торжественными речами и обилием эмоциональных сцен. Путь короля в Лондон был отмечен бурными празднествами, а 29 мая, когда Карлу II исполнилось тридцать лет, королевская процессия триумфально вступила в город. Джон Эвелин, знаменитый садовод того времени, который был очевидцем события, красочно описал эту сцену:
Поэт Эндрю Марвелл тоже почерпнул вдохновение из Библии и описал Карла II как человека «высокого роста и смуглого лицом, подобного сыну Киша».[1088]
Такие аналогии говорят о восторженных настроениях, сопровождавших чудесное возвращение короля в Англию, его Землю Обетованную. Они также имеют явный масонский оттенок, поскольку, как мы могли убедиться, имя «сын Киша» или «Куша» (т. е. Нимрода) появляется в «Старинных посланиях», где сын Куша предстает в образе «Гермеса, отца мудрости», который находит две колонны с начертанными на них древними знаниями. Имя Нимрода, который был смуглолицым,[1089] как и Карл II,[1090] сразу же наводит на мысль о Вавилонской башне, еще одном важном «масонском» символе,[1091] имевшем большое значение для Комения, Гартлиба и Бэкона в их поиске всеобщего языка. Что касается «возвращения евреев из вавилонского плена», это одна из главных тем франкмасонства, так как оно знаменует начало событий, которые привели к восстановлению храма Соломона в Иерусалиме.[1092]
В этом образном языке мы видим надежду на то, что Лондон вскоре станет эпицентром гораздо более существенной «реставрации», включая древнюю мудрость и священные обряды в чудесном «Новом Иерусалиме», восстающем, как Феникс, из пепла гражданской войны в Англии. Никто не подозревал, что вскоре это эйфорическое видение станет реальностью — но не так, как предполагалось, а в виде сатанинского кошмара…
О характере Карла II много говорит тот факт, что он отметил свое торжественное прибытие в Лондон ночным бдением вместе с Барбарой Палмер, красивой молодой женой роялиста Роджера Палмера, с которым он недавно познакомился в Гааге.[1093] Она стала очередным «трофеем» короля, но за ней последовали многие другие. Это было началом эпохи нравственного упадка при дворе, вскоре разочаровавшей тех, кто питал большие надежды на реставрацию монархии. Через четыре года Англия снова оказалась втянутой в бесполезную и обременительную войну, на этот раз с Голландией, и, словно этого бедствия, сотворенного человеческими руками, было недостаточно, сам Лондон испытал два страшных удара, потрясших город с такой силой, что многие уверовали в божественное возмездие за дебоширские выходки Карла II. Тем временем — в начале Реставрации, когда с именем нового короля все еще были связаны большие реформы и перемены, — Невидимая Коллегия решила сделать свой ход.
В конце ноября 1660 года двенадцать членов самопровозглашенной Невидимой Коллегии встретились в помещении Гришемского колледжа в Лондоне. Это произошло сразу же после лекции, прочитанной Кристофером Реном, архитектором и профессором астрономии, принадлежавшим к их числу. На встрече было принято решение об основании «коллегии для продвижения физико-математических и экспериментальных наук», которая вскоре была переименована в Королевское общество. Среди 12 человек, собравшихся на встречу в Гришемском колледже, были Роберт Бойл, Джон Уилкинс и Роберт Морей. Кристоферу Рену в то время было 28 лет. Джон Уилкинс, который стоял у истоков Невидимой Коллегии вместе с Теодором Гааком, был назначен председателем этого собрания. Роберт Морей, первый франкмасон, прошедший церемонию посвящения в Англии в 1641 году, ходатайствовал об издании королевского указа, и в начале декабря Карл II одобрил создание Королевского общества. Штаб-квартира общества была учреждена в Гришемском колледже, и сразу же было решено составить список его будущих членов.
В первоначальный список вошло 40 человек, включая Элиаса Эшмола, франкмасона по убеждениям и сторонника розенкрейцерских идей. В список также попал видный хронист и парковый садовод той эпохи Джон Эвелин (1620–1706), который, как мы помним, сравнил возвращение Карла II в Англию с возвращением евреев в Землю Обетованную. Согласно историку масонства Роберту Ломаеу, Джон Эвелин скорее всего тоже был франкмасоном.[1094]
События развивались очень быстро. Карл II назначил Элиаса Эшмола герольдом Виндзорского дворца, а также ревизором и аудитором Акцизной палаты; Кристофер Рен стал профессором астрономии в Оксфорде, хотя впоследствии его ожидала гораздо более почетная карьера в области архитектуры. Джон Эвелин был назначен членом нескольких королевских комиссий, а Роберт Морей, возможно, самый влиятельный человек, принимавший участие в создании Королевского общества, стал его первым президентом.
Хотя Королевскому обществу воздаются должные почести, как первому научно-академическому органу в своем роде, при этом часто забывают, что в Париже уже действовало другое «королевское» общество, образованное под еще более блестящим патронажем. Еще в начале 1б40-х годов группа ученых, включая великих математиков Блеза Паскаля, Пьера Гассенди, Рене Декарта и Жиля Роберваля, проводила неформальные встречи в Париже, сначала в доме известного теолога и математика Мерина Мерсенна, а после 1648 года в доме их покровителя Хабера де Монмора.[1095] Эта небольшая, но очень мощная элитная группа в конечном счете стала ядром Французской академии наук, основанной в 1666 году под покровительством Людовика XIV.
Еще до создания этого научного органа могущественный кардинал Ришелье, премьер-министр Франции, основал Французскую академию в 1638 году под собственным покровительством, подкрепленным указом Людовика XIII. После смерти Ришелье в 1642 году патронаж над академией перешел к канцлеру Пьеру Сегюру, графу Гиенскому, а после него к Людовику XIV. Точно так же, как Невидимая Коллегия, Французская академия была основана группой просвещенных людей, встречавшихся в неформальной обстановке. Первоначально она состояла из 12 членов, но после того как общество получило «королевскую грамоту», количество членов увеличилось до 40. Как мы помним, события в Англии развивались таким же образом после декабря 1660 года.
Первоначальной целью Французской академии было превращение французского языка в универсальный формат общения, подобие новой lingua franca. Это напоминает о первоначальных устремлениях Невидимой Коллегии с ее планами создания всеобщего языка, предложенными Гартлибом, Комением и Уилкинсом. Сама идея восходит к братству розенкрейцеров, члены которого якобы могли общаться со всеми народами мира с помощью «природного языка», метко окрещенного современными исследователями «безмолвным языком».[1096]
Имел ли этот таинственный язык что-либо общее с масонским тайным языком знаков, где также использовались древние символы, хорошо знакомые герметистам и каббалистам эпохи Возрождения и адептам братства розенкрейцеров? Независимо от ответа на этот вопрос, основание научно-философской группы в Париже в 1630-х годах вполне могло иметь нечто общее с движением розенкрейцеров и, в частности, с прибытием во Францию эмиссаров розенкрейцерской Невидимой Коллегии, объявивших о своей способности общаться на «природном языке», который должен служить орудием благодетельных реформ для всего человечества.[1097]
По отношению к созданию Королевского общества в Англии в 1660 году все историки сходятся в том, что движущей силой, стоявшей за этим учреждением, был Роберт Морей. Мы уже знаем, что в 1641 году Морей стал первым франкмасоном, прошедшим церемонию посвящения в Британии. Это событие произошло через два года после того, как Ришелье основал Французскую академию. В том же самом
