Во всех перечисленных случаях формируется временная тенденция повышения валовой рыночной процентной ставки. Проекты, казавшиеся ранее прибыльными, больше таковыми не выглядят. Формируется тенденция снижения цен на факторы производства, а затем происходит снижение цен и на потребительские товары. Производство становится вялым. Застой заканчивается только тогда, когда цены и ставки заработной платы в общем и целом приходят в соответствие с новым денежным отношением. Ссудный рынок также приспосабливается к новому положению вещей, и валовая рыночная ставка процента больше не подвергается возмущающему влиянию дефицита денег на ссудном рынке. Таким образом, повышение валовой рыночной ставки процента под действием денежных факторов приводит к временной стагнации производства. Дефляция и сжатие кредита нарушают ровный ход экономической жизни. Однако было бы серьезной ошибкой считать дефляцию и сжатие просто зеркальным отражением инфляции и экспансии.
Экспансия сначала порождает иллюзию процветания. Она крайне популярна, поскольку кажется, что она делает богаче всех вместе и каждого в отдельности. С другой стороны, сжатие немедленно создает условия, которые все готовы осудить как зло. Его непопулярность даже больше, чем популярность экспансии. Сжатие порождает яростную оппозицию. Очень скоро политические силы, борющиеся с ним, становятся неодолимыми.
Инфляция бумажных денег и дешевые займы государства приносят дополнительные средства казначейству; дефляция опустошает хранилища казначейства. Кредитная экспансия для банков благо; а сжатие утрата. Инфляция и экспансия манят, дефляция и сжатие отпугивают.
Несходство двух противоположных способов денежно-кредитного манипулирования состоит не только в том, что один из них все любят, а другой все ненавидят. Дефляция и сжатие несут с собой меньшее опустошение не только потому, что к ним прибегают гораздо реже. Они приводят к менее катастрофичным последствиям. Инфляция безрассудно растрачивает дефицитные факторы производства в ошибочных инвестициях и чрезмерном потреблении. После ее окончания необходим долгий и утомительный период выздоровления, чтобы ликвидировать оставленное ею после себя обнищание. Сжатие не стимулирует ни ошибочные инвестиции, ни чрезмерное потребление. Временное ограничение деловой активности, порождаемое им, может быть в общем и целом компенсировано снижением потребления со стороны уволенных наемных работников и владельцев материальных факторов производства, продажи которых упали. Не остается никаких глубоких ран. По завершении периода сжатия не требуется специального процесса корректировки, чтобы восполнить потери, вызванные проеданием капитала.
Дефляция и ограничение кредита никогда не играли заметной роли в экономической истории. Самые знаменитые примеры это возвращение Великобритании после инфляции военного времени во время наполеоновских войн и первой мировой войны к довоенному золотому паритету фунта стерлингов. В каждом случае парламент и правительство приняли политику дефляции, не взвесив все за и против двух способов возвращения к золотому стандарту. В 20-х годах XIX в. это можно было оправдать тем, что к тому времени денежная теория еще не прояснила все сопутствующие проблемы. 100 лет спустя это стало просто демонстрацией непростительного невежества и в экономической науке, и в денежной истории[См. с. 735–736.].
Невежество проявлялось также и в смешивании дефляции и сжатия с процессом корректировки, к которому должен привести любой бум. Приведет или нет кризис к ограничению количества инструментов, не имеющих покрытия, зависит от институциональной структуры кредитной системы, породившей бум. Такое ограничение может произойти, когда кризис приведет к банкротству банков, предоставляющих фидуциарный кредит, и это не уравновешивается соответствующим расширением со стороны оставшихся банков. Но это не обязательно является сопутствующим феноменом депрессии. Без сомнения, этот эффект не возникал в течение последних 80 лет в Европе, а сила, с которой он проявился в Соединенных Штатах после Закона о Федеральной резервной системе 1913 г. [63], была чрезвычайно преувеличена. Кредитный голод как отличительная черта кризиса вызывается не сжатием, а воздержанием от дальнейшей кредитной экспансии. Он наносит вред всем предприятиям не только тем, которые обречены в любом случае, но и тем, чей бизнес здоров и мог бы расцвести, будь соответствующий кредит доступен. Если просроченные долги не выплачены, то банкам не хватает средств для предоставления кредитов даже самым солидным фирмам. Кризис становится всеобщим и заставляет все отрасли производства и все фирмы ограничивать размах своей деятельности. Не существует способов избежать этих вторичных последствий предшествующего бума.
Как только возникает депрессия, начинают раздаваться жалобы на дефляцию, а люди начинают настойчиво требовать продолжения экспансионистской политики. Надо признать, что даже без всякого ограничения предложения собственно денег и инструментов, не имеющих покрытия, депрессия формирует тенденцию увеличения покупательной способности денежной единицы под действием денежных факторов. Все фирмы стремятся увеличить свои остатки наличности, что оказывает влияние на отношение между предложением денег (в широком смысле) и спросом на деньги (в широком смысле) для остатков наличности. Строго говоря, это можно назвать дефляцией. Но было бы серьезной ошибкой считать, что причиной падения товарных цен является стремление к большим остаткам наличности. Здесь обратная причинная обусловленность. В ходе бума цены на факторы производства как материальные, так и человеческие стали чрезмерными. Прежде чем производство станет прибыльным, они должны упасть. Предприниматели увеличивают свои остатки наличности, поскольку воздерживаются от покупки товаров и найма рабочих до тех пор, пока структура цен и заработной платы не придет в соответствие с реальным состоянием рынка. Таким образом, любая попытка государства или профсоюзов помешать этой корректировке или отсрочить ее просто продлевают стагнацию.
Даже экономисты часто не могут понять эту взаимосвязь. Они рассуждают следующим образом: структура цен, сложившаяся во время бума, является результатом экспансионистского давления. Если прекращается дальнейшее увеличение массы инструментов, не имеющих покрытия, то повышательное движение цен и заработной платы должно остановиться. Но если бы не было дефляции, то падение цен и заработной платы не смогло бы произойти.
Это рассуждение было бы правильным, если бы инфляционное давление не оказало влияния на ссудный рынок до того, как оно перестало оказывать прямое влияние на товарные цены. Предположим, что государство изолированной страны эмитировало дополнительные бумажные деньги, чтобы оказать помощь гражданам со скромными доходами. Вызванное этим повышение цен на товары дезорганизует производство; оно будет способствовать переориентации производства с выпуска потребительских товаров, обычно покупаемых несубсидируемыми группами населения, на выпуск тех, спрос на которые предъявляется субсидируемыми группами. Если впоследствии политика такого рода субсидирования некоторых групп населения будет отменена, то цены товаров, спрос на которые субсидировался, упадут, а цены товаров, спрос на которые предъявлялся несубсидируемыми группами населения, более резко возрастут. Однако покупательная способность денежной единицы не вернется на доинфляционный уровень. Если государство не изымет с рынка дополнительное количество бумажных денег, выброшенное в форме субсидий, то структура цен будет продолжать испытывать влияние инфляционной операции.
Иное дело кредитная экспансия, которая сначала оказывает воздействие на ссудный рынок. В этом случае инфляционные последствия усиливаются в результате ошибочного вложения капитала и чрезмерного потребления. Перебивая друг другу цены в борьбе за большую долю ограниченного запаса капитальных благ и труда, предприниматели возносят цены до такой высоты, где они могут оставаться только до тех пор, пока кредитная экспансия продолжается во все ускоряющемся темпе. Как только
