В. В. Налимову!) имен.
А. П. Журавлев, на основании данных, полученных экспериментальным способом, утверждает, что «фонетическое значение изначально и универсально в той мере, в какой оно определяется акустическими и артикуляторными признаками звуков речи, и вторично, специфично для каждого языка в той мере, в какой на него влияют особенности речевого строя и специфические закономерности развития фонетики и семантики в разных языках». То же констатирует И. Н. Горелов, цитируя проф. Карла Леонхарда, известного своими исследованиями в области медицинской психологии, по данным которого «звуковые выразительные средства (имеются в виду непроизвольные фонации, сопровождающие выразительные движения или вообще эмоциональные состояния) воспринимаются и интерпретируются с той же уверенностью и определенностью (что и мимические средства) всеми людьми, будь то женщины или мужчины, старики или дети, людьми с низкими и сильными или с высокими и слабыми голосами».
Ввиду универсальности фонетического значения слов и текстов, поучительно проанализировать не только славянские классические суггестивные тексты, но и тексты иноязычные — мантры, и квазии ностранные — заклинания, успешно функционирующие параллельно со славянскими.
Мантры, по определению С. А. Гуревича,— это «специальные звукокомплексы, которые помогают фиксации мыслей... — формулы самовнушения, заклинания в виде слов и фраз, пения и стихов, предназначенных для максимально глубокого сосредоточения на конкретной мысли и образе. Хотя мантры переводимы, рекомендуется произносить их на языке оригинала: считается, что они основаны на определенной комбинации звуков, вызывающих физиологический эффект». Учение о мантрах объединяется в раздел «мантра-йоги», предназначенной «для лечения психических расстройств путем неоднократного произнесения мантр с медитацией на определенных образах».
Мантры связываются в сознании носителей языка, прежде всего, с санскритом и ведийскими языками (слово «мантра» по происхождению — санскритское). Названия санскрита обозначает «составленный», «сложенный» язык, доведенный до формального совершенства. Основная цель использования «божественного языка» — санскрита — идеальная запись сакральных текстов. Эта задача была решена древнеиндийскими грамматистами довольно удачно. Еще В. Гумбольдт в статье «Характер языка и характер народа» признавал: «что касается греческого и латинского, то они обязаны своим первоначальным устройством удачному выражению каждой мысли в древнеиндийском». С другой стороны, американский ученый Рик Бриггс назвал санскрит идеально пригодным языком для изучения проблем искусственного интеллекта: не утратив своей выразительности, санскрит в результате специальной обработки обрел ясность и четкость математического характера, словом, все то, что и требуется для компьютера.
Для нас наиболее важен тот факт, что «действующим началом в мантрах считалось само слово в его конкретной звуковой форме (и в момент произнесения)», а совершенствование санскрита начиналось со стороны его звуковой обработки.
Аргументация правомерности применения автоматического анализа текста, ориентированного на нормальную частотность звуков русского языка, к иноязычным текстам, может быть следующей. Во-первых, должна быть общая точка отсчета для сравнения различных текстов. Во-вторых, речь идет о восприятии этих текстов носителями русского языка. В-третьих, русский язык и ведийские языки являются генетически родственными языками, что отмечается многими лингвистами. Так, Т. Я. Елизаренкова пишет: «По глу бокому убеждению переводчика, при переводе с ведийского на другие языки русский язык обладает рядом несомненных преимуществ перед западноевропейскими языками. Эти преимущества определяются как большой степенью соответствия между ведийским и русским в силу лучшей сохранности в нем архаизмов, чем в западных языках, так и большей близостью русской (славянской) мифо-поэтической традиции и индо-иракской».
Наряду с мантрами целесообразно рассмотреть тексты заклинаний, используемые в различных магических системах. Мы уже отмечали большую эффективность иноязычных слов в связи с теорией «философем чужого языка» В. Н. Волошинова. Сходные идеи находим в работе В. И. Жельвиса «Эмотивный аспект речи», где автор пишет о боязни всего чужого как следствии определенных первобытных представлений: «Ощущение грубости, „поганости“ чужой инвективы могло напрямую ассоциироваться с возможностью использования древней формулы, позднее ставшей инвективной, как магической сакральной идиомы. Известно, что первобытные народы гораздо больше боялись колдовства чужаков, чем своих собственных колдунов. Естественно поэтому, что проклятия (заклинания) на чужом языке могли восприниматься как более сильные, чем на родном». Всего проанализировано 252 мантры и 36 заклинаний (625 слов).
