попадете им в руки, они могут вас жестоко обидеть из ненависти к нашей православной вере. В нашем селе недавно был такой случай. Бывший передо мною дьячок, опасаясь доноса со стороны гонителя православной веры, читая за литургией символ веры, произносил в восьмом члене так: И в Духа Святого, Господа животворящего, иже от Отца истинна исходящего, — и этим произношением некоторое время вводил униатов в заблуждение. Однако со временем на него все-таки донесли помещику, что он читает символ веры не по их обычаю. Узнав об этом, помещик пришел в ярость и, взяв с собою солдат, вошел в церковь незадолго до чтения символа веры. Когда же тот блаженный дьячок вышел на середину церкви и стал читать символ веры, помещик подошел к нему вплотную и со вниманием вслушивался в каждое его слово. Дьячок понял, с какою целью помещик подошел к нему и стал читать особенно громко, медленно и торжественно, и когда дошел до слов: ' И в Духа Святого', то, сам исполнившись благодати Духа Святого, еще громче и отчетливее возгласил: 'И в Духа Святого, Господа животворящего, иже от Отца исходящего', откинув то слово истинна, которое он раньше по малодушию прибавлял. Помещик вскрикнул, как дикий зверь и тут же в церкви кинулся на дьячка, схватил его за волосы, бросил его на землю и стал топтать его ногами, а затем приказал вытащить его из церкви и беспощадно бить его палками. В это время кто то успел сбегать к матери дьячка и сообщить ей о случившемся. Прибежав к сыну и обливаясь слезами, она уговаривала его не падать духом, но отдать самую жизнь свою за православную веру. 'Не бойся, говорила она, этого маловременного мучения, но претерпи за нее и саму смерть, да сподобишься получить от Христа мученический венец в царстве небесном'.
В ответ на эти слова страдалец проговорил: не сомневайся во мне, дорогая мать, я не только эти раны, но и в тысячу раз лютейшие готов претерпеть за веру, в которой одной только заключается несомненная надежда спасения. Слушая эти слова, мать радовалась духом и благодарила Христа Бога за то, что она сподобилась быть матерью страдальца за веру. Мучитель, видя и слыша все происходившее, рассвирепел еще больше и приказал солдатам еще беспощаднее бить страдальца. Под этими ударами страдалец Христов предал, наконец, душу свою в руки Божии'.
Выслушав этот рассказ, наши странники ужаснулись и не решились идти в Молдавию, но по совету дьячка, направились вниз по Днепру, к находившимся там православным монастырям. На пути, в одном селении, они встретили иеромонаха, от которого узнали, что недалеко оттуда на уединенном острове одной реки спасается благочестивый пустынножитель Исихия. Заинтересованный рассказом странника, Петр отстал от своих товарищей и решил не только побывать у этого отшельника, но если удастся, то и пожить с ним. Это было как раз то, чего искала его душа. Он попросил иеромонаха проводить его к Исихию и тот охотно согласился на это. Пустынник встретил их с большой любовью. Оставив здесь Петра, иеромонах ушел, а Петр был очень рад тому, что нашел, наконец, человека, какого ему было нужно.
Это, действительно, был истинный раб Божий, прилежно исполнявший все заповеди и имевший великую любовь к священному писанию. Он постоянно и усердно трудился в списывании отеческих книг. Следующий случай показывает, до какой степени он был ревностен в этом деле. Услышав однажды об одной редкой и полезной книге, находившейся в дальнем монастыре Черниговской епархии, он не поколебался отправиться туда пешком и, выпросив у игумена и братии эту книгу, возвратился с нею в свою келью, тщательно переписал ее и отнес обратно, поблагодарив игумена и братию за оказанную ему милость. Такова была его любовь к книгам. Замечая высокое духовное настроение этого отшельника, Петр горячо хотел остаться при нем. Однако к величайшему его огорчению старец ни за что не хотел взять его к себе в ученики. 'Чадо, говорил он, я человек грешный и недостойный и не в состоянии направить на путь Божий мою собственную бедную душу. Как же я осмелюсь принять тебя? Это дело не моей меры. Прошу тебя не отягощай меня твоей просьбой!' Думая, что пустынник отказывается по смирению, Петр еще настойчивее просил его, падая перед ним на колени; но тот оставался непреклонен. От постоянных слез лицо Петра опухло. Но старец, всей душой соболезнуя ему, упорно отказывался принять его и говорил: 'Молю тебя, не скорби Господа ради о том, что я не принимаю тебя, ибо я это делаю, не презирая твое спасение, но ради немощи души моей. Возложи же свою надежду на Господа, который не оставит тебя, от всей души ищущего спасения, но благодатно Своего наставит тебя на путь твой!'
