расти и процветать. И действительно, джазовые коллективы стали плодиться чуть ли не методом деления.
Не успели отгреметь аплодисменты в адрес «Музыкального магазина», как та же творческая группа приступила к новому проекту, как теперь модно выражаться. В качестве композитора привлекли Дмитрия Шостаковича. Утесов и Шульженко должны были исполнять главные роли. Коралли тоже участвовал в работе над спектаклем под названием «Условно убитый». Поговаривали, что трио молодых людей — Утесов, Дунаевский и Шостакович, а также примкнувший к ним директор мюзик-холла Падва не спали круглыми сутками. Днем шли репетиции новой постановки, вечером спектакли, а ночью (святое дело!) — преферанс. Однажды Дмитрий Дмитриевич проигрался, что называется, «до нитки». В те времена карточный долг был долгом чести. Как-то утром, когда артисты еще спали, Владимир Коралли проснулся от трели телефонного звонка. На другом конце провода была мать Шостаковича — Софья Васильевна. Она путано объясняла, что ее сын проигрался и что срочно надо вернуть карточный долг. Денег в доме не было, и Софья Васильевна предлагала Коралли купить у них кабинетный рояль марки «Беккер» по сути за бесценок. Что Коралли не задумываясь и сделал, чем спас честь будущего великого композитора. Рояль этот из светло-коричневого дерева по сей день стоит в квартире сына Коралли-Шульженко — Игоря Владимировича Кемпера.
Директор мюзик-холл Падва раздавал интервью направо и налево, с гордостью рассказывая о новой постановке, куда привлечены были лучшие силы ленинградской эстрады. Особым предметом гордости был суперсовременный советский сюжет, который сразу определял разницу между «нашим» мюзик-холлом и «ихним», загнивающим. «Условно убитый» рассказывал об обороноспособности нашей страны, о связи фронта с тылом, о задачах Осоавиахима (для непосвященных — предшественник ДОСААФ. Расшифровывался следующим образом: Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству). Пьеса была написала Е. Рыссом и В. Воеводиным. Впоследствии они стали видными советскими писателями-сатириками. Ставил спектакль Н. В. Петров, в то время крупный театральный режиссер. Декорации и костюмы создавал Николай Павлович Акимов. Дмитрий Шостакович написал 40 (!) музыкальных номеров. Дунаевский осуществлял общее музыкальное руководство. Утесов отвечал за свой сверхпопулярный «Теаджаз». Весь Ленинград заклеили афишами, где можно было прочесть, что в спектакле будет «камуфляж и военные пляски, ликующие серафимы и расторопные подавальщицы». Кроме исполнителей главных ролей Леонида Утесова и Клавдии Шульженко зрители увидят также знаменитого куплетиста В. Коралли и любимца ленинградской публики С. Каюкова (в 30-е и 40-е Каюков был одним из самых популярных киноактеров).
Реклама была сделана по всем правилам современного шоу-бизнеса. Главных персонажей звали Степка Курочкин (Л. Утесов) и Маша Фунтикова (К. Шульженко). Авторы полагали, что фамилии персонажей невероятно смешны, и публика с ними была солидарна. Как впоследствии вспоминала Клавдия Шульженко, во время репетиций (а они продолжались ровно месяц) была замечательная атмосфера дружбы, взаимной приязни и невероятного энтузиазма. Впрочем, последним качеством, говоря уж без всякой иронии, была заражена вся страна.
Публике новый спектакль понравился. Умные критики, правда, задним числом — десятилетия спустя, находили в более позднем творчестве Шостаковича отголоски или развитие некоторых музыкальных тем, прозвучавших в «Условно убитом». Критика еще на волне «Музыкального магазина» вначале вяло похваливала новый спектакль. Это дало основание некоторым историкам совэстрады расценить «Условно убитого» как несомненный успех. Л. Утесов в своей книге «С песней по жизни» написал, что «Условно убитый» оказался провалом. Очевидно, главной причиной стало наивное драматургическое решение, стремление оперативно откликнуться на «злобу дня» и, спасая самую идею существования мюзик-холла, попытаться превратить своих врагов в своих друзей. Несмотря на суперсильный состав, затея провалилась. Так бывает и в спорте, скажем, в футболе: собираются, казалось, 11 самых сильных игроков и… проигрывают команде, которая явно слабее.
