Гизевиусом, вошел полковник СС Пифредер в сопровождении двух детективов. Охрана на входе их не остановила. Полковник был типичным эсэсовским громилой, но вел себя вполне корректно. По словам Гизевиуса, он щелкнул каблуками — причем щелчок получился громким, словно пистолетный выстрел, — и выбросил вперед руку в нацистском приветствии. Он потребовал встречи с полковником Штауффенбергом, сославшись на приказ руководителя службы имперской безопасности[38] .
Гизевиус знал, что этот человек — один из главных гестаповских следователей, и ощутил острую тревогу. Его появление на Бендлерштрассе означало, что гестапо в курсе дела и начало действовать, хотя признаков масштабного гестаповского рейда пока не было.
Появившийся Штауффенберг сказал Гизевиусу, что он должен был задержать Пифредера и его людей: они пытались допросить его о событиях в Растенбурге.
Гизевиус пришел в ужас.
— Почему вы сразу же не застрелили этого убийцу? — вскричал он.
— Всему свое время, — ответствовал Штауффенберг.
— Но, Штауффенберг, этот человек не может оставаться здесь и наблюдать за всем происходящим. А если он сбежит?
Гизевиус видел, что Штауффенберг забеспокоился, и потребовал, чтобы полковник больше не ждал прибытия солдат в город, а сформировал отряд офицеров из числа находящихся на Бендлерштрассе офицеров, чтобы убить Геббельса и шефа гестапо Мюллера. Штауффенберг согласился с тем, что эту идею стоит рассмотреть, хотя его планы переворота были связаны с немедленным входом в Берлин войск для занятия правительственных учреждений и гестапо.
Между тем возникли непредвиденные трудности с начальником берлинского гарнизона генералом фон Корцфлейшем. Он прибыл на Бендлерштрассе, чтобы лично выяснить, что происходит. Он слышал об убийстве Гитлера и о получении приказа двигаться на Берлин. Он был заинтригован, поскольку приказ был направлен не через него, а напрямую в подчиненные ему войска. Фон Корцфлейш потребовал встречи с Фроммом, когда же его привели к Гепнеру, которого представили как преемника Фромма, он отказался с ним говорить. Пришлось вмешаться Ольбрихту, а потом для прояснения обстановки был вызван и Бек[39]. Фон Корцфлейш категорически отказался от сотрудничества с заговорщиками и открыто заявил о своей преданности Гитлеру. Даже неизменно спокойный Бек пришел в ярость, но и это не помогло. Оставалось только задержать фон Корцфлейша на Бендлерштрассе. Вместо него был поспешно назначен генерал фон Тюнген.
Теперь под арестом на Бендлерштрассе содержались уже три старших офицера: командующий армией резерва Фромм, ее начальник гарнизона Корцфлейш и гестаповец Пифредер. Когда же Корцфлейш попытался бежать, никому и в голову не пришло стрелять в него. Но после этого на Бендлерштрассе все же появилась усиленная охрана.
Незадолго до шести часов Гелльдорф, до сих пор не получивший ни точной информации, ни приказа действовать, потерял терпение и послал на Бендлерштрассе своего адъютанта, чтобы тот поговорил с Гизевиусом. Последний решил лично наведаться к Гелльдорфу. У него как раз был Нёбе. Оба офицера со спокойствием ко всему готовых фаталистов пили кофе и ждали инструкций, которые так и не поступили, или хотя бы какой-нибудь информации от армии, в распоряжение которой Гелльдорф был готов предоставить своих людей. Насколько было известно Нёбе, гестапо до сих пор не поняло, что в стране происходит государственный переворот. Вот это конспирация! Но вечер, по крайней мере, принес с собой прохладу, и за то спасибо.
