Учение и жизнь ранней церкви

обосновали передаваемые постулаты. По мнению Оригена, они поступили так намеренно, чтобы у верующих была возможность применить свои духовные дары («Пролегомены», 3). Далее богослов приводит свой вариант «правила веры», в котором нет ничего необычного. Оно упоминает все три Лица Пресвятой Троицы и утверждает непрерывную связь между Ветхим и Новым Заветами, называя их единым откровением единого Бога. Однако далее Ориген обращается к малоисследованным вопросам: рожден или не рожден Святой Дух? Является ли Святой Дух вторым Сыном Божиим? Откуда получает человек свою душу? Передается ли она «с семенем» в момент зачатия или приходит извне? Какова природа ангелов и бесов, как они появились и что собой представляют?

Всякий, кто вознамерится составить «связное тело догматики», должен начинать с четких основных положений, а при исследовании неясных вопросов опираться на Священное Писание и логический подход («Пролегомены», 10). Создавая свою систему, Ориген постарался отталкиваться от апостольской традиции и выводить догматы путем ее философского осмысления, при этом Библия остается источником разума и озарения. В этом он напоминает своего соотечественника Климента, предложившего «концепцию знания». К тому времени системный метод, популярный у языческих философов, уже получил признание среди гностиков. Ориген отличается от них почитанием апостольской традиции и ортодоксального христианства.

Священные тексты и иносказание

Немного найдется богословов, столь же хорошо знающих Библию, как Ориген. Он всегда обращается к самым разным текстам из Ветхого и Нового Завета, когда доказывает какое–то положение, толкует священные книги или изъясняет трудные места. У него нет сомнений в богодухновенности греческой Библии от первого до последнего слова: каждая черта в Священном Писании пришла от Святого Духа. Однако, читая Библию, не следует понимать ее буквально, смысл ее троичен подобно тому, как троичен человек, состоящий из тела, души и духа. Первый уровень — буквальное значение, это «плоть» книги, которая может помочь некоторым людям. Второй уровень — «душа» текста, то есть заключенное в нем наставление в нравственности. Третий уровень — «духовный закон», скрытый за иносказанием; и этот смысл, как правило, очень отличается от первого («О началах», 4.2.4).

Ориген редко дает подробные пояснения по всем трем уровням, хотя в недавно обнаруженном трактате «О Пасхе» он посвящает одну главу двум первым значениям, а затем переходит к духовному толкованию того же текста. Он открыто говорит о характерных для библейских книг трудностях и нестыковках, толкающих нас на поиск глубинного смысла («О началах», 4.3.1). Большинство неясностей находится в Ветхом Завете, однако есть они и в Новом: например, несуществующая гора, с высоты которой Христос смог увидеть все царства мира. Тем не менее таких сложных для понимания мест немного, утверждает Ориген, обычно изложенные в Библии сведения исторически точны и достоверны.

Иносказательное толкование применяли Филон и Климент, а до них этим методом успешно пользовались стоики при чтении Гомера. Кроме того, его корни можно обнаружить и в Новом Завете, где апостол Павел в Гал. 4:21 — Гал. 5:1 прибегает к сложной аллегории, а в 1 Кор. 9:9–10 порицает тех, кто понял слова древнего закона буквально; в Иоан. 5:39 смысл всего Ветхого Завета сводится к свидетельству об Иисусе Христе. Тот же подход использует Ириней, когда предлагает каждое место Библии толковать и понимать в свете «правила истины». Многие ранние христиане находили в ветхозаветных Писаниях указания на Иисуса Христа (Его «типы» или «образцы»). Однако и тогда, и в современный период у иносказательного подхода были противники. Они утверждали, что подобные методы необоснованно отрывают текст от его историко–культурной среды: на уровне духовного смысла события, личности и заповеди теряют свою изначальную принадлежность, превращаясь лишь в слова. Например, Иероним, перечисляя восемь провинностей Оригена, резко осуждает иносказательное толкование им истории об Адаме и Еве («шестое заблуждение»), где «рай превращен в аллегорию, а историческая правда уничтожена» («Послание Паммахию против Иоанна Иерусалимского», 7).

