творение, и всякое дело Его промышления. Дивны дела Твои, Господи! Восходить к сему изумлению может всякий сам через отрешенное и покойное углубление; могут помочь в сем деле и изображения сего свойства у святых отцов, как например, у Дионисия Ареопа–гита — о таинственном богословии, у святого Иоанна Златоустого — слова о непостижимом и др. Но чтобы воспитать к тому способность, легче начать с созерцания дел, восходить до созерцания совершенств, а наконец востечь и на самый верх, к сознанию непостижимости существа Божественного. Как кто возможет, только должно сие делать, ибо здесь совершается в духе самое истинное и приличнейшее поклонение твари Творцу и Господу. Само собою разумеется, что чувство сие имеет разные степени; но каждому свое, и каждый пусть совершает дело сие по силам своим. Моисей восходит на самый верх горы и скрывается в облаке, другие стоят на полугоре, а третьи — у подножия. Это образ трех состояний людей, ^восходящих к постижению и сознанию непостижимости беспредельного Бога. Значит, никто не должен отказываться неумением или незнанием дела сего.
бб) Бог бесконечно велик: падай в уничижении, проникайся благоговейным страхом и трепетом, созерцая величие Божие. Первое у вошедшего в тронную, как замечено, есть молчаливое изумление, в коем нет ни одного представления раздельного. Вошедший не успел еще осмотреться или различить себя и царя с его величием. Затем первая мысль после того, как он придет в себя, это — величие царя и своя малость. То же в отношении к Богу. Когда мысль погрузится в Беспредельного и выйдет из себя, то исчезает в глубоком изумлении. Но лишь только обратится в себя, то, принося с собою сознание беспредельного и в сей же акт, как бы налагая его на свое ничтожество, поражается, как ударом каким, сею несоизмеримостью и падает в благоговейном трепете в прах пред созерцаемым величием Бога, при сознании своего ничтожества. Но должно знать, что сей страх не имеет муки. Им поражаться сладостно, как и вообще всякое мысленное, но истинное прикосновение духа нашего к Богу, из Коего он, есть сладостно и блаженно. Сила сего благоговейного страха велика: он проходит до разделения души и духа, членов же и мозгов, как бы истнивает и истончевает духовным действием своим и душу, и тело. Чувствующий его падает ниц, готов бы пройти в утробу земли, сквозь все твари, в бездну, туда, где нет ничего, от сознания своего ничтожества и величия Божия. Но при всем том ему приятно пребывать в сем состоянии: оно разливает отрадную прохладу в существе его, может быть, от того, что есть истинное стояние твари в отношении к Творцу, или оттого, что здесь совершается истинное, а не мысленное проникновение ее существа силою и действием Божества. Оттого плодом благоговейного страха всегда бывает отрезвление, освежение, очищение духа. Как молния, проходя пространства воздушные, пожигает там всякую нечистоту и примесь и делает воздух чистым, так и огнь Божества при благоговейном страхе поедает нечистоту духа и очищает его, как злато в горниле. Потому все, проходившие степени совершенства, существенным условием к тому, а вместе могущественнейшим средством признают сей благоговейный страх. И во всем пространстве Слова Божия он поставляется и обязанностью существенной, и вместе отличительным свойством людей истинно благочестивых. Бойте–ся Бога ecu святии Его (Пс. 33:10). Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2:11). Надобно, однако ж, различать страх начальный от сего страха совершенных. Тот мучит и наносит ужас и трепет от ожидания казни за грех. И этот существенно необходим в первоначальном пробуждении грешника, но как переходный акт не может быть обращен в обязанность и даже по существу дела не может быть навсегда удержан в душе, хотя иногда находит и после и считается действительнейшим средством для обуздания ярых страстей. Истинный страх, свойственный совершенным, умиляет. Он рождается по вкушении любви и пребывает в неразрывном союзе с нею, то освежая, то согревая дух наш. Он должен быть поставлен целию. К нему взойти и его укоренить навсегда в духе есть обязанность, ибо в нем только и есть истина стояния твари пред лицом Творца. Способ возбуждения и воспитания его в себе определяется его составом. Напрягись сознать свое ничтожество и величие Бога в одно время в углубленнейшем и отрешеннейшем состоянии духа. Делай это чаще, особенно утром, вечером, в полночь… Когда сие действие превратится в обычай, в духе вкоренится действие страха Божия, или непрерывный страх. Напротив, рассеянность, самомнение, богозаб–вение суть враги страха Божия. От них он погасает как огонь от воды и свеча от дуновения ветра.
