В небе Антарктиды

на ледяном ба­рьере.

Как только судно остановилось, все побежали к переднему трапу, кто-то спустил шторм-трап у носа корабля; каждому хотелось первым ступить на самую южную зем­лю. Счастье выпало на долю тракториста Миши Аникентьева. Он соскользнул вниз и раньше всех оказался на льду.

— Вылезай, приехали! — крикнул он и побежал по сне­гу.

Воздух казался неподвижным. Ярко светило солнце, и на палубе было тепло. Но на льду стало значительно хо­лоднее. Я бросил на снег пустую пачку из-под папирос, и она начала медленно опускаться вниз. Оказывается, тела быстро нагреваются на солнце и образуют проталины. Снег же отражает от себя тепло и тает медленно.

Количество тепла, которое дает солнце Антарктиде летом, примерно такое же, как на широте Крыма или Таш­кента. И если бы все тепло поглощалось здесь поверхностью и использовалось на таяние снега и льда, то в течение лета толщина антарктических льдов уменьшалась бы ежемесячно на два—два с половиной метра. Поэтому можно предполагать, что Антарктиде понадобилось бы всего лишь два столетия, чтобы полностью освободиться от ледяного панциря. Но этого не происходит. Антарктида остается страной холода даже в разгар лета.

Шестой материк показался нам не таким уж суровым и страшным. Погода теплая, ясная и тихая. К тому месту, где лежали огромные камни, сразу же отправилась первая группа лыжников. Наш отряд начал выгружать на припай ящики, в которых были упакованы части самолета АН-2. Хотелось как можно скорее подняться в воздух. Правда, мы могли бы это сделать несколько раньше; предполагалось, что за несколько часов до подхода к припаю летчики поднимутся на вертолете с площадки судна и встретят затем своих товарищей хлебом-солью. Нам завидовали, а некоторые моряки роптали:

— Мы все равно не признаем летунов первыми покорителями Антарктиды. Нехорошо получается: мы вас везли, старались, а теперь — спасибо, мол, приехали. Стрекозу свою завели и — айда первыми на берег!

— Авиация должна идти на разведку, — отвечали лет­чики.

— Разведка — другое дело. Полетал, посмотрел и садись на свое место, как ласточка в гнездо. Словом, спускаться на материк давайте только по трапу и в порядке живой очереди. Так никому не будет обидно.

Летчики посмеивались. Но, как говорится в пословице, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Очень скоро наш отряд попал в глупое положение. Приступив к сборке вертолета, мы вдруг обнаружили, что к нему нет... колес.

Объяснялось это просто. Все части двух вертолетов были размещены заводом-изготовителем в шести контейнерах. Три контейнера с маркировкой вертолета Н-86 погрузили на «Обь», а остальные — на дизель-электроход «Лена», который придет в Антарктиду несколько позднее. Нам просто не пришло в голову проверить, что упаковано в ящиках, да к тому же времени было в обрез. Вот и получилось, что мы прихватили ящик со всеми аккумуляторами, а в Калининграде остался контейнер с колесами обоих вертолетов.

Не успели мы оправиться от истории с колесами, как на наши головы обрушилась новая беда. «Обь» прошла свой большой путь и стояла, зажатая припаем. Теперь дело за авиацией. Самолетам не страшны никакие ледяные барье­ры. 6 января с судна были сняты части самолета АН-2, и работа закипела. Вскоре фюзеляж стоял уже на основании контейнера. Требовалось быстро поставить машину на лыжи. Но когда мы вскрыли ящик, на котором было написано «Лыжи АН-2», в нем оказались всего одна лыжа и хвостовой лыжонок.

Тут уже было не до шуток. Даже те, кто вначале посмеивался над нами, теперь огорчились не меньше нас. Снова проверяем контейнеры, переворачиваем все имущество от­ряда. Наконец обнаруживаем запасной ящик с надписью «Лыжи АН-2». Вскрываем его и радуемся так, словно перед нами не лыжа, а любимая женщина.

Сборка краснокрылой «Аннушки» пошла полным ходом. На работу летного отряда пришли посмотреть хозяева ледяной пустыни — пингвины. Вначале казалось, что к нам приближается войско маленьких человечков: строгое равнение, впереди и по бокам командиры... Несмотря на то, что хочется скорее подняться в воздух, я не могу оторваться от этого необычного зрелища. До чего же милые и забавные птицы!

