Бабка-Йожка Прынцесса, или просто Вия
День пятый, воинственный
Ох, голова моя! Какая боль! Да что же это такое, как ни открою глаза, перед ними все плывет и качается, и валяются чьи-то белые мохнатые лапы.
Так, стоп, нужно собраться и припомнить все, что сумела сохранить моя память. А в ней почему-то мелькают странные виды, зеленоволосых женщин сменяют крылатые мужчины с красноватыми глазами… потом всплывают укоризненные зеленые глаза… И вот это воспоминание непонятным образом заставляет меня чувствовать себя одновременно польщенной и виноватой…
Еще видится какой-то золотоволосый красавчик… зло пинающий меня ногой в смешной женской туфле, расшитой стразами… Или нет, это были настоящие камни… вот эту мысль я хорошо помню. Что меня лупят драгоценными камнями.
Так, сначала нужно убрать головную боль… а заодно и в ребрах… всего одно слово шепнуть… черт, а что это так давит мне на шею?
Но тяжесть в голове уже начала понемногу проходить, и через минуту я смогла приоткрыть глаза и рассмотреть окружающий мир без тошноты и головокружения, сопровождавших эти действия раньше.
Ох, и нифига ж себе! Мир оказался надежно упакован в крепкие металлические прутья тесноватой решетки, и, причем не для меня одной. Рядом, чуть покачиваясь, сидит с закрытыми глазами светловолосая девчонка в порванном на плече платье, кое-как стянутом простенькой брошкой. Нас снова сильно тряхнуло, мотнуло из стороны в сторону, дороги здесь оказывается, точно такие, как у нас в деревнях.
Воспоминания о событиях прошедшей ночи потихоньку проявлялись в памяти и не приносили с собой никакого повода для радости. Последним светлым пятном была по-собачьи виляющая невидимым хвостом дриада, потом всплывало ощущение сильного удара по голове и последняя испуганно метнувшаяся мысль. О том, что нужно лизнуть лапу.
И судя по тому, что сейчас я снова белая и пушистая, мне удалось осуществить это намерение.
Потом в памяти был провал, прервавшийся пронзительным криком яростно сопротивляющейся девчонки. И открывшийся моему взору очень эротичный вид снизу голой… хм, спины золотоволосого мужчины, пытающегося притиснуть к кровати извивающуюся девушку.
Ну, такого безобразия я, конечно, потерпеть не могла, потому, не обращая внимания на раскалывающуюся от боли голову, выползла из-под стола, куда неизвестно как попала и врезала лапой по самой белой и круглой части этой самой… хм, спины.
Разумеется, не забыв выпустить когти, ну не гладить же я его собиралась?!
Потом вопил уже он, изворачиваясь ужом, чтобы разглядеть пять красных полос, вспоровших гладкую кожу. Про девчонку герцог, потрясенный покушением на его драгоценное тело, забыл напрочь, с воем выскочил из комнаты и некоторое время мы оставались одни.
Я, видимо, впала в забытье, не успев даже подлечить свои болячки, потому что вновь пришла в сознание от боли в боках, по которым меня со всей дури пинал уже одетый в халат и туфли, украшенные камнями, герцог. Еще в комнате находилось несколько воинов и, как ни странно, трясущийся от страха староста.
- Метаморфы, господин, метаморфы энто! Кажное лето так и прут из дивного леса… вон он, почти под боком! А вот зимой их нет, они туда плодиться уходят… - тараторил он, заискивающе заглядывая в искривившееся от ненависти лицо.
Сразу потерявшее для меня всю красоту и обаяние.
- А что белая, так ить, среди них разные встречаются… но белые редко… дорогой зверь!
Видимо мне нужно теперь будет отблагодарить старосту, именно эти его слова спасли мою жизнь. Висевшую в тот момент на волоске. Вернее, на конце меча одного из воинов, стоящего надо мной с этим самым мечом наготове.
Потом на нас надели ошейники, вот теперь я вспомнила, как приобрела это совершенно ненужное мне украшение и, крепко держа за поводки, вытащили из дома в освещенную двумя лунами ночь.
Во дворе втолкнули в клетку из железных прутьев сначала мою напарницу, следом меня… вот тут мои воспоминания опять рвутся, видимо, в тот момент я снова ударилась обо что-то больной головой.
