системам преимущество современной психотерапии (а вместе с ней и научного мифа) перед другими мифологическими системами. К сожалению, на практике об этом часто забывают.
Профессия врача сама по себе в достаточной степени сакрализована. Набор необходимых качеств определяется в первую очередь сущностью болезни. Если она — результат действия злых сил и духов, то, естественно, врач должен быть вхож в их круг и уметь с ними обращаться. Если болезнь излечивается чудесным образом, то лекарь как-то должен быть приобщен к миру чуда. В любом случае необходимо подтверждение права на столь важную в любом обществе деятельность, как медицинская практика. Проще всего это решается отнесением лекаря к кругу тех же божественных сил, которые отвечают за саму болезнь. «В греческо-римском пантеоне врачами были сам Аполлон и его сын Асклепий, за здоровье отве чали богини Гигея — дочь Асклепия и Салюс, в китайском — бог Яо-Ван. Один из главных богов древнеиндийской мифологии Варуна был по совместительству и лекарем. Реальные лекари получали свои способности либо от главных медицинских божеств, жрецами которых они были, либо иным способом доказывали свою причастность миру духов (генеалогические претензии, шаманские болезни, „отмеченность“ при рождении или в детстве). Можно было продать душу злым силам, получив взамен особые качества, позволяющие насылать болезни или лечить. Так объяснялись умения ведьм в ев ропейской мифологии, самовил — в фольклоре южных славян. Буртининки — колдуны-лекари в литовской мифологии не могли умереть, не передав своего знания другому человеку. Знаками получения таких способностей могли быть необычные события — удар молнии и пр. Иногда такие „указания“ специально инсценировались: „явления святых“, письма от махатм, якобы получавшиеся в конце XIX века Е. Блаватской, и пр.».
Принадлежность к чуду (обоснованность претензий на модификацию роли Божества) доказывалась и поныне обосновывается следующими способами:
1) периодической демонстрацией различных необычных явлений (например, эффектных «опытов» классического гипноза, окруженных МС мистическим ореолом);
2) мотивом эзотерического знания (семейного, родового; утерянные и вновь найденные знания; знания других цивилизаций, «зарубежные» методы; трагическая случайность типа удара молнии) — отсюда особое поведение, внешний вид (костюм);
3) жестким запрещением терапевтической практики лицам, не имеющим особого сертификата- диплома о прохождении соответствующей специализации;
4) использованием особого языка посвященных — латыни;
5) подключением к мифу науки.
Вернемся к лингвистическим приемам создания индивидуальной суггестивной роли доктора.
1) Стихийное формирование мифа доктора.
«Стихiя, по В. Далю, — вещественное начало, основа, природное основанье; простое, не разлагаемое вещество, цельное, несоставное; начальное, коренное вещество; стремления человека сла гаются из разных стихий, в числе которых самостность занимает не последнее место. Стихия зла присуща человеку».
В качестве образцов стихийного формирования мифа рассмотрим два примера: доктор Алексейчик — «олицетворение зла» гуманистической психотерапии и «добрый» доктор Сытин (народный академик).
Поскольку стихия есть вещественное начало, то, естественно, определенного рода информация для формирования того или иного мифа у представителей МС уже есть. Нас интересует, какого рода эта информация, в какой языковой форме закрепился миф среди населения и как он действует (и на пациентов, и на обладателя мифа).
Если необходимо вступление для пациента или группы, то напоминается, что настоящая жизнь — не только „виденье“: „живопись“, „фотографии“, „телевидение“; не только звуки, „музыка“, но и ощущения тепла и холода, собственного тела, чувства, желания, потребности, инстинкты, память, мышление, воля, поведение, идеалы... Это и внутренний мир, и внешний. В определенной достаточно сложной пропорции. В равновесии. В постоянном движении. В развитии. Микрокосмос, сравнимый с материальным космосом. Духовный — по образу и подобию... Настоящая, полная, „живая“ жизнь, может человеку дать все. Но человек живет частичной жизнью. В наше время — чаще идеями, эмоциями, инстинктами... Не цельно... Псевдожизнью. Не по завету „Будьте как дети“.
Погружение в жизнь чаще бывает очень простым. Для тех, кто живет преимущественно идеями, мыслями, даем возможность жить желаниями („Да, я знаю уже, что вы думаете, а что вы сейчас хотите?“). Кто живет желаниями — жить эмоциями („Я знаю, чего вы хотите, а что вы чувствуете?“). Кто живет чувствами — ощущениями. Кто дистанционными ощущениями (зрением, слухом), даем возможность жить контактными (тактильные, интероцептивные, боль...). Отсюда — пресловутый „садизм“. Включаем более сложные ощущения — равновесие, легкость, ловкость, энергичность... Так же просто выключение некоторых сфер душевной деятельности: запрещение видеть, слышать, прикасаться; определенных чувств, желаний, мышления... Пресловутые „унижения“, разворачивания участника спиной к группе, закрывание ушей, разговоры шепотом, отправка в угол, „дебильность“ — голова затем, чтобы есть, а не думать, и т. п. Таким образом, вызывается компенсация или гиперкомпенсация других ощущений, чувств, влечений...
Сложнее с погружением в душевность (определенную степень целостности, личностность), духовность (выход за пределы своего „Я“, за пределы психологических закономерностей, в спонтанность). Но, учитывая, что в реальной жизни это обязательно время от времени появляется само собой, не реже, чем пресловутый „транс“, то повторить, воспроизвести эти состояния не столь трудно.
Хочется подчеркнуть реальность этой жизни. Она реальна и потому, что опирается на наши ощущения, реальные чувства, желания, возникающие, изменяющиеся тут и сейчас. Их можно сравнить (особенно в группе) с ощущениями, чувствами, желаниями других людей. Их можно измерить (даже в процентах). Можно реализовать. И все это — в своих, уникальных пропорциях.
Как жизнь, если она полная, является хорошим учителем (только дорого берет за уроки), так она является и хорошим лекарем и даже гигиенистом. И если человека погрузить в жизнь, то ряд здоровых психических процессов могут в отдельности или в комплексе легко решить некоторые проблемы, заменить патологические процессы, даже не нуждаясь в терапевтических. Нечто типа: мы не знаем, надежен ли человек, но чувствуем; не чувствуем, но хотим с ним сблизиться; нет особых интересов, но слышать, видеть — приятно... И дальше — процесс адаптации».
Как отмечал «Московский психотерапевтический журнал» в своем первом номере: «к середине 80-х — А. Е. Алексейчик — первый среди первых, король групповой психотерапии, а группа Алексейчика — апофеоз литовского семинара. С первого дня мнения поляризовались. Алексейчиком восторгались, его ненавидели, презирали и любили. Яростно обвиняли и страстно защищали; одни были убеждены, что он шарлатан и садист, другие - что он гений и пророк. Он был главной темой кулуарных споров, вокруг него кипели страсти, ломались копья. Вопреки имени (Александр — защитник людей) он казался агрессивным нападающим, вопреки фамилии с ласковым корнем и уменьшительным суффиксом он казался каменным Командором. Периферийные и столичные (вильнюсские) мальчики и мужи порывались к нему в группу, как безрассудные витязи в замок Дракона, и не столько для того, чтобы победить, сколько с целью помериться силами и испытать свое мужество».
М. В. Розин следующим образом описывает работу группы ИТЖ:
1) Клиент рассказывает о своей проблеме. Он успевает выразить основную мысль, дать образ, сквозь который преломлены его переживания, но он не успевает завершить самовыражение и получить иллюзию понимания — его прерывают и