.4:8).

Пишете и о том, как нужно поклоняться изображенному Христу, по тождеству или по сходству, ибо одно православно, а другое не православно. Спрашиваете также и о том, считается ли поклонение Христу и Его иконе поклонением одному Лицу или двум. Первое — наше, а второе — иконоборческое. Ибо у кого ипостасное сходство, для тех и поклонение одно и то же, кроме того только, что в иконе существо не почитается поклонением.

Такова моя малая речь — напоминательная, а не учительная. Вам же принадлежит совершеннейшая тем более, чем превосходнее помазание ваше, с которым мужественно совершайте, святейшие, предстоящий подвиг, и получите венец правды.

Послание 88(147). К Аммону, сыну

Увы мне! С самого начала письма вздыхаю из глубины сердца и смешиваю с чернилами слезы от того, что я услышал о тебе, брат! Говорят, ты сбросил святую одежду монаха, и живешь между мирянами, и имеешь жену.

О плачевная весть! О мое несчастье! Ибо твой грех, сын, — мой по действию отеческого сострадания. Где свет ума? Где крылья надежды? Где любовь к Богу? Где щит веры? Где искусство рассуждения? Где удаление от здешнего мира? Где отречение от всего земного?

Где монастырское настоятельство? Где приветливое участие в гостеприимстве? Где порядок общежития? Где просветительная исповедь? Где твои прекрасные слезы? Где благоговейный вид? Где свидетельство всего сонма братьев? Где обет пред священным престолом? Где обещания пред Свидетелем Богом и Ангелами?

Где светлая чистота одежды? Где духовно созерцаемый брак? Где закланный за тебя Агнец Божий? Где евангельская и братская радость? Где священнейшее приветствие от всех?

Где предстояние Божественному Жертвеннику? Где Божественное Причащение Тела и Крови Христовой? Где все светлое и ангельски радостное чинопоследование? Где горящая лампада? Где истинный виноград? Где плодоносное произрастание Духа? Где сын мой, — о я несчастный, — более и более преуспевавший в добре и казавшийся полезным братству? Где чадо Божие, причастник света, гражданин царства небесного, сосуд избранный?

Как он обратился назад? Как отступил возлюбленный? Как омрачился просвещенный? Как сбросил оружие чистоты? Как сделался добычей диавола, будучи уловлен им в его волю и оставив прекрасного Жениха, Господа славы, владычествующего всем?

О, кто не воздохнет из глубины? Кто не пожалеет обольщенного? Содрогнитесь и ужаснитесь, небеса (Иер.2:12). Взывай об этом бедствии, земля! Что случилось с тобой, брат мой? Как ты не постыдился взирающих на тебя? Как не постыдился самого воздуха? Как не отвратился от зловония проклятого греха?

Имеешь ли ты ум? Живешь ли? Взираешь ли на солнце? Смотришь ли на луну? Видишь ли звезды? Невозможно, невозможно выразить, какой это грех, какая тьма, какое безумие. О, если бы можно было на этом остановиться! Тогда несчастье имело бы меру. Но, брат, будет еще Суд неумолимый, огонь вечный, тьма кромешная и непроницаемая, скрежет зубов, все прочие мучения, которые послужат наказанием, и притом непрерывным вовеки.

Не говорю уже о лишении благ, которое ты сам навлек на себя. Какие же это блага? Бытие с Богом, радость неизреченная, жизнь нетленная, веселье вечное, наслаждение райское, просвещение от Святой Троицы и все прочие выражаемые словами и представляемые умом блаженства. Итак, сын, восстань, возвратись, обновись, сбрось наложенные на тебя врагом узы греха, отторгнись от Евы, приди к незлопамятному и человеколюбивейшему Иисусу. Он прямо взывает: Приидите, все труждающиеся и обремененные грехами (Мф.11:28). Он идет навстречу, принимает в объятия, вводит в дом, не укоряет за прежнее, опять устраивает праздник, спасает блудного.

Так прошу тебя, сын, послушай, воспламенись, нанеси рану ранившему тебя. Приди же, приди скорее к нам, грешным. Я полагаю душу свою за тебя, я ручаюсь за твое спасение, я уврачую тебя нежными лекарствами, я, несчастный, вместе с Богом, приму тебя в объятия, и тебе будет лучше прежнего.

Только прибегни, только не оставайся там больше, но оставь Еву забавляться самой собой. Если же она послушается Божественного голоса, то помести ее в монастырь, а себя предай Богу и нам.

Так свидетельствую пред Богом и избранными Ангелами, чтобы ты, слыша это, изменился и поспешил к нам прежде, чем настанет конец, прежде, чем неумолимый приговор заключит для тебя дверь.

Послание 89(148). К Феофилу, игумену

До моего слуха доходило о твоем достоинстве немало такого, что сильно меня печалило, но разъяснилось почтенным письмом твоим. Осмеливаюсь сказать: принял Господь твое покаяние и оправдание возвращения в монастырь, хотя оно и неуместно было тогда, когда был гоним Христос. Теперь же, когда гонение прекратилось, какова причина уклонения, а не борьбы?

Смотрите на меня, — сказано в Писании, — и делайте то же (Суд.7:17). Это следовало и тебе сказать ученикам, призываемым возвратиться домой, а не слушаться, не быть примером поражения, притом после падения. Или ты не знаешь, что общение твое с увлеченными в нечестие было отречением от Христа? Потом, когда ты раскаялся через удаление от них — ибо это главное дело покаяния, без которого падение непростительно, — зачем ты опять уклонился в прегрешение?

Прости, отец, но если ты предал сам себя моему смирению, то я вынужден говорить тебе должное, как бы устами Господа. Почему ты не вразумил всех, что им должно вместе с тобой терпеть гонение, или, если не хотят, не оставил их как христоненавистников, как плотолюбцев, как непокорных, а не сынов?

Этим ты прекрасно смягчил бы поражение, а также был бы и для подвластных добрым примером, и для Церкви Божией назиданием, вместо прежнего разрушения.

Так поступал боголюбезнейший брат наш и игумен мидикийский, и святейший отец наш, епископ Лаодикийский, и другие. Одно из двух: если они действовали законно, то ты и всякий, кто поступал подобно тебе, — беззаконно. Но есть, как я слышу, и такие, которые принадлежат к разряду падших, — имена которых охотно пройду молчанием, — и, однако, говорят, что им не нужно раскаиваться в этом или даже только просить прощения и что они хорошо поступали. Ибо этим, говорят они, и братья спасены, и храмы остались неприкосновенными.

О слепота! О богоборство! Христос отвергнут с отвержением святой иконы Его, Богородицы и всех святых, за которых и архиепископ подвергся гонению, и епископы сосланы в ссылку, и игумены потерпели то же, монахи и монахини, мирские мужи и жены. Одни подверглись бичеванию, другие — заключению в темницу, иные заморены голодом, другие замучены, иные брошены в море, другие убиты, иные скрылись, другие обратились в бегство. Наполнились ими пустыни и пещеры, наполнились горы и леса. Тела рассекаются, кровь проливается, наша вселенная в смятении от гонения, вся поднебесная вздыхает и