Какое сейчас время суток, определить нельзя: нет ни ночи, ни утренней зари, ни вечернего заката. Я посмотрел на часы — половина двенадцатого. Полдень или полночь? Мне говорят, что день, и я делаю запись в дневнике: «6 января».

Как и вчера, погода ясная, тихая, только снег искрится еще сильнее, на него нельзя смотреть без защитных очков.

Во второй половине дня пингвины построились и чинно удалились. Вскоре подул ветер и потускнело солнце. Через несколько минут колючий снег слепил глаза. Фюзеляж самолета пришлось снова поднять на судно.

Ветер все усиливался — разразился шторм. Забурлила снежная каша. Вылетают изо льда мертвяки, не выдерживают и якоря. Сутки назад припай казался неприступным, а сейчас рушится на глазах.

— Крылья! Крылья! — Слышится чей-то испуганный голос.

На ледяном барьере над водой повис край ящика с плос­костями. В любую минуту он мог свалиться в бездну. Просим Мана подвести судно к этому месту.

Капитан соглашается не сразу: ведь «Обь» может разбить контейнер вдребезги, а вместе с ним разлетятся и плоскости. Но другого выхода у нас нет. Судно медленно продвигается вперед. Умелые сильные руки моряков остановили его рядом с плоскостями. Я услышал голос механика Мякинкина:

— Привет, братцы, до скорой встречи!

За ним бросился вниз на ящик бортмеханик Шмандин. Нужно как можно скорее подать гак, чтобы смельчаки могли зацепить им тросы контейнера. Но это не так-то просто — судно относит от припая. Теперь от каждой секунды зависит судьба не только крыльев, но и двух людей. «Обь» снова идет прямо на контейнер, на котором лежат Мякинкин и Шмандин. Малейший промах, и...

Едва Мякинкин и Шмандин успели накинуть гак на тросы, как от припая, где лежал секунду назад контейнер, отломилась огромная глыба. Но ящик величиной с одноэтажный дом был уже на палубе. Прыгнув с контейнера, Мякинкин сказал:

— Здорово прокатились! Как в парке культуры на «чертовом колесе».

Трудно представить, чтобы человек, только что смотревший в глаза смерти, мог шутить.

Первый ураган мы выдержали. Ветер стал утихать, и через короткое время опять запламенело солнце и заискрился под его лучами снег.

Тем временем смекалистые авиаторы не стали ждать прибытия «Лены» и приспособили для вертолета колеса самолета АН-2 и колеса одной из стремянок, предназначенной для сборки несущих лопастей. Заменили и полуоси, которые выточил в мастерских судна Михаил Семенович Комаров.

— Желающие побывать в небе, занимайте очередь, — объявили летчики. — Принимать на борт «стрекозы» будем не больше десяти пассажиров!

На корме судна, где сооружена посадочная площадка для вертолета, быстро образовалась очередь. В этот прекрасный день, 8 января, всем полюбившаяся «стрекоза» не знала покоя. То она стрекотала над водой, над ледяным барьером, то снова садилась у борта судна и тут же поднималась в воздух. С «Оби» были сняты вездеходы, сани, трактор и самолет АН-2, который вскоре вывели к береговому щиту за четыре километра от стоянки судна; там же нашли место для временного аэродрома.

Девятого января снова разразился жестокий ураган. Этого мы не ожидали. Снова поднимаем на судно все грузы, снова воюем с разбушевавшейся стихией. На этот раз в самой большой опасности оказались работники авиационного отряда. Вот уже сутки свирепствует шторм, а мы не имеем никакой связи с людьми, которые собирают самолет АН-2. Что с ним? Живы ли наши верные товарищи Каш, Чагин и Шмандин? Как помочь им? Может быть, им нужна помощь именно сейчас, а потом будет уже поздно?

— Кто со мной? — спросил я летчиков, которые молча, с угрюмыми и озабоченными лицами стояли около.

— Я! — крикнули первыми Кириллов и Челышев. Так и решили.

... В какое время суток мы подошли к месту стоянки самолета, определить было невозможно.