В небе Антарктиды

Механики подготовили машину к взлету.

Через короткое время все стояли у самолета. Все, кроме Вялова. Члены экипажа уверяли Сорокина, что видели профессора, он же вместе со всеми лег спать.

В небо уходят сигнальные ракеты. Вялова нет. Куда он мог уйти? Все нервничают.

Вдруг из-за валунов, лежащих в отдалении, появился профессор. - Это для меня ракеты? — спросил он. — Знаете,

обидно, что пришлось прервать наблюдения. Что случилось?

— Вы еще спрашиваете, профессор! Не видите, что вот-вот начнется пурга?

В разговор вмешался Мякинкин.

— Придется нашего уважаемого Олега Степановича в следующий раз привязать хотя бы к костылю самолета, чтобы он, как пушкинский ученый кот, ходил по цепи кру­гом.

Он взял веревку и сделал вид, что хочет ее накинуть на ногу Вялова.

— Давай, Вася! А ты, Гурий, держи профессора, чтобы не сбежал! — радостно закричал Тулин.

— Вася! — взмолился Вялов. — Отложи до следующего раза свою операцию. Вы сейчас взлетите, а я что же, буду на хвосте висеть? При следующей посадке я сам привяжу себя к костылю, конечно, в том случае, если вы дадите мне образцы породы.

И на этот раз Вялова единодушно помиловали.

... В конце марта ученые закончили в Оазисе временные работы. Летчикам пришлось снова летать оттуда в Мирный, перевозить ученых, научные материалы, образцы по­роды.

Из Оазиса мы уходили только на период зимы. Весной здесь предполагалось вновь развернуть работы и организовать временную метеорологическую станцию. Нам нужно было знать погоду этого района, так как многие геологические, аэрофотосъемочные и другие работы еще не были завершены.

Один из наших самолетов, возвращаясь с берега Нокса в Мирный, из-за плохих метеорологических условий произвел посадку на ледяном куполе у Оазиса. Я хорошо представляю себе, как на куполе одиноко стоял закрепленный на мертвяках ЛИ-2, а поземка гнала снег по ледяной пустыне. Самолет содрогался от ударов ветра, и казалось, что кто-то стучится о его металлическую обшивку, просит пустить обогреться после долгой дороги. Внутри машины тепло, можно спокойно переждать непогоду. Радиосвязь с Мирным нормальная, там знают, как обстоят дела на куполе.

Вечером, когда в Мирном смотрели в кают-компании кинокартину, я все же беспокоился о ребятах, оставшихся на куполе. Трудновато им придется, если усилится ветер.

Ночью меня разбудил телефонный звонок. Дежурный радист передал мне радиограмму Сорокина: «Вылета воздержитесь, сильный порывистый ветер до 26 метров, машина держится на тросах, скользя по льду».

Сон как рукой сняло. Да, действительно, мы собирались совершить полет к берегу Нокса на «ИЛе», но из-за погоды пришлось задержаться. Опять зазвонил телефон.

— Иван Иванович! Просили передать, что порывы ветра доходят до 30 метров в секунду, машина все время катается по льду, как на коньках.

«Ветерок, видно, усиливается. Ну и Гурий, он еще шутит», — подумал я.

— Вот что, передайте, чтобы приняли все меры предосторожности и связь держали непрерывно.

Утро не принесло ничего утешительного. Над Оазисом разразилась «черная пурга». Вихри подняли в воздух галечную пыль и понесли ее из Оазиса на заснеженный кон­тинент. Черная стена надвинулась на самолет.

Впервые в Антарктиде пришлось увидеть такую страшную пургу именно этому экипажу. Порывы ветра достигали уже 40 метров в секунду. «Держимся только на мертвяках, самолет гуляет по курсу до 30°, стойки шасси полностью вытравлены, вращаются винты», — сообщал в очередном донесении Сорокин.

