15. ЖЕНИХ
23 ноября 1839 г. в Букингемском дворце перед членами Тайного совета королева Виктория официально объявила о своем решении выйти замуж за принца Альберта. Она появилась на заседании в простом платье, на руке ее блестел браслет, на котором был помещен миниатюрный портрет жениха. Это был «довольно неприятный момент», признавалась она позже. Ее руки так сильно дрожали от волнения, что она чуть было не выронила на пол бумагу с официальным заявлением. Однако, как и во время первого заседания Тайного совета, королева держалась спокойно, ее голос был ровным и никоим образом не выдавал волнения. Известный политик и эссеист Дж. Крокер вспоминал позже, что королева выглядела «самой интересной и красивой леди из всех, которых ему доводилось встречать».
Известие о помолвке королевы Виктории с принцем Альбертом мгновенно достигло Кобурга и было воспринято там с необыкновенным энтузиазмом. В Кобурге на улицах и площадях всю ночь палили из пистолетов и ружей, а в Готе стоящего в тронном зале принца Альберта приветствовали орудийными залпами. Он стоял перед огромной толпой придворных и принимал из рук своего отца — герцога и полукровного брата королевы Виктории принца Карла Лейнингенского орден Подвязки, поскольку оба были кавалерами этого ордена. После завершения торжественной церемонии принц дал обед в честь этого события, а во время обеда специально доставленный из Англии оркестр Колдстримского гвардейского полка сыграл «Боже, храни королеву!».
А в самой Англии, где принц Альберт высадился в Дувре 7 февраля после пятичасового перехода по штормившему Ла-Маншу, огромные толпы людей радостно приветствовали его на всем пути по графству Кент, причем не расходились даже во время проливного дождя. Процессию сопровождал 11-йдрагунский полк графа Кардигана, который вскоре после этого стал именоваться 11-м гусарским полком принца Альберта. В Кентербери, где принц Альберт остановился на ночь, он вместе со своим братом посетил службу в кафедральном соборе, а весь город в его честь был украшен небывалой иллюминацией.
Однако далеко не все в Англии испытывали радость не случай помолвки королевы Виктории. Особенно такое негативное настроение было заметно среди членов партии тори и даже среди некоторых аристократов в придворных кругах. Правда, при этом многие признавали, что «если политическая активность королевы должна быть каким-то образом ограничена, то сделать это можно только с помощью и при непосредственной поддержке ее мужа». Вызывало сожаление лишь то, что мужу было всего двадцать лет, то есть ровно столько, сколько и самой королеве. Консервативная «Таймс» писала по этому поводу, что «можно только надеяться на то, что принц-консорт будет таким же образованным и склонным к компромиссам, что и королева Виктория... Разумеется, было бы неплохо, если бы он был намного старше, опытнее и мог оказывать благотворное влияние на свою супругу».
К числу недоброжелателей Виктории относились ее многочисленные дядюшки и даже представители зажиточной прослойки среднего класса. Многие газеты сообщали о предстоящей свадьбе с нескрываемым раздражением и даже неудовольствием. Злые языки утверждали, что принц Альберт приехал в Англию и готов жениться на королеве исключительно ради денег. Даже стишок придумали соответствующий:
Он прибыл в Англию в качестве жениха Виктории
По наущению баронессы Лецен.
Он прибыл в поисках лучшей доли,
Чтобы заполучить толстую королеву и еще более толстый кошелек Англии.
Вопрос о деньгах, кстати сказать, уже стал для королевы серьезной проблемой, заметно омрачавшей ее счастье. Лорд Мельбурн всячески заверял Викторию, что не должно быть никаких серьезных препятствий, чтобы провести через парламент закон о выделении принцу Альберту ежегодных субсидий в размере 50 тысяч фунтов, то есть примерно такой же суммы, которую в свое время получил принц Леопольд, когда женился на принцессе Шарлотте. Тем более что такую же сумму получил и датский принц Георг, когда женился на будущей королеве Анне в 1683 г.
