обеспеченных семей, которые воспринимали колледж и все, что с ним связано, как нечто само собой разумеющееся. И она решила, что если наберется храбрости с кем-то заговорить, то пусть уж это будет обладатель самого неприветливого лица во всей очереди. Как ты понимаешь, мы были тогда, в сущности, детьми.
Когда мы с ней наконец подали заявления, мы вместе пошли выпить кофе, а потом договорились встретиться на следующий день. Когда я говорю «договорились», это значит, что Эбби сказала мне: «Завтра в полдень я собираюсь в библиотеку, увидимся там», — и ушла прочь, прежде чем я успел сказать что-нибудь в ответ. К тому моменту я уже понял, что восхищен этой девушкой. Новое для меня чувство. Не многие могут похвастать тем, что я ими восхищен. Но в Эбби было столько решимости, жизнь в ней била буквально ключом. На ее фоне все остальные, кого я знал раньше, просто бледнели. Ты, наверное, заметила, — Дэниел еле заметно улыбнулся, глядя на меня поверх очков, — что я предпочитаю держаться от жизни на расстоянии. Я всегда ощущал себя в большей степени наблюдателем, нежели участником событий. Из-за толстой стеклянной стены я наблюдал, как живут другие люди, — мне это давалось с такой легкостью, с таким мастерством. Когда Эбби проникла сквозь мой стеклянный экран и взяла меня за руку, для меня это было сродни удару током. Я не сводил с нее глаз, пока она шла через площадь — на Эбби была кошмарная юбка с оборками, которая была непомерно длинна, отчего казалось, что она вот-вот в ней утонет, — и поймал себя на том, что улыбаюсь.
На следующий день в библиотеку на ознакомительную экскурсию пожаловал Джастин. Он держался на пару шагов позади остальных в группе. Я бы вообще не обратил на него внимания, если бы не тот факт, что он был жутко простужен. Каждые шестьдесят секунд он громко чихал, и все вокруг вздрагивали, а потом начинали хихикать. Джастин краснел до корней волос и пытался спрятаться от позора за огромным носовым платком. Я видел, что он не знает, куда деваться от смущения. Когда экскурсия подошла к концу, Эбби обернулась к Джастину, словно знала его всю жизнь, и сказала: «Мы собираемся обедать. Пойдешь с нами?» Раньше я никогда не видел его таким испуганным. От растерянности Джастин открыл рот и что-то невнятно пробормотал. Это могло означать что угодно, тем не менее в столовую он вместе с нами пошел. К концу обеда Джастин уже разговаривал полными предложениями — к тому же весьма интересными. Выяснилось, что он читал многое из того, что прочел я. Что касается творчества Джона Донна, то он высказал оригинальные мысли, которые раньше не приходили мне в голову. Я понял, что он мне нравится. Они с Эбби оба мне нравятся. Впервые в жизни мне нравится находиться в обществе других людей. Ты производишь впечатление человека, который легко сходится с другими людьми, так что вряд ли поймешь, каким это стало для меня откровением.
На то, чтобы найти Рафа, у нас ушла еще одна неделя до начала занятий. Мы все трое сидели на задней скамье лекционного зала, ожидая, когда появится лектор, как вдруг дверь распахнулась и на пороге возник Раф — промокший до нитки под дождем, волосы прилипли к голове, кулаки сжаты. Судя по всему, он только что выбрался из дорожной пробки и был зол на весь мир. В общем, вид у него был еще тот.
«Ну просто „Король Лир“», — заметила Эбби.
Раф тотчас огрызнулся. Ты знаешь, как он это умеет.
«А как ты попала сюда? Не иначе как в папашином лимузине. Или прилетела на метле?»
Мы с Джастином порядком растерялись, не зная, что за этим последует, но Эбби рассмеялась, сказала: «На воздушном шарике», — и подвинула ему стул. Мгновение спустя он сел и пробормотал: «Извини». На том дело и кончилось.
Дэниел улыбнулся, глядя на листок плюща, который по-прежнему держал в руках, улыбнулся чему-то своему, нежно и восторженно, словно влюбленный.
— Как нам удавалось ладить друг с другом? Эбби трещала без умолку, чтобы скрыть свою робость. Джастин с переменным успехом боролся с собственной стеснительностью. Раф занимался тем, что откусывал людям головы налево и направо. Что касается меня, то я был жутко серьезен. Ты не поверишь, но смеяться я научился всего год назад.