Тихонько шепчу заклинание излечения ран, надоело терять сознание от каждого пустяка. Проклятый ошейник отзывается на мой шепот резким давящим движением, и это открытие огорчает меня больше всего. Таких вещиц нет в моем мире, по крайней мере, мне о них ничего не известно. Я только в сказках, да книжках встречала упоминание об артефактах, что могут блокировать магию. Или наказывать за её применение. Так вот, похоже, это милое украшеньице как раз из той серии.
Девчонка открыла глаза и в их бездонной черноте плеснулась такая ненависть и боль, что у меня вдоль хребта встала дыбом шерсть. И очень захотелось поверить, что направлена эта ненависть не на меня.
Осторожно оглядываюсь вокруг и начинаю понимать, клетка, в которой нас заперли, стоит на телеге, едущей почти в середине обоза. Его головные повозки сейчас хорошо видны на изгибе проселочной дороги, тянущейся вдоль реки.
Возница, сидящий на передке телеги, заметно клюет носом, и мне хватает короткого шепотка, чтобы он сладко уснул. И снова впивается в шею тяжелый ошейник.
- Как ты? - тихо шепчу сокамернице, или, лучше, соклеточнице?
Она вмиг испуганно съежилась в углу, поджала босые ноги, и опасливо оглянулась на возницу.
Что же он с ней сотворил, этот гад герцог, запугал бедняжку почти до потери сознания!
- Не бойся. Я тебе не причиню зла. - Снова шепчу я, и, почувствовав, как отступает тянущее ощущение в ребрах, осторожно отодвигаюсь в свой угол.
Чтобы дать осознать невольной попутчице свои миролюбивые намерения. Мне хочется ее успокоить, рассказать об отце… семейное сходство лучше всяких документов говорит, что передо мной Нилина. Но пока этого делать не стоит. Знаю я не понаслышке, как любовь сводит женщин с ума. На самые безрассудные поступки готовы, чтобы доказать милому свою преданность. Я ей откроюсь, а она тут же попытается этими сведениями купить у него прощение.
И то, что девчонка вчера так сопротивлялась, не имеет пока никакого значения. Возможно, она уже пожалела о своей неприступности, и думает, что он не обошелся бы с ней так жестоко, прояви она больше понимания и ласки. Самое стойкое и глубокое женское заблуждение. Каждые восемь из десяти моих клиенток, что прибегают с последними купюрами за приворотным зельем, рассказывают в различных вариантах именно эту историю.
Издали раздался крик и обоз начал притормаживать. Или это по-другому называется, когда касается не машин, а телег? Но мне все равно, я люблю называть вещи теми именами, к которым привыкла, и изменять своему правилу не собираюсь.
Чтобы наша телега не врезалась в переднюю, пришлось будить водилу. А он молодец, сразу сориентировался, видать, не первый год так дрыхнет за рулем.
Привал. Наконец-то я разобрала, что кричал старшина обоза.
Телеги остановились, забегали возницы и слуги, выпрягали лошадей, вели поить, разжигали костры, ставили на них котлы с водой.
И никто не обращал ни малейшего внимания на нас, сидевших под полуденным солнцем в раскаленной железной клетке.
- Тебе воды давали? - спросила я смеску, и от этого простого вопроса ее недоверие дало первую трещинку.
Губы несчастно скривились, глаза наполнились слезами.
- Не плачь, - шепнула я, и хотела по привычке добавить, мужчины не плачут… только какие же из нас мужики?
Мы женщины и значит должны быть сильнее обстоятельств.
- Слезы пленных - радость для захватчика. - на ходу изобрела я поговорку и девчонка, как ни странно, ей поверила.
Шмыгнула носом и украдкой стерла слезинку. А когда через час, неторопливые от сытной еды воины пришли к клетке и начали отпирать узкую дверцу, девушка сидела, гордо выпрямившись, и смотрела перед собой ледяным взглядом. Хотя на самом деле еле дышала от невыносимого пекла. Ушедшие обедать в тень деревьев воины и возчики и не подумали прикрыть оставленную на солнцепеке железную тюрьму хоть