Однако все оказалось намного сложнее. Радикал Джозеф Хьюм выразил в палате общин резкий протест, касающийся предложенного принцу-консорту жалованья, и, сославшись на финансовые затруднения страны и бедственное положение простых граждан, решительно заявил, что вполне достаточно будет и суммы в 21 тысячу фунтов. Депутаты палаты общин с ним не согласились, но когда другой тори предложил в качестве компромисса 30 тысяч фунтов в год, подавляющее большинство депутатов его поддержало.
Королева Виктория была в ярости и откровенно заявила, что ненавидит тори больше, чем когда-либо в прошлом. При этом она добавила, что ненавидит их даже сильнее, чем мерзких насекомых и ненавистный с детства черепаший суп. Весьма безрадостным было и настроение у самого принца, который надеялся с помощью большого жалованья оказать помощь бедным студентам, ученым и художникам. «Я чрезвычайно удивлен результатами этого голосования, — писал он Королеве в самом резком после их знакомства письме, — но больше всего поражен тем, что ты не удосужилась высказать мне ни единого слова поддержки или симпатий по поводу этого недружественного акта. Эти мерзкие тори отобрали у меня почти половину годового дохода... и это делает мое положение крайне неприятным. Трудно даже представить себе, чтобы люди могли так жестоко и безжалостно отнестись ко мне и к тебе. Это не делает им чести, поскольку после всего этого они не заслуживают абсолютно никакого уважения. Все очень возмущены этим обстоятельством, причем даже здесь, в Кобурге».
Еще большее возмущение королевы Виктории политикой тори и их лидера герцога Веллингтона вызвали весьма недвусмысленные намеки на то, что принц Альберт, как и все представители рода Кобургов, склонен к «папистским настроениям». В официальном заявлении о помолвке, представленном членам Тайного совета, принц Альберт не был прямо назван протестантом и, соответственно, готовым принять священное благословение по образцу англиканской церкви. Лорд Мельбурн посоветовал королеве вообще избегать упоминания о религиозных предпочтениях ее будущего мужа. Разумеется, он не хотел расстраивать ирландских католиков, которые всегда поддерживали его в палате общин, и не мог эксплуатировать привычную в таких случаях формулу «брака с представителем протестантской семьи», поскольку многие члены рода Кобургов либо сами были католиками, либо, как, например, король Леопольд, женаты на выходцах из католических семей.
Герцог Веллингтон, который, по словам его личного секретаря, никогда не проявлял никакого интереса к вопросам религии, тем не менее выразил мнение, что ежегодное жалованье принцу-консорту в размере 30 тысяч фунтов будет вполне достаточным. Более того, он выступил в палате лордов и заявил, что народ Англии должен больше знать о будущем муже королевы. А сейчас он знает только его имя. Другими словами, народ Англии должен быть уверен в том, что будущий муж королевы является «протестантом и что, следовательно, народ по-прежнему живет в протестантском государстве».
«Что бы мы ни делали, — жаловалась королева Виктория королю Леопольду, — ничто не может удовлетворить этих религиозных фанатиков и лживых политиков-тори, которых я ненавижу всем сердцем (и это еще самое мягкое слово)». Она считала абсурдным такое поведение членов парламента, поскольку по законам страны она просто не могла и не имела права выйти замуж за какого-нибудь «паписта». А сэр Роберт Пиль оказался даже более злостным противником будущего принца-консорта, чем этот «зловредный старый глупец» герцог Веллингтон. Королева дала слово, что никогда не будет общаться с герцогом, не станет даже смотреть в его сторону и, уж конечно, не пригласит его на свадьбу. «Это моя свадьба, — решительно и твердо говорила она, когда лорд Мельбурн попытался успокоить ее и убедить, что без крупнейших политиков страны это торжество будет скандальным и просто недопустимым. — И я приглашу только тех людей, которые вызывают у меня хоть малейшие симпатии». Обстановка накалилась еще больше, когда газеты сообщили о тяжелой болезни герцога Веллингтона. Королева Виктория наотрез отказалась послать сообщение о своем сочувствии герцогу и пожелании скорейшего выздоровления. Чарльз Гревилл навестил герцога в тот момент и обнаружил, что «его люди были крайне возмущены тем, что все королевские семьи Европы прислали свои сочувственные пожелания, у дверей его дома побывал практически весь Лондон, и только королева Англии полностью проигнорировала болезнь герцога и не