Искусство очень часто бывает жестоким и мстит за себя беспощадно. Особенно когда стараешься угодить власти, угодить тем, кто тебе платит, поступаясь своими принципами (при условии, если они существуют). История советской культуры — свидетельство тому. Но она, эта история, тем отличается, что мы хорошо все помним и почти ничему не учимся. Взять, скажем, день сегодняшний, когда до начала третьего тысячелетия остались считанные годы, Многие из нас поменяли знаки и стали громить прошлое, причем все подряд, без разбору, благо это делать совершенно безопасно и зачастую выгодно властям предержащим. Следовательно, хорошо оплачивается.
Однако вернемся к «Условно убитому». Одно очень важное событие произошло во время премьеры 2 октября 1931 года. О нем, правда, знал всего один человек. Шульженко поняла, что она беременна… И потому, когда пресса пришла в себя и стала громить спектакль, ей это было малоинтересно, потому что она вся была в ожидании материнского чуда.
Между тем атаки на спектакль носили нешуточный характер. И нужно было обладать большой выдержкой и мужественным характером, чтобы не сломаться после потока рецензий.
«Начало театрального сезона 31–32 гг. было отмечено рядом серьезных идеологических срывов. В тот же ряд необходимо поставить халтуру „Условно убитый“ в мюзик-холле».
«Получился большой громоздкий неудобоваримый винегрет».
«Коралли, прекрасный артист, несмотря на свое большое мастерство, производит жалкое впечатление своим неубедительным, но зато очень растянутым монологом».
Многозначительный вопрос задал один рецензент: «…как это могло получиться, что музыка, написанная для кулацкой героики… оказалась подходящей для сопровождения красноармейской пляски».
Судьба спектакля была решена, и после нескольких показов он был снят. Однако, пожалуй, самым яростным нападкам подвергся Леонид Утесов. После его гастролей в Харькове в том же журнале «За пролетарскую культуру» появилась заметка, подписанная «красноармейцем Юрием Хоменко». Стиль заметки вызывает подозрение, что она родилась в недрах Российской ассоциации пролетарских музыкантов. Она стоит того, чтобы ее привести полностью:
«Недавно Л. Утесов со своим теа-джазом „удостоил“ своим посещением Харьков. Перед началом выступления „любимец публики“ Утесов счел нужным сказать маленькую речь в защиту „музыки-джаз“. Эту „веселую бодрую, жизнерадостную музыку эпохи индустрии“ он противопоставлял творчеству „феодалов- классиков“. Под конец этот наглый халтурщик заявил, что он борется за свое детище со многими врагами. Что же представляло собой выступление Утесова? Кривляние, шутовство, рассчитанное на то, чтобы „благодушно“ повеселить „господина“ публику. Все это сопровождалось ужасным шумом, раздражающим и подавляющим слух. Уходя из театра, слушатель уносил с собой чувство омерзения и брезгливости от всех этих похабных подергиваний и пошлых кабацких песен. На это безобразие должна обратить внимание вся советская общественность. Необходимо прекратить эту халтуру. Нужно гнать с советской эстрады таких гнусных рвачей от музыки, как Утесов и К°».
Коралли, узнав, что его жена беременна, невероятно обрадовался. Решено, что рожать Клава поедет в Харьков, в ту же больницу, где родилась она. К тому же — родители рядом, под боком, всегда помогут. В мае появился сын, как она и предполагала. Его назвали Гошей. Роды были тяжелыми, Клава мысленно прощалась с жизнью, думала, боже, как это невыносимо больно — давать жизнь ребенку. Но уже через несколько дней муки были забыты, появилась огромная радость, заслонившая на время все — мужа, работу, Ленинград…
Находясь в Харькове, она ни разу не вспомнила о Григорьеве. Незадолго до возвращения в Ленинград, в сентябре 1932 года, ей показалось, что она видела его, когда выходила от Резниковой, ей показалось, что человек, очень похожий на И. П. Г., завидев ее, перешел на другую сторону улицы.
Владимир Корами был мудрым и дальновидным человеком. Одним из первых он понял, что мюзик- холл доживает свои последние годы, и обратил свое внимание на кинематограф, набиравший силу. Мировую известность приобрел 32-летний Сергей Эйзенштейн, много говорили об Александре Довженко из Киева, о Всеволоде Пудовкине. В конце 1931 года на экраны вышла первая звуковая картина «Путевка в жизнь». Главную роль исполнял артист МХАТа Николай Баталов (дядя народного артиста Алексея Баталова). У кинотеатров стояли длинные очереди. Кинематограф переставал быть «великим немым», публике было интересно. В США кинематограф заговорил и запел в 1928 году, что вызвало раздражение
