святых отцов очень хорошо изображен ход плотских грехов: прилог, внимание, сочувствие, желание, согласие, решение и дело… Я остановлюсь особенно на начале. Определяю его так: чувство сласти похотной. Возбуждение похотного движения происходит от соков или собравшегося семени, от впечатлений чувственных, особенно чрез зрение и слух, и от врагов. Откуда бы оно ни исходило, его сопровождает сласть похотная. Сия сласть и есть корень всего зла. Между тем на нее мало обращают внимания, а она, как заноза, все дальше и дальше проходит и заполоняет все внутри.
Святые отцы о подчревных движениях говорят: начавшись там, они восходят вверх, поднимаются до сердца, его наполняют, далее — голову и все тело. Все тело тогда бывает полно похотию, назовем это паром, или дымом, похотным. Потом это проходит, будто ветром прогонится этот пар, или дым… Но после опять начинается, когда показываемые выше причины произведут похотное движение; только в сей раз движение вверх совершается быстрее, так как дорога уже пройдена, но дольше остается в теле. В третий раз — еще скорее и еще дольше. Частое повторение этого делает наконец то, что эта похотливость заседает навсегда в теле, то есть наполняет его все сполна, и не выходит. После сего в теле все делается похотно: глаз смотрит похотно, ухо слышит похотно, и оба эти чувства то только ищут видеть и слышать, что может питать похотность; и все чувства таковы же становятся, и все члены тела. Затем всякое движение и всякое прикосновение отзывается похотностию… как губка, наполненная водою, во всякой норке своей содержит ее и, чуть коснись, испускает ее — таково тело, похотию исполненное… Надо охладить и отрезвить тело, выполоскать, выжать, выколотить, как белье запачканное. Как? — Действуя обратно тому, как похоть его заполонила. Поднималось похотное движение из?под чрева кверху… многократно… и завладело всем телом. — Теперь надо так действовать: как только покажется оно под чревом, придавить его и ходу не дать всякий раз. Чем придавить? — Напряжением мышц, волею, разлюбившею похоть и теперь начавшею преследовать ее, как врага. Чем сильно похотное движение? — Сластию похотною. Эта сласть дает ход похотному движению. Если сразу пресечь сласть, или отбить, движение тотчас прекратится. Не ощущать сласти сей нельзя, как сласти сахара, раскусивши его. Но не любить, отвратиться, ненавидеть ее можно. Это не дело тела, а души. Душа должна сознать, что сия сласть — яд для нее и враг ее, губящий ее безжалостно. Когда душа дойдет до чувства вражды к сласти, от сознания ее вражества, тогда стоит только привести в движение сие чувство, как сласть потеряет свою сладость, потеряет силу давать ход движению похотному, — движение и прекратится. Это и будет подавление движения… Подавление сие само собою совершится, когда сласть сознается (будет признана) врагом и встретится ненавистью.
Видно теперь, в чем главное. Надо сласть похотную возненавидеть и с сею ненавистью встречать ее всякий раз, как она покажется. Эту ненависть человек сам должен в себе породить, и она будет для него стражем с мечом в руке, готовым поразить сего врага.
Надо раздувать это чувство — размышлением, молитвою и некиими деланиями, направленными сюда.
Размышление выяснит худые последствия сласти и доведет сие до чувства… сласть сия злотворна для души и тела, для обязательных Дел и отношений к другим, особенно же в отношении к Богу, ибо ничто так Богу не противно, как услаждение сею страстью… от сего у души отнимается потом всякое дерзновение пред Богом… и наконец в будущем ввергает в ад.
Молитва отторгнет сердце от плотского, и сласть сама собою падет… и помощь свыше призовет… Так у Исихия… после движения ненависти — молитва… Молитва Иисусова тут всепобедительное орудие.
Ненависть к сласти долгим рассуждением возбуждается только в первый раз, а потом она мгновенно проявляется, как только вызывает ее… Молитва же вся в молитве Иисусовой; так что для подавления сласти главных два акта: подвигни ненависть — и стой в молитве Иисусовой.
