документальные материалы, которые позволяют предполагать, что это была совершенно другая квартира, нежели в которой нас принимали Литвиненко 15 февраля 2003 года.

Марина продиктовала мне адрес. Квартира в половине дома на улице Осиер Крессент, 140. Александр добавил: автобусы 102 или 234 до остановки «Хай Гейт». Домашний телефон Литвиненко был – 02084447867.

Дочка Александра Литвиненко – Соня – в интервью газете «Известия» в марте 2007 года подробно описала квартиру Александра Литвиненко: «Папа жил в трехэтажном доме с чердаком, – вспоминала она, – в очень красивом новом районе, хоть и на окраине. Мебель новая, техника вся очень хорошая. По всему дому развешаны фотографии. Марина, Толя, я, Саня – вся семья, в общем. Мне очень нравилась кухня, большое окно на балкон. Внизу маленький садик. Папа любил готовить устрицы. В гостиной у них стоял большой красный диван, как у нас. На третьем этаже кабинет папин и спальня. Большую часть времени дома проводил в кабинете. Там у него компьютер. Он на нем фильмы смотрел. Иногда писал что-то. А на первом этаже был гараж, но папа его переделал, и там у него было что-то типа спортзала».

Александр Литвиненко, его сын Анатолий и сын автора Никита в квартире по адресу: 140, Осиер Крессент в Лондоне. Фото сделано автором 15 февраля 2003 года

Сын Литвиненко Анатолий и сын автора Никита напротив красного дивана на втором этаже в квартире по адресу: 140, Осиер Крессент в Лондоне. Фото сделано автором 15 февраля 2003 года

Мать Марины Литвиненко, Марина Литвиненко и жена автора Людмила на кухне на первом этаже в квартире по адресу: 140, Осиер Крессент в Лондоне. Фото сделано автором 15 февраля 2003 года

Сын автора Никита и сын Литвиненко Анатолий на кухне на первом этаже в квартире по адресу: 140, Осиер Крессент в Лондоне. Фото сделано автором 15 февраля 2003 года

С одной стороны, описание квартиры напоминает ту, в которой мы были в феврале 2003 года. Но только отчасти. В той квартире 15 февраля 2003 года по адресу: 140, Ocier Crescent, кухня была расположена на первом этаже, и никакого балкона не было, а выход в садик был из кухни. Кроме того, Марина показывала их спальню, расположенную на втором, а не на третьем этаже.

Сравнение сделанных нами фотографий в той квартире и рядом с домом, с изображением этого дома из космоса, рассказ дочки Сони и некоторые другие обстоятельства позволяют сделать вывод, что это две разные квартиры. То есть в квартире, в которой Александр Литвиненко проживал перед смертью, мы не были. Дочка Соня упоминает «красный диван» в квартире отца. Да, такой красный диван, действительно, был, о чем свидетельствуют прилагаемые фото. Вполне вероятно, что именно этот диван видела дочка Соня в новой квартире Литвиненко.

Дочка Соня утверждает, что из кухни имелся выход на балкон, с которого можно было видеть дворик внизу. Но из прилагаемых фотографий, с моим сыном Никитой и сыном Литвиненко Анатолием видно, что кухня в квартире по адресу: 140, Осиер Крессент, была расположена на первом этаже с выходом во двор. Другие фото с участием моей жены Людмилы, жены Литвиненко Марины и ее матери также сделаны на кухне, расположенной на первом этаже.

Казалось бы, что в этом особенного? Но дело заключается в том, что новая квартира и старая, в которой мы побывали, были расположены по одному и тому же адресу 140, Ocier Crescent. Число «140» означает номер квартиры. Ocier Crescent – означает наименование улицы. Но если две разные квартиры, принадлежащие одному владельцу, имели один и тот же адрес, то это значит, что Борис Березовский не мог об этом не знать.

Надо заметить, что квартиры под номерами 139 и 141, Ocier Crescent, расположены в строении, расположенном в другом здании, и даже не в соседнем по этой улице.

Почему две разные квартиры имели один и тот же адрес: 140, Ocier Crescent? И здесь сразу вспоминается бесспорный факт. Скорбящая жена почему-то на интернет-сайте Фонда справедливости имени своего мужа не поместила никакого адреса их последнего пристанища в Лондоне.