Войска, на немедленную поддержку которых в Берлине рассчитывали заговорщики, состояли из батальона охраны под командованием майора Отто Эрнста Ремера со штабом в Деберице, а также учебных подразделений ряда военных учебных заведений Деберица, Крампница, Ютерборга и Вюнсдорфа (в Крампнице и Вюнсдорфе располагались танковые училища с учебными батальонами). Батальон Ремера, который был укреплен до силы полка, являлся главной надеждой заговорщиков. Хотя сам Ремер в заговоре не участвовал, в нем был замешан его непосредственный начальник — военный комендант Берлина генерал фон Хазе. Ремер, назначенный на эту должность недавно, был храбрым солдатом, о чем свидетельствовало его награждение Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Хазе считал его человеком далеким от политики, который будет подчиняться приказам, не задавая при этом вопросов. Когда поступил сигнал о начале выполнения плана «Валькирия», Хазе вызвал Ремера к себе в штаб на Унтер-ден-Линден и рассказал об убийстве Гитлера. После этого он приказал ему оцепить министерские здания на Вильгельмштрассе и Управление имперской безопасности.
Приказы, подготовленные на Бендлерштрассе для передачи разным командирам лично или по телефону, были довольно подробны. В них перечислялись улицы, министерские и прочие здания, казармы СС и важные центры связи, которые следовало оцепить и занять. Отдельные подразделения должны были занять вещательные станции. В письменных приказах делался упор на «энергичное лидерство» и «внезапность». Указывалось, что необходимо арестовать Геббельса и взять под охрану министерство пропаганды.
В дополнение к распространению приказов военным подразделениям, расположенным в пределах или в окрестностях Берлина, в четыре часа сорок пять минут было объявлено военное положение, а генералам в провинциях была разослана новая структура командования за подписью Вицлебена. За объявлением в шесть часов и шесть пятнадцать последовали уточняющие приказы, изданные за подписью Штауффенберга. Они дублировали те, что действовали в Берлине и предусматривали занятие государственных учреждений и центров связи, освобождение концентрационных лагерей, вхождение сил СС в армию, арест местных нацистских лидеров. Новости о получении этих приказов открыли глаза военачальникам в Растенбурге, а также руководству СС и гестапо в Берлине. Только так они осознали, что в стране действительно происходит военный путч. Из Растенбурга сплошным потоком потекли команды по телефонам.
В Берлине — центре радиосвязи — приказы о занятии узлов вещания вовсе не считались первоочередными. Заговорщики рассматривали их как часть общей стратегии, а не как действие первой необходимости, выполняемое специально для этой цели организованными отрядами. Когда требовались четкие и решительные меры, наблюдалась только путаница и неразбериха и никаких объяснений того факта, что заговорщики не только не захватили существующие радиостанции, но и не установили собственный радиопередатчик на Бендлерштрассе[40].
Путч на улицах Берлина протекал с разной интенсивностью. Очевидной помехой был недостаток связи между руководителями у телефонов на Бендлерштрассе и офицерами на улицах. Людей приходилось перевозить на грузовиках к их постам на улицах, и эти перемещения отнимали много времени. Самыми эффективными стали операции, которыми командовал майор Ремер. По его личному свидетельству, возглавляемые им отряды заняли позиции в шесть тридцать. Предполагалось, что войска в Берлине поддержат танки, направленные полковником Вольфгангом Глеземером, руководителем танковой школы в Крампнице, но Глеземер прибыл на Бендлерштрассе и категорически отказался участвовать в военном путче. Он был временно задержан Ольбрихтом, но успел послать записку своему адъютанту с приказом не давать танки повстанцам. Позже он солгал Ольбрихту, что изменил свою точку зрения и готов возглавить танковые отряды от имени заговорщиков, на этом основании обрел свободу и вывел из города танки, которые из-за путаницы в приказах туда все-таки пришли.
Неуверенность и неопределенность действий чувствовалась во всем рейхе. Аресты, предусмотренные приказами, были проведены в Мюнхене и частично в Вене[41]. Но в большинстве случаев армейские командиры, независимо от того, что они обещали по телефону Штауффенбергу или Беку, вовсе не стремились обострять отношения с войсками СС и местными нацистскими гаулейтерами. Приказы Вицлебена подоспели примерно в то же время, что и объявление по радио о неудаче покушения. Поэтому, какими бы ни были взаимоотношения между армией и местными партийными чиновниками, последовал период затишья. В Гамбурге, где гаулейтер Карл Кауфман и командир армейского подразделения были близкими друзьями, они весь вечер просидели вместе и шутили на тему, кто кого должен арестовать — поступающие друг за другом приказы были слишком противоречивыми.