— А Лекси? — негромко спросила я. — Где вы нашли ее?
— Лекси, — произнес Дэниел, и по лицу его, словно ветерок по воде, пробежала улыбка. — Как ни удивительно, но я не помню, как мы с ней познакомились. Лучше спроси у Эбби, она наверняка помнит. Могу сказать лишь одно: к тому времени, когда мы уже несколько недель пробыли в аспирантах, у меня было впечатление, будто она с нами целую вечность.
Дэниел бережно положил лист на скамью рядом с собой и вытер носовым платком пальцы.
— Меня неизменно изумляло, — произнес он, — как вообще наша пятерка нашла друг друга — несмотря ни на что, несмотря на все те оборонительные сооружения, которые каждый возвел вокруг себя. Думаю, во многом это заслуга Эбби. Не знаю, откуда это в ней, но такое впечатление, что инстинкт ее еще ни разу не подводил. Надеюсь, тебе теперь понятно, почему я всегда доверял ее мнению. А ведь мы могли вообще не встретить друг друга. Например, кто-то из нас, я или Эбби, мог прийти на час позже на регистрацию. Джастину ничего не стоило отклонить наше приглашение и уйти одному. Надеюсь, теперь тебе понятно, почему я верю в чудеса. Я, бывало, представлял себе, как время сворачивается складками, как тени тех, кем мы станем в будущем, проскальзывают назад к тому судьбоносному моменту, чтобы, похлопав друг друга по плечу, прошептать:
«Ты только посмотри! Вон тот мужчина, вон та женщина. Они ваши, они ваша жизнь, ваше будущее. Вон они переминаются с ноги на ногу, стоя в очереди, с них стекает на ковер вода, они замешкались в дверном проеме. Не пропустите этот момент».
Потому что иначе как все могло произойти?
Дэниел наклонился и один за другим собрал с каменных плит окурки.
— За всю мою жизнь, — произнес он, — это единственные четыре человека, которых я любил.
С этими словами он встал и направился к дому.
Глава 20
Остальные вернулись с теми же опухшими веками, головной болью и в прежнем настроении. Фильм оказался дерьмовый. Герой то и дело попадал в комичные, по мнению его создателей, ситуации вследствие взаимного непонимания с одной девицей, похожей Тери Хэтчер, только это была не она. В зале оказалось полно подростков, которые явно были младше положенного возраста и на протяжении всего сеанса, а это полных два часа, обменивались эсэмэсками, хрустели чипсами и попкорном и пихали ногами спинку сиденья Джастина. Раф и Джастин по-прежнему не разговаривали друг с другом, а в придачу Раф, похоже, не разговаривал и с Эбби. Ужин состоял из вчерашней лазаньи — с сырой верхней коркой и подгоревшей нижней, — которая была съедена в напряженном молчании. Никто не удосужился приготовить салат и разжечь камин.
И как раз в тот момент, когда я уже была готова закричать, Дэниел поднял глаза и спокойным тоном произнес:
— Кстати, Лекси, давно хотел спросить у тебя кое-что. Я подумал, не затронуть ли мне на утреннем семинаре творчество Анны Финч, но что-то в голову ничего не приходит. Ты не поможешь мне после ужина немного освежить память?
Анна Финч написала стихотворение от имени птицы. Ее имя постоянно мелькало в черновиках диссертации Лекси, но поскольку в сутках только двадцать четыре часа, это все, что мне было о ней известно. Раф наверняка попросил бы меня о чем-то таком из чистого желания досадить, дернуть за поводок. Дэниел никогда не открывал рта, если на то не было веских причин. Наш странный короткий союз, какой имел место в саду, испустил дух. Дэниел демонстрировал мне, начав с мелочей, что, если я настаиваю на том, чтобы оставаться здесь, ему ничего не стоит порядком попортить мне кровь.
В мои намерения не входило выставлять себя полной дурой. На счастье, Лекси была особа непредсказуемая. Впрочем, вполне возможно, к счастью это не имеет ровным счетом никакого отношения. Подозреваю, что она нарочно сконструировала эту часть своей персоны как раз для подобных моментов.
— Я сегодня не в настроении, — ответила я, не поднимая головы от тарелки и ковыряя вилкой