Почему? Если допустить, что операция с будущим громким отравлением Литвиненко радиоактивным веществом готовилась заранее и с участием жены Марины, то тогда все относительно несложно объяснить.

Марина хорошо помнила о моем знании адреса квартиры, где они проживали. Она лично мне продиктовала их адрес и способ, каким транспортом и через какие остановки нам с женой и сыном следует до них добраться 15 февраля 2003 года. Она, наконец, помнила о нашем визите.

После нашего неожиданного побега из Лондона я разговаривал с Мариной по телефону в апреле 2004 года. Она, явно испытывала страх, но вела разговор, так, как будто ей ничего не было известно, о нашем побеге. Можно предположить, что ей, конечно, не хотелось менять квартиру. Они вложили свои реальные так трудно собранные деньги в ее обустройство, покупку мебели, техники. Березовский, по их собственным словам, никак им не помогал и не спонсировал. Он лишь приобрел и предоставил право на проживание в ней. И, как мы знаем теперь из моих телефонных разговоров с Литвиненко, еще и добивался, чтобы они выплачивали арендную плату в размере 2000 фунтов стерлингов в месяц. Но, в случае, если перемещение в другую, аналогичную квартиру, обусловлено требованием Березовского, то Литвиненко, несомненно, были вынуждены подчиниться. Кроме того, зная импульсивный характер Александра, могу предположить, что после нашего побега из Лондона, скорее всего, он говорил, что я могу навести на него ФСБ. Поэтому, Березовский, как я понимаю, имевший конкретные планы в отношении устранения опасного свидетеля мог пойти на смену их жилища, постепенно ухудшая условия проживания.

На ухудшение их материального положения указывала сама Марина Литвиненко в интервью, опубликованном 10 июля 2007 года: «Это было нормально, что со временем помощь Березовского уменьшалась. Когда проходит почти три года, ты уже знаешь, чем можешь здесь заниматься, куда идет твоя жизнь, начинаешь говорить на языке того места, где ты живешь». В этих словах читатель может увидеть скрытую неприязнь Марины к своему мужу – «проходит почти три года, ты уже знаешь, чем можешь здесь заниматься... начинаешь говорить на языке». Читатель может сравнить со словами Гольдфарба, опубликованными в июле 2007 года: «Абсолютно нормально, что он нашел работу. Так делают все, кто умеет что-то и знает что-то».

В этих словах по отношению к Литвиненко звучат те же мысли о том, что он никак не мог заняться делом. Александр оказался не в состоянии выучить английский и все время, находясь у Березовского, в общем-то не занимался чем-либо серьезным.

В 2004 году у Марины не было своей машины. А вот перед смертью Литвиненко в 2006 году его жена уже владела и автомобилем, и водительскими правами. Если учесть, что материальное положение их семьи согласно рассказам Александра и Марины ухудшалось, то возникают логичные вопросы. Откуда у Марины Литвиненко появились денежные средства на приобретение автомашины. Сама она никак не объяснила происхождение доходов.

Марина в ходе гонки по проведению пропагандистской кампании, связанной с обвинениями российских властей в смерти Александра, совсем забыла, что в интервью, опубликованном 18 января 2007 года, она признавалась: «Только в последний год начала давать уроки детям, взрослым. Но конечно, основной долей семейного бюджета занимался Саша». То есть у пытливых следователей Скотленд-Ярда есть прекрасная возможность сопоставить все сказанное Мариной Литвиненко, Гольдфарбом и Березовским со словами Литвиненко, произнесенными им в разговоре со мной в 2003 году и с Жарко в 2006 году в отношении его реальных доходов. Все это происходило на фоне разговоров Литвиненко о необходимости покинуть самого Березовского в 2003 году, а в 2006 году и самой Великобритании из-за отсутствия средств к существованию.

Почему у Александра Литвиненко за шесть лет, проведенных в Великобритании, так и не появились водительские права?

Почему жена не объяснила эту очевидную странность, ведь в Москве ее муж ежедневно пользовался автомашиной?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату