сеансе гипноза, которому нужен гипнотизер. Толпа – это масса, она хочет, чтобы ею манипулировали, контролировали ее, вели.
Толпа – это не мы.
Но кому принадлежат все эти метафоры? Фрейду, Бурку, историкам Французской революции, деятелям XIX столетия, журналистам? То есть кто рассказывает нам, что есть толпа? Не сама же толпа – толпа не рассказывает историй. Наблюдатели за толпой, те, кто наблюдал за ней, как вы наблюдаете за чем-нибудь, глядя из своего окна? Эдмунд Бурк переехал в Лондон и знал о революции с чужих слов. Ипполит Тайн о Парижской Коммуне узнал из английских газет, а потом читал лекции о ней в Оксфорде. А единственная толпа, которую видел Гюстав ле Бон,“создатель теории толпы” – это, похоже, толпа спешащих за покупками парижан. Кроме того, свою теорию ле Бон обильно подкрепил пассажами из Сципиона Сигеле, Габриэля Тарда и (неизбежно) Ипполита Тайна. Фрейд, два года спустя после окончания Первой мировой с ее разгулом национализма и антисемитизма создавший собственную теорию толпы и ее лидеров, основывал ее на трудах “непревзойденного” Гюстава ле Бона.
История толпы – это история страха: страха стать жертвой, страха потери имущества, страха террора (и Террора тоже); этот страх настолько силен, что ему просто необходимо дать имя – чтобы чувствовать себя в безопасности. Теории толпы – наглядный пример политики насилия и его социологии. С их помощью мы объясняем революции и свое эго. Они говорят, где причина, а где следствие, рассказывают нам о подавлении, жестокости, несправедливости, тюрьмах и пытках, цене хлеба, потере земли, эксплуатации, последствиях механизации и дегуманизации человечества. Теории толпы объясняют нам о толпе и насилии все – правильные посылы все время приводят к правильным результатам. Теории толпы объясняют, почему – неустанно, шумно, так громко, что страх больше нам не страшен. Но теории толпы крайне редко объясняют нам, что: что происходит, когда начинается “махач”, что такое страх, как это – быть частью толпы, быть одним из ее создателей».
Это была цитата из книги американского журналиста Билла Буфорда «Английская болезнь»… об английских футбольных болельщиках. Привела я ее не для демонстрации идей (с которыми я, впрочем, согласна), а в качестве примера того, как широко могут быть применимы теории психологии толпы…
ГЛАВА 7. ФИНАНСОВЫЕ МАНИИ В АНГЛИИ В КОНЦЕ XVIII – СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА
Следующие две главы посвящены инвестиционным маниям конца XVIII – середины XIX века в Англии и США. Они связаны в основном с инвестициями в инфраструктурные проекты – каналы, «автомобильные» и железные дороги. В США и Англии процессы идут схожим образом, но Англия, как ведущая экономическая держава этого времени, опережает США примерно на 50 лет. Чтобы не повторяться, на примере Англии мы подробнее поговорим о железнодорожной мании, а на примере США – о строительстве каналов и дорог. Заодно стоит упомянуть «серебряную лихорадку» в Калифорнии в 1840– 1850 годах и бум фермерских хозяйств на западе США в 1880-е годы. В «английской главе» речь также пойдет о первом буме на рынке ценных бумаг развивающихся стран – латиноамериканских, имевшем место в Великобритании в 1820-х годах. Однако нужно отметить, что на протяжении XIX века развивающимся рынком для британских инвесторов были и сами США, где англичане «закопали» многие миллионы фунтов.
Мои читатели, наверное, знают, что крах 1929–1932 годов на несколько десятилетий отбил у американцев охоту играть на фондовом рынке. Примерно такое влияние на английское инвестиционное сообщество оказал и крах рынка акций «Компании Южных морей». Он случился в 1720 году, а новая спекулятивная волна возникла лишь в 1790-е годы, то есть 70 лет спустя. Связана она была со строительством каналов.
