что эти условия существовали и существуют. Невозможно представить, каким образом в отсутствие этих условий люди могли бы принять косвенный обмен и деньги, а также придерживаться этих способов обмена.
В конце концов, исторический вопрос происхождения косвенного обмена и денег не имеет отношения к праксиологии. К делу относится только то, что косвенный обмен и деньги существуют, потому что были и есть условия для их существования. Если это так, то праксиологии нет необходимости прибегать к помощи гипотезы, утверждающей, что эти способы обмена созданы авторитарными декретами или соглашениями. Этатисты могут, если им нравится, продолжать приписывать изобретение денег государству, каким бы неправдоподобным это ни казалось. Значение имеет лишь то, что человек приобретает товар не для того, чтобы использовать его для личного потребления или в производстве, а для того, чтобы уступить его в последующем акте обмена. Такое поведение людей превращает товар в средство обмена и, если такое поведение становится общепринятым в отношении определенного товара, превращает его в деньги. Все теоремы каталлактической теории о средствах обмена и денег относятся к услугам, которые товар оказывает в качестве средства обмена. Даже если бы было правдой, что импульс для введения косвенного обмена и денег был обеспечен властями или соглашением членов общества, это не поколебало бы утверждения, что только поведение обменивающихся людей создает косвенный обмен и деньги.
История может рассказать нам, где и когда впервые стали использоваться средства обмена и как впоследствии диапазон товаров, использовавшихся для этих целей, все сильнее и сильнее ограничивался. Поскольку грань между более широким понятием средства обмена и более узким понятием денег не резкая, а размытая, то невозможно прийти к согласию об историческом переходе от простого средства обмена к деньгам. Ответ на этот вопрос является проблемой исторического понимания. Но, как мы уже упоминали, грань между прямым и косвенным обменом является резкой, и все, что каталлактика устанавливает относительно средств обмена, категориально относится ко всем товарам, на которые предъявляется спрос как на подобное средство и которые приобретаются в качестве таковых.
Поскольку утверждение, гласящее, что косвенный обмен и деньги были учреждены декретом или договором, подразумевает описание исторических событий, то доказательство его ошибочности задача историков. Пока оно выдвигается просто как историческое утверждение, оно не может оказать никакого влияния на каталлактическую теорию денег и объяснение эволюции косвенного обмена. Но если оно задумывалось как утверждение о человеческой деятельности и общественных событиях, то оно бесполезно, потому что ничего не утверждает о действии. Заявление, что однажды правителей или граждан, собравшихся на съезд, вдруг посетила мысль, что было бы неплохо обмениваться не напрямую, а с помощью общепринятого средства обмена, не является утверждением о человеческом действии. Это просто отбрасывание проблемы в прошлое.
Необходимо понимать, что нельзя внести какой-либо вклад в научную концепцию человеческих действий и общественных явлений, если провозглашать, что их создало государство, харизматический лидер или вдохновение, снизошедшее на всех людей. Не могут подобные утверждения также опровергнуть положения теории, показывающие, как эти явления могут быть представлены в виде непреднамеренного результата, непланируемой сознательно равнодействующей индивидуальных усилий членов общества, которая не является их целью[Cp.: Менгер К. Исследование... С. 166.].
4. Определение покупательной способности денег
Поскольку экономическое благо требуется не только тем, кто желает использовать его для потребления или производства, но и людям, которые желают хранить его в качестве средства обмена и в случае необходимости уступить его в одном из последующих актов обмена, то спрос на него увеличивается. Появившись, новое применение этого блага создало дополнительный спрос на него. И как в случае с другими экономическими благами, дополнительный спрос приводит к возрастанию меновой ценности, т.е. количеству других благ, предлагаемых в обмен на его приобретение. Количество других товаров, которые можно получить, пожертвовав средством обмена, его цена, выраженная в различных товарах и услугах, частично определяется спросом тех, кто желает приобрести его в качестве средства обмена. Если люди перестают использовать данное благо в качестве средства обмена, то этот дополнительный специфический спрос исчезает и соответственно падает его цена.
Таким образом, спрос на средство обмена представляет собой соединение двух частичных спросов: спроса, предъявляемого с намерением использовать его в потреблении и производстве, и спроса, предъявляемого с намерением использовать его как средство обмена[Проблемы денег, предназначенных исключительно для службы в качестве средства обмена и не приносящих никакой иной пользы, за счет которой на них мог бы предъявляться спрос, обсуждаются в параграфе 9.]. В отношении современных металлических денег говорят о промышленном и денежном спросе. Меновая ценность (покупательная способность) средства обмена является равнодействующей кумулятивного эффекта обоих частичных спросов.
Величина той части спроса на средство обмена, которая предъявляется за счет его службы в качестве средства обмена, зависит от его меновой ценности. Этот факт создает трудности, которые многие экономисты считают до такой степени неразрешимыми, что отказываются от дальнейшего развития этого направления аргументации. Это алогично, говорят они, объяснять покупательную способность денег, ссылаясь на спрос на деньги, а спрос на деньги, ссылаясь на покупательную способность.
Однако это затруднение лишь кажущееся. Покупательная способность, которую мы объясняем, ссылаясь на величину специфического спроса, это не та же самая покупательная способность, величина которой определяет этот специфический спрос. Проблема заключается в том, чтобы постигнуть, как определяется покупательная способность в ближайшем будущем, в приближающемся моменте. Для решения этой проблемы мы ссылаемся на покупательную способность в ближайшем прошлом, в только что прошедшем моменте. Это две различные величины. И было бы ошибкой в качестве возражения против нашей теоремы, которую можно назвать теоремой регрессии, утверждать, что мы движемся в порочном круге[Автор этой работы впервые разработал теорему регрессии покупательной способности в первом издании своей книги Theory of Money and Credit, опубликованной в 1912 г. (с. 97–123, английский перевод). Эта теорема подвергалась критике с различных точек зрения. Некоторые из возражений, особенно выдвинутые Б.М. Андерсоном в глубокой книге The Value of Money, впервые опубликованной в 1917 г., заслуживают тщательного исследования. Важность поднятых проблем заставляет также внимательно расмотреть возражения Х. Эллиса (Ellis H. German Monetary Theory 1905–1933. Cambridge, 1934. P. 77 ff.). Далее в основном тексте все возражения конкретизированы и подвергнуты критическому исследованию.].
Но, говорят критики, это равносильно просто отбрасыванию проблемы в прошлое, так как в настоящий момент все еще необходимо объяснять определение вчерашней покупательной способности. Если и ее объяснять, также ссылаясь на покупательную способность позавчерашнего дня и т.д., то налицо