Как видно из таблицы, мантры сконструированы по более жесткому принципу, нежели заклинания (и тем более — молитвы и заговоры). Преобладание звука А характерно для языка Вед и соответствует данным Т. Я. Елизаренковой о том, что «А является самым употребительным звуком вообще и наиболее употребительным гласным в частности». Большое количество звуков X объясняется наличием придыхательных звуков.
Выборочные совокупности мантр и заклинаний имеют общие закономерности, к которым можно отнести превышение нормальной частотности звукобукв Д, Р, М, X, Р', А, И. Особенно следует выделить А и М, которые в других группах универсальных суггестивных текстов имеют отрицательное отклонение (т. е. их частотности ниже нормальной).
Поскольку гласный А является наиболее частотным в группе мантр и заклинаний, можно предположить, что эти тексты «окрашены» преимущественно в ярко-красный цвет.
Символику красного цвета, характерную для древней восточной традиции, подробно описывает В. Сидоров: «Цвет любви и преданности. ...Когда-то в тебе должно возникнуть ощущение, которое превратится потом в уверенность, что тебя любят. Любят, как отец и мать, взятые вместе, и более того. На многих случаях ты можешь убедиться в любви Учителя, ведущей тебя неизменно в гору, а не увлекающей тебя в бездну». Иными словами: красный цвет — цвет любви и Учителя. Если вспомнить традицию пере дачи мантры учителем ученику — только тогда она становится действенной, то красный цвет, цвет Учителя (божества) здесь оказывается вполне уместен и даже необходим. Сатпрем пишет: «Можно вычитать мантры из книги и повторять их до бесконечности, но если они не были даны Учителем, или Гуру, то они не будут обладать энергией или „активной силой“».
Мантры, как и молитвы сосредоточены, прежде всего, на именах тех или иных божеств. Существенно, что мантры считаются одним из основных элементов медитации и действительно широко
используются населением многих стран в целях самоорганизации своей психической жизни, причем, как отмечает Л. П. Гримак «в подавляющем большинстве случаев понятие бога как сверхсилы практически не используется».
Д. Н. Овсянико-Куликовский в «Основах ведаизма» отмечал, что мантры — «это не моления в собственном смысле, это почти приказания, но только особого рода: их можно удобнее всего назвать „заклинательными формулами“», а В. В. Семенцов назвал мантры возгласами, чаще всего стихотворными или ритмизованными. Анализируя термины, которыми преимущественно обозначаются в гимнах Риг-Веды разные виды словесных обращений к божеству, Д. Н. Овсянико-Куликовский отмечает: «Чаще всего употребляются, как своего рода технические термины, слова: gir— (гир) — собственно „голос“, „пение“; vac — (вач) — собственно речь, пение; brahman — (брахман)—„экстаз“, dhi— (дхи) —мысль, желание, намерение, стремление; dhiti — то же самое, и некоторые другие слова для обозначения разного рода обращений к божеству, преимущественно призывных, поощрительных, просительных, благодарственных, а также и хвалебных, но для последних, для славословий в собственном смысле, существует специальный термин: stoma — (стома) — хвала, прославление, гимн. Эта терминология довольно наглядно рисует нам ведийское понятие молитвы. Ведийская „молитва“ прежде всего, есть vac и gir, т. е. она непременно должна быть выражена в словах и пропета. Оба термина выражают в себе представления речи-пения».
В. В. Семенцов приводит примеры отдельных мантр: «вашат, ваушат, шраушат, ват, ваат, вет», — и отмечает, что «общей чертой этих возгласов является постепенное стирание в них содержательной стороны: в одних благодаря чудесной прозрачности языка она еще может быть реконструирована, в других