Первый канал протяженностью 30 миль был построен в Англии в 1767 году, он связывал поместье герцога Бриджуотерского под Манчестером с небольшим специализировавшимся на ткачестве городком Ранкорн на юго-западе от поместья. Это не было техническим прорывом. Еще в Древнем Риме строили водные акведуки. Но каналы повлияли на экономическое развитие страны, удешевив транспортировку угля, сельхозпродукции и промышленных товаров. За 20 последующих лет было построено тысячи миль каналов. Инвесторы в первые каналы получили очень высокую доходность на капитал. Каналы были очень прибыльны, платили высокие дивиденды, котировки их акций росли. Идея строительства каналов также была с воодушевлением принята в обществе. За 20 лет более 50 парламентских указов призвано было регулировать строительство и работу каналов[53]. Спекуляция акциями каналов широкими кругами населения началась в начале 1790-х годов. Собрания пайщиков проходили в чистом поле, на постоялых дворах и даже в церквях – настолько модной стала эта тема. Пик спекуляции пришелся на зиму 1792–1793 годов. Газеты пестрели объявлениями брокеров, объявлениями о собраниях акционеров и таблицами цен акций. Акционеры одного из каналов даже придумали девиз для компании, заимствовав его у Горация: «Пусть на вас рекой польется золото» (дословно: пусть поток удачи покроет вас золотом). Но 21 января 1793 года во Франции судили и казнили короля Людовика XVI, и эта страна объявила войну Великобритании и Нидерландам[54]. Рынок акций встал, цены обвалились. Война оказалась катализатором этого процесса, но у него были и реальные экономические причины. Первые каналы строились в основном крупными землевладельцами, которые четко представляли себе, какой экономический эффект они дадут, и доходность инвестированного капитала достигала 50%. Более поздние проекты не были экономически обоснованными, и доходность капитала там составляла лишь около 5%, что было сопоставимо с доходностью «безрисковых» государственных облигаций. Мания строительства каналов оказалась прелюдией к гораздо более масштабному буму железных дорог, но, раз мы движемся в хронологическом порядке, сначала поговорим о латиноамериканских долгах.
ЛАТИНОАМЕРИКАНСКАЯ МАНИЯ 1822–1825 ГОДОВ
Что такое Англия и Шотландия 1820-х годов? В Европе закончились наполеоновские войны, длившиеся с 1803-го по 1815 год. В 1817-м страна преодолела экономическую депрессию, вызванную войной. В обществе появились надежды на лучшую жизнь.
Англия понесла в войнах с Францией колоссальные потери. Но с другой стороны, по окончании войн она испытала не меньший приток капитала с континента. В том числе и потому, что в стране существовали финансовые институты, которые могли эти деньги разместить. Лондон становится европейским финансовыми центром, в него перемещается финансовая активность из Амстердама. В 1819 году отменены ограничения по обмену английских банкнот на золото, введенные законодательным путем еще в 1797 году, чтобы помочь Банку Англии, который в военные годы не располагал достаточным количеством золота [
В 1820-е годы спекуляция сдвигается в сторону торговли иностранными бумагами. Этому есть свое объяснение. Резкое сокращение расходов бюджета в связи с окончанием войны позволяет снизить государственный долг, который в ходе конфликта достиг 700 млн фунтов. Снижение долга означает, что государство может платить более низкие проценты по своим облигациям. В 1822 году объявлено о конвертации 5%-ных консолей, обращение которых прекращается, в 4%-ные. Большинство инвесторов от сделки отказываются, и им выплачивают полную стоимость бумаг живыми деньгами. На рынке оказывается 3 млн свободных средств, которые нужно куда-то вложить. Вложения в акции кажутся поначалу слишком рискованными, да и выбор по-прежнему невелик. Тогда инвестиционные банки и публика обращают свое внимание на иностранные облигации. Еще в 1817 году банк «Бэринг» разместил облигационный займ потерпевшей поражение Франции в размере 28 млн фунтов; он предназначался для выплаты репараций Англии. Инвесторам были предложены пятилетние облигации, номинированные во франках, с номинальной процентной ставкой в 5% и ценой размещения в 85% от номинала. Вскоре банк Ротшильда