Некие делания. — Напряжение мышц туда, к подчревию. Это в момент возбуждения сласти; а потом постоянно держать тело все в струнку, по–солдатски, и быть всегда как бы в присутствии большого лица… иначе это значит — не распускать членов, не разваливаться и не вольничать. Так и сидя, и ходя, и даже лежа… Это простое средство очень отрезвляет… Однажды поставив тело в струнку, уж не отступать от сего. К этой солдатской выправке надо присоединить умаление немножко в пище, немножко в сне… особенно не разваливаться во сне и, проснувшись, скорее вставать, —и немножко в преутруждении… Уединение и строгая дисциплина чувств сюда же идут…
В душе между тем главное — страх Божий и благоговеинство… Это выражаться должно особенно в том, чтоб ничего не делать неглиже… небрежно, кое?как, какое бы дело ни было, всякое, и большое, и малое… особенно молитва… В церкви, в столовой, дома — всюду благоговение, как пред Богом ходить.
Сими приемами сласть всегда можно отбить и угасить. Но коль скоро она угашена, дальнейшее ее движение пресекается. Опять придет — опять прогонится. Так день за днем. Чем дальше, тем реже и реже она появляться будет… Плод чрез неделю замечен будет… если отнюдь не давать хода сласти… сласть наконец совсем обессилеет; только не давать ей ходу… наконец совсем перестанет являться, — и восстания будут подниматься бессластные… Если вместе с сим молитва будет крепнуть и возвышаться… то во всем теле засияет трезвенная чистота, вместо прежней похотливости.
Только хода не давать сласти. Если сласть замрет, похотливость замрет, похотливость престанет; дела же престанут, как только начнется брань со сластию, ибо они ее суть чада и ради ее делаются…
Возрасты греха
В слове Божием о грешнике вообще говорится, что он, все более и более «преуспевая на горшее» (2 Тим. 3, 13), приходит наконец «в глубину зол» (Притч. 18, 3); означаются и степени ниспадения в сию глубину, например: «он болит неправдою, зачинает болезнь и рождает беззаконие» (Пс.7, 15), или, яснее, по противоположности с мужем, ублажаемым в первом псалме, — «идет» на совет нечестивых, «останавливается» на пути грешных и, наконец, «садится» на седалище губителей (Пс. 1, 1). Последние выражения можно принять за характеристические черты греховных возрастов. Их тоже три: младенческий, юношеский, мужеский. В первом грешник только пошел в грех, во втором остановился в нем, в третьем стал распорядителем в его области.
Младенческий возраст. Это — период образующейся духовной жизни, не установившейся в своих формах, колеблющейся, — время борьбы остатков внутреннего добра и света со вступающим злом и тьмою. Здесь поблажающий греху человек все еще думает отстать от него: мало–мало, говорит он себе, и брошу. Грех еще кажется ему как бы шуткою, или он занимается им, как дитя, резвящееся игрушкою; он только будто рассеян и опрометчив. Но в сем чаду, в сем состоянии кружения невидимо полагаются основы будущему ужасному состоянию грешника. Первые черты, первые линии его полагаются в первый момент отдаления от Бога. Когда сей свет, сия жизнь и сила сокрываются от человека, или человек сокрывает себя от него, вслед за тем начинает слепнуть ум, расслабляться и нерадеть воля, черстветь и проникаться нечувствием сердце, что все и заставляет человека часто говорить себе: «Нет; перестану». Но время течет, и зло растет. Кто?то из ума крадет истины, одну за другою; он уже многого не понимает даже из того, что прежде ясно понимал; многого никак не может удержать в голове, по тяжести и невместимости того в теперешнее время; наконец совсем ослепляется: не видит Бога и вещей Божественных, не понимает настоящего порядка вещей, ни своих отношений истинных, ни своего состояния, ни того, чем он был, ни того, чем стал теперь и что с ним будет, вступает в тьму и ходит во тьме. Воля, побуждаемая совестию, все еще иногда радеет и приемлет заботы о спасении человека; иногда он напрягается, восстает, удерживается от одного или другого дела в надежде и совсем поправиться, но и опять падает, и чем более падает, тем становиться слабее. Прежние остановки и отказы делам, действительные, превращаются в одни бесплодные намерения, а из намерений — в холодные помышления об исправлении, наконец и это исчезает. Грешник как бы махнул рукою: «Так и быть, пусть оно идет, авось само как?нибудь остановится!» И начинает жить, как живется, предаваясь порочным желаниям, удерживаясь от явных дел, когда нужно, не беспокоясь ни угрозами, ни обещаниями, не тревожась даже явным растлением души и тела. Грех есть болезнь и язва; сильно терзает он душу после первого опыта, но время все сглаживает; второй опыт бывает сноснее, третий еще сноснее и так далее. Наконец душа немеет, как немеет часть тела от частого