вв) Бог всесовершен: восхваляй и славословь Его. Вошедший в тронную, продолжим сравнение, после страха опять обращается к тому, что навело его, и где прежде ничего не видал, теперь начинает различать одно за другим: и лицо, и корону, и порфиру, и трон, и все украшение его — и, находя все это совершенным, не может удержаться от чувств, а иногда и знаков одобрения. И вот он в состоянии воздавания разумной славы царю. То же бывает и в отношении к Богу. Когда возникший от страха и самоуничижения дух возвращается во внутренний покой свой и смиренно предается святому богомыслию, тогда открываются его внутреннему оку и в своей мере постигаются совершенства Божий, кои, различаясь во взаимном союзе и соприкосновении, рождают и впечат–левают в уме одну мысль, или один лик всесо–вершенства Божия. Это есть возвышеннейшее и изящнейшее, что только может породить конечный и тварный ум. Потому, когда сия мысль, или созерцание, посетит внутреннюю храмину нашего духа и исполнит его светом и величием своим, тогда кто изъяснит радость его и восхищение? Все кости его, то есть все малейшие движущиеся части его существа, начинают во внутреннем неудержимом некотором взыгрании восклицать: коль славен Господь и Бог наш! Восхитительная радость духа, созерцающего в себе всесовершенство Бога, есть уже славословие, совершающееся внутри, или состояние славословия, в коем дух из себя и в себе возносит Богу жертву хвалы. Славословие Богу, выражаемое словом, есть плод ее, всегда, впрочем, низший, или не соответствующий не только Богу, но и тому, что ощущается в духе. Ни единоже слово довольно будет к пению чудес Твоих, должен заключить и заключает всякий, составляющий Богу хвалебные песни. Богохваление в духе есть отраднейшее состояние и восхищения, и радости, и веселия духовного, но все сие о едином Боге и о том, что Он есть таков, хвалимый и превозносимый. Сию хвалу возбудить может и всякое совершенство Божие, и всякое Его дело, даже к нам относящееся, но в самом действии хвалы все другое устраняется, видится един Бог и совершенство Его действий. Это жертва бескорыстнейшая. Можно сказать, что в сем — жизнь нашего духа истинная, или истинное причащение жизни Божественной. Как в страхе Бог проникает нас и как бы разжигает огнем Божества, так в сем богохвалении наш дух проникает или восприемлется в Бога и приобщается Его всеблаженства. Восходить в сие состояние или желать и искать быть возводиму в него сколько естественно духу и многоплодно для него, столько же и обязательно, ибо сим воздается должное Господу и Богу нашему. Потому в Слове Божием во многих местах предписывается хвалить Господа и даются образцы сего хваления. Подобно им, и все святые, восходившие в сие состояние, изображали совершенства Божий в слове и оставили нам свои хвалебные песни. Прочитывать сии песни с углублением и напряжением необходимо. Это начало или часть исполнения обязанности богохваления. Не иначе как через них восходит человек и к духовному богохвалению мысленному. Они суть воспитатели его, которых не должно, однако ж, оставлять и после уже того, как образуется свое внутреннее. Чтобы восходить наверх, надобно иметь лестницу. Но и кто взошел однажды, не отбрасывает ее, потому что она и после будет нужна. Обыкновенно начинать должно славословие преданными нам песнями всякий раз, а там умолкни, когда начнет славословить дух. Самое производство славословия или останавливается на всем всесовершен–стве, или на одном каком совершенстве, или переходит от одного к другому. Но это не есть холодное созерцание свойств Божиих, а живое ощущение их, с радостию и восхищением того ради, что таковы они в нашем Боге. Поставлять себя в сие состояние сколько можно чаще — спасительно. Нельзя лучше отрешить духа от всякой примеси земной и от всего чувственного как так; ибо в сем действии он удостаивается вкусить сладость, с которою сравниться ничто не может.
гг) Бог везде есть, все видит и все исполняет: ходи пред Богом. Когда царь осматривается вокруг себя с высоты престола своего, то всякий из присутствующих держит себя так осторожно, как бы царь на него одного смотрел, так, как бы тут были один только он и царь, забывая все прочее. Царь нравственного мира, Бог, не только все видит, но и все исполняет существом Своим — есть везде весь и видит не внешнее только, но и внутреннейшее и притом полнее и совершеннее, нежели как видит себя тот, кого Он видит. Всякая разумная тварь обязана как помнить сие вездеприсутствие и всеведение Божие, так и располагать дела свои, и внутренние и внешние, с чувством его, стоя как бы пред очами Бога, под Его взором, до того чтобы все другое выходило из мысли и внимания, а был только он, действующий, и Бог, видящий его и дело его; или, что то же, — ходить пред Богом, ибо настроение духа действовать как пред очами Божиими есть хождение пред Богом. Оно обязательно для всех, потому что