Что же, Ориген, действительно, склонен пренебрегать «исторической правдой», для него имеет значение прежде всего духовная истина, единая для всех времен и царств, а изучение условий появления на свет той или иной книги не представляет особого интереса. В эпоху Оригена еще не существовало исторической текстологии, при помощи которой современные исследователи сумели преодолеть некоторые расхождения, нестыковки и доктринальные противоречия. Однако многие ли из них понимают рассказ об Адаме и Еве буквально? Или кто возьмется утверждать, что александрийский богослов неверно истолковал Песнь Песней, увидев в ней поэму о любовном союзе Христа с душой верующего человека? Возможно, он отступил от традиции тех дней, которая объясняла эту книгу как описание союза Бога с избранным народом или Христа с Церковью, но чем общепринятое толкование менее иносказательно? Впоследствии необычная трактовка прижилась среди христианских богословов, и даже противники Оригена (тот же Иероним) придерживались ее при написании комментариев к удивительной книге, некогда бывшей древнееврейской свадебной песней. И по сей день в литургических традициях церквей ощущается влияние его подхода к Ветхому Завету.

Ориген был талантливым и аккуратным исследователем. Благодаря Амвросию в его распоряжении находилось несколько помощников, и вместе с ними богослов составил список всех существовавших тогда греческих переводов Ветхого Завета. От этого колоссального труда сохранились всего лишь несколько страниц и ссылок, а изначально это список включал:

1) перевод Акилы, очень буквально следовавший еврейскому подлиннику и неудобочитаемый;

2) перевод Симмаха, сделанный иудеем или христианином еврейского происхождения;

3) Септуагинту, так называемый перевод семидесяти толковников;

4) перевод Феодотиона, один из старых иудейских вариантов.

Евсевий в «Церковной истории», 6.16 называет этот список «четыре столбца» (tetrapla) . Для некоторых частей Библии Оригену удалось найти пять, шесть или семь переводов; к исходным четырем он добавил еще два столбца и получилась hexapla. Он разбил еврейский текст на короткие фразы и записал их греческими буквами, параллельно шли шесть переводов с пометками и замечаниями самого Оригена. Описание, которое дает Евсевий, несколько расплывчато, однако оно соответствует сохранившейся странице из hexapla. В IV веке Епифаний Кипрский недопонял Евсевия и заключил, что первым в списке шел еврейский подлинник, вторым — греческая транскрипция, а далее — четыре параллельных перевода tetrapla, из чего и получалось шесть столбцов. Иероним воспользовался его свидетельством, не проверив, и распространил это мнение среди библеистов. Даже сегодня можно найти тех, кто его придерживается, несмотря на очевидность ошибки Епифания.

Поскольку Септуагинта в tetrapla стоит на третьем месте, а почетное первое отведено Акиле, то можно предположить, что Ориген опирался на более ранний иудейский список. Дошедшие до нас страницы этого труда представляют огромный интерес для лингвотекстологии Ветхого Завета, однако сам богослов намеревался использовать список так, как это делали его ученики и преемники: для толкования Септуагин–ты. Только этот текст он считал богодухновенным, а остальные рассматривал как дополнение или пояснение к нему.

Бог и Троица

В представлении Оригена о Боге соединяются идеи Платона и Аристотеля: Он сверхприроден и сверхчувственен, это — чистый Дух без тела и отделимых частей. Здесь этот александрийский богослов расходится с Тертуллианом, заимствовавшим свои взгляды у стоиков, и с Иринеем, утверждавшим, что плоть человека слеплена по подобию Тела Божия так же, как созданы по образу Божию душа и дух. Для Оригена же Бог — чистый разум, а сходство с Творцом проявляется у людей в способности к мышлению, называемой logos. По естеству Своему Бог неизречен и непознаваем. В то время