Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

как подтверждение своей доктрины, так и весьма неприглядное описание особенностей царского правления <Цар 8:11–18>. Историческая эволюция, делали они вывод, лишила человека его неотчуждаемого права на свободу.

Философы эпохи Просвещения были практически едины, отвергая претензии на наследственную королевскую власть и рекомендуя республиканскую форму правления. Королевская полиция вынуждала их соблюдать осторожность в выражении своих идей, однако народ мог читать между строк. Накануне американской и французской революций монархия потеряла своё вековое влияние на человеческие умы. Огромный престиж, которым пользовалась Англия, в то время самая богатая и самая могущественная держава, подсказывал компромисс между двумя несовместимыми принципами правления, вполне удовлетворительно функционировавший в Великобритании. Однако древние местные династии континентальной Европы не были готовы смириться с низведением себя до чисто церемониального положения, с которым, в конце концов, хотя и после определённого сопротивления, пришлось согласиться чужеземной династии в Великобритании. Они лишились своих корон, потому что пренебрегли ролью того, кого граф Шамбор назвал «законным королём революции».

В период расцвета либерализма господствовало мнение, что тенденция к власти народа неодолима. Даже консерваторы, отстаивающие возвращение к монархическому абсолютизму, сословным привилегиям дворянства и цензуре, были в большей или меньшей степени убеждены, что их борьба обречена на неудачу. Гегель, сторонник прусского абсолютизма, считал удобным на словах признавать повсеместно признанную философскую доктрину, определяя историю как «прогресс в сознании свободы» [56].

Но затем подросло новое поколение, отвергнувшее все идеалы либерального движения и, в отличие от Гегеля, не скрывающее свои истинные намерения за лицемерным почитанием слова свобода. Несмотря на симпатии к принципам этих самозванных социальных реформаторов, Джон Стюарт Милль не мог не назвать их проекты – а особенно проекты Огюста Конта – гибелью свободы <Письмо к Хариет Милль, 15 янв. 1855 г. Hayek F.A. John Stuart Mill and Harriet Taylor. – Chicago: University of Chicago Press. 1951. P. 216>. В глазах этих радикалов злейшими врагами человечества были не деспоты, а изгнавшая их «буржуазия». Буржуазия, говорили они, обманула народ, провозгласив фальшивые лозунги свободы, равенства перед законом и представительного правительства. В действительности же буржуазия жаждала беззаботно эксплуатировать подавляющее большинство честных людей. Демократия была в сущности плутодемократией, шорами, скрывающими неограниченную диктатуру капиталистов. Массам необходима не свобода и участие в управление делами государства, а всемогущество «подлинных друзей» народа, авангарда пролетариата или харизматического вождя. Ни один читатель книг и памфлетов революционного социализма не может не понять, что их авторы стремятся не к свободе, а к неограниченному тоталитарному деспотизму. Но до тех пор, пока социалисты не захватили власть, для ведения своей пропаганды они крайне нуждались в институтах и биллях «плутократического» либерализма. Как оппозиционная партия они не могут обойтись ни без публичности предоставляемой им парламентской трибуны, ни без свободы слова, совести и печати. Таким образом, им вынужденно приходится включать в свою программу свободы и гражданские права, которые они твёрдо намерены упразднить, как только захватят власть. Ибо, как заявил Бухарин, после захвата России большевиками, было бы смешно требовать от капиталистов свободы для рабочего движения, не требуя свободы для всех <Бухарин Н. И. Программа коммунистов (большевиков). – Калуга, 1918. С. 28>.

В первые годы своего режима Советы и не думали скрывать своего отвращения к народному правительству и гражданским свободам, и открыто превозносили свои диктаторские методы. Но в конце тридцатых годов они осознали, что их незамаскированная программа антисвободы непопулярна в Западной Европе и Северной Америке. Когда испугались перевооружения Германии, то захотели установить дружественные отношения с Западом и внезапно изменили своё отношение к терминам (но не идеям) – демократия, конституционное правительство и гражданские свободы. Они провозгласили лозунг «народный фронт» и заключили союз с соперничающими социалистическими фракциями, которых до этого