... Уже вторые сутки борется с пургой экипаж. Ураган отрывает самолет ото льда. Сколько нужно было иметь мужества и хладнокровия, чтобы не растеряться в такой момент! Сидя за штурвалом, Гурий Сорокин движением

от себя поднимает хвост самолета, прижимая лыжи ко льду. А мы тем временем сидим в Мирном и ничем не можем помочь друзьям. В такую погоду о вылете и думать нече­го. Буря, разразившаяся в Оазисе, пришла и к нам на берег Правды. Теперь надежда только на радиосвязь.

Черная пурга продолжала неистовствовать и на следующую ночь. Ветер, казалось, достиг предельной силы. А с затерявшегося в ночном ненастье самолета шли в Мирный радиограммы: «... Все в порядке... крепления держат. От­стоимся... Ветер доходит до 50 метров в секунду...». Да, действие такого ветра мог бы испытать на себе только человек, находящийся на крыле летящего самолета. Только бы выдержали!... И опять радисты Мирного ловят в эфире слова: «... Ветер не утихает... трудно писать... все на вахте... следите...»

Более трех суток длился этот поединок маленького мужественного экипажа с «черной пургой». И люди победи­ли. Пурга кончилась так же внезапно, как и началась. Как будто не было этого страшного урагана. И все, что пришлось пережить экипажу, казалось теперь далеким.

Наступившую тишину нарушил рев моторов. Самолет, набирая скорость, оторвался от купола и растаял в небе.

СНАЙПЕРЫ ЭФИРА

Почти месяц мы в Антарктиде. Неподалеку от «Оби» теперь стоит второе экспедиционное судно — дизель-электроход «Лена». Командует им Александр Иванович Ветров.

С приходом «Лены» состав нашего авиационного отряда пополнился не только людьми, но и техникой. Прибыл в Антарктиду и строительно-монтажный отряд, который будет строить здания южнополярной обсерватории Мирный. Лето давало себя знать: лучи солнца разрушали припайные льды. Сгружать на лед привезенное имущество было теперь небезопасно. Нередко погода менялась: небо закрывалось тучами, и ветер переходил в ураган. Тогда ледяная масса начинала грозное наступление на суда. Приходилось прекращать разгрузочные работы; суда снимались с якорей и уходили дальше в море, где было бе­зопаснее.

Тем не менее разгрузка экспедиционного имущества про­должалась. Наши транспортные средства — вездеходы и тракторы отвозили выгруженные на лед грузы на участок, выбранный для постройки Мирного. В этой работе активное участие принимали и работники нашего авиационного отряда, свободные от полетов.

Наш самолетный парк рос не по дням, а по часам. В строй вступали уже самолеты, доставленные на «Лене».

... После очередной пурги, которая заставила наши суда отойти в море, а нас — отсиживаться в самолетах, погода улучшилась и опять засверкало солнце. «Обь» снова встала у места выгрузки, а «Лена» ошвартовалась у ледяного барьера. Снова из трюмов непрерывным потоком шло оборудование, строительные материалы, техника, научные приборы, продовольствие, горючее.

Все так увлеклись работой, что забыли о предосторожности и шли подчас на неоправданный риск: под полозья саней во время их прицепки к тракторам клали первые попавшиеся доски, чтобы сани, если их толкнет трактор, не поехали назад. Затем к саням подходил задним ходом другой трактор и два-три человека поднимали их и навешивали на гак трактора. При малейшей неосторожности тракториста сани могли поехать назад и изувечить людей.

... Сомова я нашел в каюте у Ветрова; они обсуждали план быстрейшей разгрузки судна.

— Иван Иванович, что случилось?

— Пока еще ничего не случилось, но может случиться. Смотрел, как прицепляют сани к тракторам. Ребята лезут в водило саней, в любую минуту может произойти несчас­тье.

— Вы правы, — ответил Сомов. — Я уже сказал начальнику береговой базы Греку, чтобы сделали специальные тормозные подкладки под полозья саней и...

Сомов не успел закончить фразу. До кают-компании донеслись «полундра!» и затем удар, от которого корпус судна вздрогнул. Мы выбежали на палубу. Оказалось, что в момент прицепки трактор толкнул сани;