«человечество» именно как единое целое, до Иисуса было просто невозможно. Когда Данте употребил в первый раз это выражение, он, скорее всего, заимствовал его из латинского перевода греческого гимна в честь Богородицы «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род…». Однако поэт прибавил к выражению genus humanum слово omne («весь»), блестяще подчеркнув, что человечеством мы, люди, становимся только в том случае, когда включаем в свое сообщество всех людей, что живут на Земле, без какого бы то ни было исключения. Именно с этим связаны и те его переживания, о которых Данте нам рассказывает в XIX песни «Рая». Человек родился на берегу Инда, жил без греха (sanza peccato), но умер некрещеным. Справедливо ли то, что он будет наказан? — спрашивает поэт и сам же дает ответ, утверждая, что
то есть «многие из тех, кто кричат: Христос, Христос, будут на суде намного меньше ближе к Нему, чем тот, кто не знал Христа». Вставляя латинское слово ргоре (близко) в итальянский текст, Данте как бы отсылает читателя к тексту Евангелия, которое, разумеется, его современникам было известно только на латыни. При этом он цитирует Нагорную проповедь: «Не всякий, говорящий мне «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7:21), а затем упоминает о суде (giudicio), то есть напоминает нам 25-ю главу Евангелия от Матфея, где речь идет о том, что главное, о чем спросит Иисус на суде, будет связано с тем, накормил ли ты голодного и пришел ли на помощь к больному или к заключенному в темницу, но не с тем, как и какими словами исповедовал ты свою веру. Через доброделание человечество обретает то единство, что даровано ему в Адаме и утверждено в подвиге Иисуса. Главное заключается не в том, чтобы знать о Христе, но в том, чтобы conoscere Cristo, то есть знать Его Самого или ощущать Его присутствие в мире.
При этом нельзя не вспомнить, что в Своей Первосвященнической молитве (Ин. 17:1—26), являющейся одним из самых удивительных мест всего Нового Завета, Иисус говорит: «Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои» (ст. 9). У того, кто прочитал это место Евангелия от Иоанна в русском переводе, может создаться впечатление, что Иисус не только просит Отца, но и умирает не за всех, а за избранных, за «тех, которых Ты дал Мне», ибо Он ясно говорит «не о всем мире молю». Этот текст, однако, приобрел такое звучание в результате чистого недоразумения. В греческом тексте в словосочетании «не о всем мире» отсутствует слово «всем», появившееся только в русском переводе; таким образом, Иисус говорит о том, что Он молит не о мире, а о людях.
Дело в том, что в текстах Нового Завета слово «космос» («мир»), обозначающее, если переводить его с греческого буквально, такие понятия, как «красота» или «порядок» (именно такое значение имеет и латинское слово mundus), приобретает не совсем обычное для него значение. Здесь это не Вселенная, не тот мир вокруг нас, что сотворен Богом, прекрасен и полон Его присутствия, но общество, какая-то человеческая структура, которая возникла благодаря тому, что люди начали объединяться друг с другом вне Бога и вопреки тому, чего ждет от них Бог.
«Мир (il mondo) как враг добра, — пишет в своих «Мыслях» фантастически наблюдательный и беспредельно начитанный Джакомо Леопарди, — это понятие получило всеобщую известность благодаря Евангелию и современным писателям, в том числе и светским, тогда как древним оно было совершенно незнакомо». «Мир» для Нового Завета — это действительно nemico del bene, или «враг добра», как говорит Леопарди. Это то общество, что «лежит во зле» (1 Ин. 5:19), и «ненавидит» учеников Иисуса (Ин. 15:18), именно поэтому Иоанн Богослов пишет своим ученикам: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин. 2:15).
Однако и мир (не каждый в отдельности взятый человек, но человечество в целом) может стать другим, потому дней после Пасхи, и это не случайно. Христос действительно находится среди нас, но очень часто мы Его не замечаем. И сегодня (как и тогда!) Мессия зачастую остается неузнанным.
«Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира», — говорит, указывая на Иисуса, Иоанн Креститель; и в этих словах угадывается текст пророка Исайи:
«Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущими его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53:7).
Агнец из пророчества Исайи — образ кротости и смирения. Иисус выступает как этот кроткий библейский агнец. В течение первых веков церковной истории, пока запрет на изображение лица человеческого как образа Бога будет традиционно действовать и среди христиан, Его, Иисуса, будут изображать в виде Агнца, о Котором повествует Предтеча.
Иоанн говорит, что «пришел крестить в воде». Дальше текст как бы обрывается. Из синоптических Евангелий мы знаем, что эта фраза должна быть продолжена: Тот, Кто придет после, «будет крестить Духом Святым» — у Марка, а у Матфея и Луки — «Духом Святым и огнём». Но Иоанн обрывает начатую фразу, как бы предлагая нам дочитать ее у синоптиков. Это достаточно распространенный в Евангелиях случай, когда в одном из них текст, казалось бы, должен быть продолжен, но обрывается, и дочитывать его нужно у других евангелистов, в Деяниях апостолов или в одном из апостольских Посланий. Так и тут: о том, что Тот, Кто придет после, будет крестить Духом Святым и огнем, мы можем прочитать в другом месте. Значит, здесь нет необходимости говорить об этом. Но в Евангелии от Иоанна есть другая, гораздо более важная фраза: «Но стоит среди вас Некто». Это «стоит среди вас» напоминает литургический возглас «Христос посреди нас!», с которым предстоятель во время литургии перед пением «Верую» обращается к своим сослужителям.
«Стоит среди вас Некто», — говорит Иоанн. И сразу вспоминается Евангелие от Матфея. «Где двое или трое собраны во имя Мое, — говорит Иисус, — там Я посреди них» (Мф. 18:20). «Я с вами во все дни до скончания века» — последний стих 28-й главы Евангелия от Матфея. Итак, здесь опять обозначена именно эта тема: присутствие Христа среди людей. «Он среди вас», — говорит Предтеча. «Он среди нас», — отвечаем на это мы.
«Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених?» (Мк. 2:19). Мы знаем, что Жених, Который грядёт в полунощи, — это Иисус. Но этот Некто, или Агнец Божий, — Он же и Отрок. В Евангелии от Матфея цитируется текст из книги пророка Исайи: «Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюбленный Мой», — говорит Бог (2:18). Слово «отрок» на первый взгляд совсем из другого ряда. На иврите, в греческом, латинском и славянском языках между словами «отрок» и «агнец» нет ничего общего. Но на арамейском оба слова звучат одинаково:
Далее Предтеча продолжает тему Отрока, или Агнца, тему Мессии, говоря о том, что он «видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем». В русском Синодальном переводе греческое слово передано как «голубь», но в греческом языке это слово женского рода (как и в латинском). Значит, если более точно — Дух Божий сходит с неба в виде голубки (кстати, на иврите слово «дух» —
На вопрос, заданный священниками и левитами из Иерусалима, Христос ли он (Ин. 1:20), Иоанн Креститель отвечает «нет», и на вопрос, Илия ли он, Иоанн тоже говорит «нет». Дело в том, что в последние века ветхозаветной истории в иудейской среде все больше утверждается точка зрения, согласно которой незадолго до пришествия Мессии должен прийти Илия-пророк как Его предтеча, предшественник и глашатай. Поэтому иудеи, пытаясь узнать, что происходит, не сбываются ли предсказания, содержащиеся в речениях пророков, спрашивают Иоанна: «Ты Илия?», на что Иоанн отвечает «нет».
Можно привести два библейских текста, где говорится о том, что перед лицом Мессии должен прийти Илия. Это третья глава книги пророка Малахии и 48-я глава книги Премудрости Соломона, сына Сирахова. Иоанн заявляет, что он не Илия, и тем не менее говорит именно как Предтеча, и все это понимают. Он
