ПРАВДА ВИКТОРА СУВОРОВА

Все, или почти все, стало ясно из доклада Сталина на XVIII партийном съезде 10 марта 1939 г. Сказано было много такого, что позволяло с большой долей уверенности судить о его далеко простирающихся антикапиталистических замыслах. Равно как и о том, каким виделся Сталину путь к достижению целей его классово-имперской политики.

В докладе, получившем известность на Западе как «речь о жареных каштанах», ставилась задача «соблюдать осторожность и не дать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшими загребать жар чужими руками». Сомнений в том, что «провокаторами войны» он считает Англию, Францию и США — из-за их трусливой политики умиротворения, Сталин не оставил.

В то же время западным странам противопоставлялась своего рода общая позиция СССР и Германии. Судите сами.

Затеянная в Мюнхене «игра», заявил докладчик, провалилась. Поскольку странам Запада не удалось «поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований». В свою очередь и Германия, продолжил Сталин, отказывается «платить по векселю» — развивать агрессию в восточном направлении, посылая западные страны «куда-то подальше». И все это в контексте «новой империалистической войны», которая «стала фактом», хотя «она не стала еще всеобщей, мировой войной». Не стала из-за того, что неагрессивные государства — Англия, Франция и США — «пятятся назад и отступают», хотя государства-агрессоры — Германия, Япония, Италия — всячески ущемляют их интересы.

Выделим по меньшей мере два момента в пространных сталинских рассуждениях.

Первый. Для Сталина предвоенная политика западных стран представлялась «игрой», затеянной людьми, не признающими, как он выразился, «человеческой морали». И поскольку в этом аморальном мире «прожженных буржуазных дипломатов» (опять-таки западных!) все дозволено, то Сталин, сам «беспринципный в вопросах морали» (Н.С. Хрущев), публично выдал себе индульгенцию на то, что и он может включиться в эту силовую геополитическую «игру». Ее суть изложена была им довольно красочно: «Дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга. А потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево, и мило!» Пактом с Гитлером Сталин, как ему представлялось, перехватил инициативу в этой обоюдоострой «игре». Своему окружению после подписания пакта он объяснял: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет». Сталин полагал, что советско-германским пактом ему удалось «обмануть» Гитлера (и не только его), «создав условия для столкновения Гитлера сначала с западноевропейскими странами».

Второй. Как это ни странно, Сталин решился говорить за нацистскую Германию. Заявляя о том, что она не хочет «платить по векселю» — воевать с СССР, посылая западные страны «куда-то подальше». Куда — известно по ненормативной лексике русского языка. Но откуда такая уверенность в намерениях Гитлера? Что могло зародить у него, по выражению Р.Ш. Ганелина, «патологическое доверие к Гитлеру»? Вероятно, он исходил из ситуации, сложившейся к осени 1938 г., когда наметилась разрядка напряженности в советско-германских отношениях. Тогда «дорожная карта» немецкой агрессии представлялась Сталину в таком варианте: «Сначала захват Австрии, потом удар по Чехословакии, потом, пожалуй, по Польше… а потом… потом «видно будет». Все это появилось в «Правде» в сентябре 1938 г. в виде текста международного раздела последней главы «Краткого курса истории ВКП (б)». Время, когда Гитлер, поняв, что он не может рассчитывать на безусловную поддержку Японии, а Муссолини связан в своих действиях «дураками» и «негодяями» из окружения короля и кронпринца, решил «быть заодно со Сталиным». Не против — а заодно.

У Сталина была своя «дорожная карта» очередности целей СССР в «новой империалистической войне». Логике его слов и дел вполне отвечали поиски (но только на определенном этапе!) согласия с Гитлером. Обоснованно предполагая, что на первых порах Германия ограничится завоеванием малых стран-соседей, и в ожидании, пока война не станет «всеобщей, мировой», вначале с периферийным участием Советского Союза. Для реализации своих планов Сталину был нужен как раз Гитлер, а не нерешительные лидеры западных стран, опасавшихся, по аналогии с Первой мировой войной, социальных последствий всеобщего конфликта.

После начала войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой, Сталин, инструктируя генерального секретаря исполкома Коминтерна Г Димитрова, так обрисовал свой программный замысел: «Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивая одну сторону против другой, чтобы [они] лучше разодрались… Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону».

В этих откровениях Сталина хорошо отражена его подсобная, в сравнении с Гитлером как агрессором, но одновременно подстрекательская, провокационная роль в развязывании Второй мировой войны.

Так и действовал сталинский Советский Союз — единственный из основных участников войны, успевший побывать в рядах обеих враждующих коалиций. По большому счету, цели СССР во Второй мировой войне не совпадали с целями ни одной из капиталистических коалиций, по сталинскому определению, «вцепившихся друг в друга во время войны», чтобы добиться мирового господства.

С гитлеровским нападением 22 июня 1941 г. Советский Союз в одночасье лишился не только фактического союзника, превратившегося в смертельного врага. Он лишился поддержки единственной из великих держав, признававшей продвинутые на запад новые советские границы. Предстояло в коренным образом изменившихся условиях отстаивать добытое при содействии нацистской Германии.

Поначалу пришлось отступить. По соглашению о взаимной помощи в борьбе против Германии, заключенному в конце июля 1941 г. с правительством Польши в эмиграции, СССР признал «советско- германские договоры 1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу». Создавшийся опасный прецедент сталинское руководство постаралось устранить, порвав в апреле 1943 г. отношения с эмигрантским правительством В. Сикорского.

Дополнительные трудности для Советского Союза создали Ф. Рузвельт и У. Черчилль, подписавшие 14 августа 1941 г. Атлантическую хартию с требованием «окончательного уничтожения нацистской тирании». Его новоявленные западные союзники отвергали насильственные территориальные изменения, провозгласив «право всех народов избирать себе форму правления, в условиях которой они хотят жить». Чтобы снискать расположение Запада, в помощи которого он жизненно нуждался, Советский Союз присоединился к Атлантической хартии. Вместе с тем от имени правительства СССР было заявлено, что практическое применение ее принципов «неизбежно должно будет сообразоваться с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями той или иной страны…».

Безоговорочное принятие Атлантической хартии ставило под вопрос добытое с использованием силовых средств воздействия. Отныне усилия Сталина и его преемников сосредотачиваются на том, чтобы сохранить, добившись тем или иным путем международного признания, территориальные приобретения в результате военно-политического сотрудничества с нацистской Германией. Примером таких усилий могут служить переговоры, которые вели Сталин и Молотов в декабре 1941 г. с приехавшим в Москву министром иностранных дел Великобритании А. Иденом.

С началом переговоров Сталин заявил, что «гораздо больше его интересует вопрос о будущих границах СССР», чем тексты подготовленных соглашений. Подчеркнув, что вопрос о границах представляет для советской стороны «исключительную важность», Сталин сослался в подтверждение на провал переговоров с Англией и Францией весной-летом 1939 г. По его словам, на советско-западных переговорах «как раз вопрос о Прибалтийских странах и Финляндии явился камнем преткновения…» Более того — «вся война между СССР и Германией возникла в связи с западной границей СССР, включая, в особенности, балтийские государства».

Продолжительные переговоры, которые с советской стороны в основном вел сам Сталин, не дали ожидаемых результатов из-за упорства Идена в вопросе официального признания западных границ СССР. Дело ограничилось принятием краткого совместного коммюнике.