зачем он прижался к забору? Уползти бы куда-нибудь подальше, но шевелиться он боялся. А чего он, собственно говоря, боится? Что ему может сделать какая-то незнакомая белобрысая девчонка? Ничего не может. Ну абсолютно же ничего. И Степан пошевелился. Отодвинулся от забора. Звенеть в поплавке перестало.
Так у Стёпки бывало всегда. Сначала испугается, задрожит, а потом разберётся, что к чему, и страх проходит.
«А может, она надёжная? — вдруг подумал он. — Взять да и попросить её помочь. Ещё неизвестно, что Борис и Лёвка сделать сумеют».
— Эй, чего, барабанишь? Забор трясётся! — подал голос Степан.
— А ты не мучай ребёнка!
— А никто не мучает никакого ребёнка!
— Нет, мучаешь, я же слышу.
Степану показалось, что девчонка лезет на забор смотреть, как он мучает несуществующего ребёнка и стучит уже не руками, а ногами. Он даже поплавок вверх поднял посмотреть, не видна ли её голова. Но головы над забором пока не было.
— Знаешь что? Перестань стучать, я тебе дело скажу.
— Какое дело?
Стук прекратился.
— Иди вон туда, на угол, я там скажу.
И Степан на четвереньках пополз к углу забора, где росла такая густющая, такая высоченная крапивища, что верхушки её смотрели в переулок через забор. Уж в том месте девчонка ни за что на забор не полезет: побоится крапивы.
Следом за Степаном поползла и Лидка. Она уже не очень всхлипывала.
Вот они, совершенно обкрапивленные, долезли до угла. Белобрысая девчонка, которая давно была там, заметила, что верхушки крапивы в углу зашевелились.
— Ну, что? Какое дело?
— Вот, понимаешь… — Степан замолчал.
Если бы здесь были Лёвка или Борис или у Лидки нормальная голова, то они живо объяснили бы всё, как надо. А он, Степан, не умел рассказывать. По натуре он был очень тихий и молчаливый парень, этот Стёпа-поплавок. Ну как, какими словами всё объяснить? Лидке он погрозил пальцем, чтоб молчала, а то всё дело испортит.
Лидка и сама это понимала. На всякий случай, чтоб безопаснее было, она сама себе в рот соску сунула и изо всей силы зажала её беззубыми дёснами.
— Понимаешь, — Стёпа, ища слова, хотел почесать в затылке, но рука наткнулась на твёрдое гусиное перо и в страхе отдёрнулась, — понимаешь… трое ребят попали в беду.
— Уа, уа, — Лидка возмущённо выплюнула соску, но уакнула не очень громко.
— Не трое, а четверо, — спохватился Степан, — четверо, понимаешь.
— Понимаю, четверо. А в какую беду?
Степан молчал. Ну как всё объяснить?
— Я тебе потом расскажу, в какую. А ты, если человек, то есть если надёжный, то помоги.
— А я могу?
— Можешь.
— А как?
Степан опять замолчал, повернулся к Лидке, не поможет ли она? А Лидка приложила к уху сжатый кулак и беззвучно зашевелила губами. Степан понял, обрадовался.
— В общем, так, у тебя две копейки есть?
— Есть.
— Иди к автомату и позвони. Позови Берёзу, — он назвал номер.
— Кого?
— Петьку Берёзова, в общем.
— Понятно.
— Спроси, какой был сегодня последний урок и что задали.
— А зачем?
— Я тебе потом скажу, зачем. Вот любопытная.
— А потом что?
— Потом? А ты в каком классе?
Девчонка ответила.
— Ой, как и мы! Вот здорово! Потом вот что: возьмёшь свой учебник, по которому задали, и принесёшь сюда.
— А потом?
— А потом расскажешь, что нам задали… Только через забор.
— Через забор?
— Через забор.
— А потом?
— А потом швырнёшь нам учебник сюда.
— Ну, а потом, потом что всё-таки?
— А потом… больше ничего… Потом через полчаса мы выйдем к тебе и всё расскажем. А пока нельзя.
Девчонка замолчала. И Степан тоже. Лидка тревожно, вопросительно потянула его за рукав. Степан заговорил:
— Ты здесь?
— Здесь.
— А чего молчишь?
— А что говорить?
— Ну иди, позвони, а?
— Не пойду.
— Почему? Боишься, что мы учебник порвём?
— Подумаешь — учебник.
— Две копейки жалко? Мы отдадим потом.
— Выдумал! Что я, жадина? А звонить не пойду. Сам не можешь позвонить, если тебе нужно? Разыгрываете меня, чтоб потом издеваться, нашли, мол, дурочку, звонить побежала. Знаю я вас.
— Вот честное пионерское не будем издеваться. Самое честное!
— Уа, уа! — Лидка не могла выдержать. Она тоже дала честное пионерское. Самое-пресамое честное.
А девчонка, как услышала уаканье, даже от забора отпрыгнула.
— Что я говорила? Уже издеваетесь?! Нашли занятие — уакать. Под ребёнка подделываются. Лодыри! Ещё какие слова говорят: «Трое попали в беду!» Потом, оказывается, четверо. Не сговорились. И не стыдно? Слышать вас не хочу! — и побежала.
А за забором в крапиве тихо-претихо. Она очень удивилась этой тишине. Ведь там прятались издеватели-мальчишки. Они сейчас должны были сесть верхом на забор и улюлюкать ей вслед. А в крапиве было ужасно тихо, будто никого нет.
Девчонка оглянулась и пошла шагом. Вот она уже дошла до угла, чуть-чуть задержалась на углу и… завернула. Не стало видно ни забора, ни крапивы.
Лидка опять заплакала и уткнула лицо в колени. Только сейчас она плакала тихо-тихо. Степан повернулся к ней спиной и сердито проворчал:
— Теперь можешь громко реветь, чего же ты?
А она заплакала ещё тише. Совсем неслышно. Только всхлипывает. Только плечи вздрагивают. Тихо- тихо в крапиве, будто совсем никого нет.
А курносая девчонка Лариска идёт по улице и думает: вот как чудно в жизни бывает. Только дашь