Петр не знал, что ему делать и приходил в крайнее уныние. Иеромонах, приведший его к старцу, не являлся, идти куда-нибудь одному Петр по природной своей робости не смел, остаться при старце не было возможности. Наконец, пришел к старцу вышеупомянутый иеромонах. Старец стал просить его взять с собою Петра и отвести его в какой-нибудь монастырь, иеромонах согласился. Когда наступила минута последнего расставания со старцем, которого Петр полюбил всей душой, он припал к ногам старца и горько плакал, что не может пожить у него в святом послушании. Старец утешал его, советуя положиться на единого Бога, который устроит его жизнь по его желанию. Горячо поблагодарив старца за его любовь, Петр простился с ним и вместе с иеромонахом отправился в новое странствование. Посетив несколько монастырей, они пришли, наконец, в монастырь святителя Николая, именуемый Медведовским. Этот монастырь находился в области Киевского митрополита и имел своим настоятелем иеромонаха Никифора, но не того, при котором Петр поступил в Любечский монастырь.
Отец Никифор ласково принял Петра, поселил его с другим послушником и велел ему ходить на общее послушание со всею братией. Монахи убирали сено. Петр работал вместе с другими. Посылали его также и хлеб жать. Когда же увидели, что он по своей неопытности порезал себе пальцы, то назначили ему возить снопы на ток. Но и здесь постигла его неудача. Не умея управлять волами, он опрокидывал воз и рассыпал снопы. Не зная, что делать и как поправить беду, он садился на землю и плакал. Братия приходили к нему и упрекали его за то, что он не умеет ничего делать. Наконец, поручили ему возить на тока глину и воду. Хотя это новое послушание было ему тоже не по силам, он исполнял его с радостью. Так трудился он от раннего утра до позднего вечера. Но этим не ограничивалась его работа. Настоятель назначил ему еще ходить на клирос, резать в трапезе хлеб, подавать братии кушанья, убирать и мыть посуду, мести трапезную, и все это Петр делал с большою охотой, радуясь тому, что он может послужить братии. Когда настал Успенский пост, начальник сказал Петру: 'Я хочу на праздник Преображения Господня постричь в рясофор того брата, который живет с тобою в одной кельи, и тебя. Поэтому пойди к духовнику, исповедуй ему все грехи твои, и, получив от него разрешение, будь готов к причащению святых Христовых Таин. Сходи также к иеромонаху Никодиму и попроси его быть на постриге твоим восприемником'. Поклонившись начальнику в ноги и приняв благословение, Петр вышел из кельи, радуясь и ужасаясь тому, что так скоро удостоился облечения в первый монашеский чин. Он немедленно пошел к духовнику, исповедал ему свои грехи, и получил разрешение и благословение готовиться к принятию святых Таин. Затем он отправился к отцу Никодиму и Никодим спросил: 'Ты сам от себя просишь меня об этом, или по приказанию начальника?' И когда узнал, что Петр пришел к нему по приказанию начальника, обещал исполнить его просьбу, приказал ему вымыть голову ко дню пострига, что было очень кстати, так как Петр с самого выхода из Любечского монастыря, уже около пяти месяцев, не имел случая не только вымыть голову, но даже и волосы причесать.
В праздник Преображения Господня, по прочтении часов, совершилось пострижение Петра в рясофор. При этом произошло следующее обстоятельство. Начальник назвал товарища Петра Платоном, а Петра Парфением. Когда же по окончании обедни все вышли из церкви, то монахи, не расслышав хорошенько слов настоятеля, стали называть Петра Платоном, а его товарища Парфением. Огорченный этим Петр пошел к начальнику. Начальник ему сказал: 'Если братия переменили ваши имена, то так тому и быть. Отныне называйтесь: ты — Платоном, а он Парфением, и ты об этом не мало не скорби. Такова, значит воля Божия'. Спустя немного дней после этого приходит к Платону один монах и спрашивает его: 'Услуживаешь ли ты чем-нибудь тому старцу, который при постриге был твоим восприемником?' 'Нет', отвечал Платон. 'Как же это так, говорит монах, тебе следует услуживать ему чем-нибудь, например, нарубить дров, принести воды, развести огонь, подмести келью и тому подобное'. Платон поблагодарил за совет и пошел к своему старцу. Поклонившись ему до земли, он извинился, что до сих пор по своему невежеству ни в чем не послужил ему. Старец ответил: 'довольно с тебя, брат, и того, что ты ходишь на общее послушание. Мне от тебя никаких услуг не надо. Я еще, слава Богу, могу и сам себе послужить'. Немного времени спустя Платон снова встретился с вышеупомянутым монахом, и тот, узнав, что старец не захотел принимать никаких услуг от Платона, сказал ему: 'Ты пойди еще раз к старцу и попроси его дать тебе келейное правило'. Платон поблагодарил монаха за новое наставление, пошел опять к своему старцу и
